Несмотря на то, что мне всей душой хотелось сражаться бок о бок с другими управителями, я понимал, что буду только мешать. Сил у меня почти не осталось, в ушах стучала кровь, а перед глазами расплывались цветные круги. Аглая выглядела не лучше — бледная и окровавленная, она едва не выпала из перчатки, но мне вовремя удалось удержать ее. Ворожея благодарно кивнула и вцепилась в меня, так как абсолют с ее стороны стал скользким от крови.
Заметив это, управитель чуть сжал пальцы драгуна, уменьшая зазоры между ними. Теперь выпасть мы не могли, но ослаблять хватку я не стал, не желая болтаться в кованой перчатке, словно в центрифуге.
В узких щелях между пальцами показался лагерь нашей армии. В нем, словно муравьи в муравейнике, копошились сотни солдат, готовивших оружие к бою. Не успел я подумать, что пушки принесут мало толку в бою с полозами, как небо над нашими головами едва не треснуло от мощнейшего раската грома.
Раздался свист и…
…я понял, что это не гром. Это пушечный залп!
Сотни ядер по дуге перелетели реку Неман и метеоритным дождем накрыли лагерь армии Российской империи. Закричали люди: вопли раненных и приказы командиров зазвучали одновременно. Ответный залп не заставил себя долго ждать.
— Держитесь крепче! — велел нам управитель драгуна. Пусть и искаженный. Но голос Строганова не узнать было сложно. Едва он стих, как доспех сменил курс, уходя от лагеря.
— Надо помочь нашим! — заорал я.
— Мы обязаны доставить Его Величество обратно в Москву. — Отрезал Строганов, выводя драгуна на нужный курс.
— Где государь? — тихо прохрипела Аглая, но управитель ее услышал.
— Рядом со мной. В кабине. Держитесь!
Едва Строганов договорил, управляемый им драгун понесся вперед так быстро, как только мог, оставляя поле боя за спиной.
6. Пробуждение
После того, как Строганов доставил нас в Москву, меня подлатали доктора и отправили домой восстанавливаться. За столь расточительное использование силы драгуна меня ждала неминуемая расплата. И ощущаться она начала еще на подступах к столице.
Теперь же, лежа на кровати и периодически проваливаясь в забытье, я отчаянно старался собрать воедино расплывающиеся в больной голове мысли. Но все было тщетно. Как ни старался, я не мог сообразить, сколько дней прошло со встречи на реке.
Сознание путалось, перед глазами расплывались круги, меня трясло и бросало то в жар, то в холод. Растекшаяся по телу усталость вжала меня в простыни и не позволяла даже оторвать голову от подушки. Одеяло, больше напоминающее могильную плиту, навалилось сверху и не желало отпускать меня из своих объятий.
Хуже самочувствия меня мучило разве что незнание. После событий на реке Неман вопросов было куда больше, чем ответов. А еще все это горьким послевкусием венчала досада, что нам пришлось отступать ценой жизни солдат. Да, я понимал, что на кону стояла судьба Императора, но мне от этого было не легче.
Пока слабость подтачивала организм, обо мне заботились Дея и Злата. Первая подошла к вопросу со весей ответственностью: омывала меня, меняла пастельное белье, варила бульоны и даже читала мне вслух, а вторая… Вторая старалась по мере сил и больше мешала, чем помогала. Впрочем, в моменты горячки прохладная кожа Златы хорошо снимала жар и успокаивала мысли.
Когда я, казалось бы, просто моргнул и провалился в беспамятство, примчалась Дарья. Она притащила с собой доктора — Арсения Ивановича Ланского. Тот придирчиво осмотрел меня и сказал ровно то же самое, что и врачи в Кремле: пациенту нужны тишина и покой. Организм исчерпал все ресурсы, поэтому восстановление шло тяжело.
У этого недуга даже название имелось — болезнь управителя — особый вид переутомления, как мышечного и умственного, так и духовного. К счастью, если больной не умирал сразу, то всегда вставал на ноги в ближайшие неделю-две.
Успокоив Дарью и Дею, Ланский дал мне каких-то капель и удалился. Приняв лекарство, я снова провалился в сон, наслаждаясь дарованной Златой прохладой и уютным мурчанием рыжей кошки. Не знаю благодаря чему из всех принятых мер, но мысли мои, наконец, выровнялись и замедлили свое хаотичное движение, позволив мне спокойно уснуть.
Во сне или же в глубине своих мыслей я стоял перед Чернобогом. Он возвышался надо мной черной махиной — злой, угрожающий, мрачный. Светящиеся зеленые глаза смотрели с укором. Маска-забрало не выражала никаких эмоций. Но я знал, что древний драгун сердит. Он жаждал битв и жалел, что пропустил побоище у реки, в котором мог сгинуть его единственный управитель.
Я разделял чувства своего доспеха, и мы вновь поняли друг друга без слов. Чернобог предо мною вдруг распластался по земле вязкой черной массой, похожей на расплавленный гудрон. Тьма забурлила, и из нее один за другим начали подниматься человеческие фигуры — управители разных эпох, каждый из которых нашел свою смерть внутри Чернобога, чтобы стать его частью.
Воины минувших лет окружили меня, и каждый из них положил свою руку на мое плечо. Мы стояли в абсолютной тишине. Они смотрели на меня пристально, но без неприязни. Суровые, но благородные лица казались мрачными посмертными масками, на которых жили лишь зеленые глаза. Ближе всех ко мне стоил воитель в старых черных доспехах, которые и стали в последствии Чернобогом.
Мне никто не сказал об этом. Но я это знал, как и то, что солнце встает по утрам и садится ночью.
Воитель коротко кивнул мне и отступил. Остальные тоже разошлись, чтобы вновь растечься по полу вязкой тенью, которая вдруг метнулась ко мне и накрыла своим саваном с головы до ног.
Дыхание на миг перехватило, могильный хлад сковал все тело, но вскоре ему на смену пришло ощущение тепла и спокойствия. Моя грудь стала подниматься ровнее, мышцы расслабились, и я почувствовал, как в них возвращается сила.
Остаток ночи меня не беспокоили ни боли, ни сны, а заглянувшее в комнату осеннее солнце разбудило робкими, все еще теплыми лучами. Я открыл глаза и впервые со времени возвращения домой увидел все ясно и четко. К моему удивлению, руки и ноги больше не казались мягкими веревками и слушались. У меня даже самостоятельно сесть получилось, отчего лежащая в ногах кошка издала вопросительное «мяу».
— М?.. — дремавшая в кресле Дарья вздрогнула и распахнула глаза. — Миша! — она вскочила, опрометью бросилась ко мне и обняла так крепко, что едва не задушила. — Как ты?
— Подышать бы… — прохрипел я.
— Ой, прости, — Дарья быстро отстранилась и взглянула на меня с тревогой. — Ты просто снова заставил всех волноваться.
— Это чтобы вы не скучали, — я подвигал пальцами, согнул и разогнул руки, свесил с кровати ноги и поставил их на ковер, ощущая ступнями его мягкий ворс.
— Заскучаешь с тобой, как же, — убедившись, что мое самочувствие улучшилось, Дарья немного расслабилась и даже улыбнулась.
На миг мне показалось, что в девушке что-то неуловимо изменилось. Взгляд ее сделался мягче, чем обычно, черты лица разгладились, губы больше не сжимались в тонкую полоску. Казалось, что пока мне нездоровилось, Дарья стала куда женственнее, чем была в последнюю нашу встречу. А ведь прошло не так много времени.
— Что-то не так? — невеста смутилась моего внимательного взгляда, но глаз не отвела.
— Просто любуюсь, — этими словами я заслужил еще одну улыбку, столь очаровательную, что мне захотелось сжать Дарью в объятиях. — Иди ко мне.
— Подожди, — девушка отстранилась и с укоризной покачала головой. — Этот твой взгляд мне известен, — со снисхождением произнесла она. — Но пока доктор не скажет, что ты здоров, я не позволю тебе напрягаться. Ты едва не умер, Михаил.
— Но не умер же, — я пожал плечами. — Просто слегка занемог.
— Слегка занемог? — Дарья даже встала. — Ты бился в горячке целую неделю!
Я присвистнул. Мне казалось, что прошло максимум пару дней. Три, на худой конец. Но неделя…
В комнате повисла неловкая тишина. В ответ на мою озадаченность во взгляде Дарьи вновь появилось беспокойство. Она сделала шаг вперед и коснулась губами моего лба.
