Теперь эти изобретатели-инженеры занимаются исследованием и предлагают свои идеи усовершенствования русских пароходов. А я присматриваю возможность начать, наконец, патентовать русские изобретения хотя бы в Англии, где патентное право хоть немного развито.
А еще были запланированы встречи с химиком Захаровым и с Федулом Григорьевичем Громовым. Яков Дмитриевич Захаров и его команда, вышли-таки на понимание, как можно производить большое количество бездымного пороха, но прежде всего кислоты. Теперь же нужно, с привлечением умельцев из Нижнего Новгорода, из Тулы есть кого переманить, но начать строительство завода.
Купца-миллионера-старообрядца Громов, как и его брата, я собирался заинтересовать строительством порохового завода. Громов, имея верфь в Петербурге, выказал особую заинтересованность в том, чтобы начать сотрудничество на предмет строительства пароходов.
В целом, этот старообрядец был крайне занимательным человеком. Использовал паровые машины, даже пытаясь при их помощи организовать лесопилку, даже на мельницах старался механизировать работы. Так что он и его брат Сергей Григорьевич могли бы стать очень важными людьми для очередного рывка на пути к прогрессу. Я не против, чтобы братья вошли в долю при строительстве пароходов, но при этом моим условием было их участие в проекте строительства первого в мире завода по производству бездымного пороха.
Старообрядцы умеют хранить коммерческие тайны, держат слово и в целом представляются мне очень неплохими партнерами. Но, а через Громова я хотел выйти на таких старообрядцев, как Зотов, Морозовы и другие. И, пусть время богатейших предпринимателей-старообрядцев еще не пришло, идет только их становление, как богатейших предпринимателей России, но родоначальники великих фамилий живут сейчас. И они уже двигают семейный, корпоративный бизнес. Именно, что семейный и корпоративный, так как все старообрядчество весьма тесно между собой взаимодействует и, если нужно, помогают друг другу. В этом они где-то напоминают еврейство, только бы подобное не ляпнуть при купцах-старообрядцах.
— Михаил Михайлович, исходя их того объема работы, когда нужно обсудить, математически рассчитать, сопоставить с отчетами, согласовать и написать планы, понадобиться отработать более недели. И ты об этом знаешь, — сказал Николай Игнатьевич Тарасов. — А нынче собрались, дабы посмотреть друг на друга.
«Ага, рассказать сочинение на тему: как я провел лето», — подумал я.
Но он прав. Суеты много. Деньги не любят излишней поспешности, а мы собираемся зарабатывать большое количество денег, из которых каждой копейки свой счет нужен.
— А ты, Коля, давно плеткой по горбу получал? — спросил я. — Нет? Так в морду сейчас твою наглую пну, осаживать меня еще будешь.
Госкойн не понял моей шутки и в его глазах поселилась растерянность. Вроде общество приличное, а тут, оказывается, еще и плеткой порют, да и в морду грозятся дать
— Карл Карлович, — обратился я к Госкойну, заметив реакцию шотландца. — Вы не обращайте внимания, это такой стиль общения между близкими людьми. У русских есть поговорка: бьет, значит, любит. А лучшие друзья — это те, кому во хмели можно и в морду дать, а после обняться и со слезами спеть душевную песню.
— И что, мне не быть ваш друг? Я не позволить бить себя по… лицо, — спросил шотландец.
Я рассмеялся. Пусть немчура привыкает к такому общению, я не хочу иначе общаться с теми, кого зачисляю в свою команду. А с Чарльзом Гаскойном мы дольщики большого Луганского завода, пусть я и владею семьюдесятью процентов долей. Так что тут либо друг, либо выкупаю его долю.
— Вы еще, Карл, не до конца изучили богатую и глубокую русскую душу. Путей к дружбе у нас огромное множество. И, Карл, я уже считаю вас своим другом. Вы приняли русское подданство и человек чести. Так что я не вижу никаких причин, препятствующих нашей дружбе, особенно, что нас еще объединяют и большие деньги, — сказал я.
— Англичанин на первое место поставил бы деньги, — улыбнулся Госкойн.
— Нам еще кредит отдавать императорскому банку за Луганский завод, — заметил я. — Так что давайте дружить.
На самом деле кредит не такой уж и большой. На данный момент я владел активами, из которых без лишних потрясений можно вывести сумму почти в шестьсот тысяч рублей. Кредит же всего в полтора миллиона. С текущими доходами меньше, чем за год могу отдать. А еще ликвидность Луганского завода все больше возрастает.
Активные боевые действия на морях полностью загрузили те мощности Луганского предприятия, которые и планировалось использовать под военное производство. Строятся новые линии по производству пушек, ядер, бомб и даже ракет. Как это не удивительно, но даже изготовление сельхозинвентаря по императорскому заказу капитализировало завод на тысяч пятьсот больше прежнего. О такой марже следует только мечтать. Ну разве я в этом мире не для того, что б сказку сделать былью? «Сперанский и компания» — мечты сбываются. Не Газпром, но, может, получиться и круче.
— Мы так ни к чему не придем, не порешаем все накопившиеся вопросы, — заметил Кулибин. — Спешка нужна только при ловле блох. Ты, Михаил, быстрей стреляйся, да хватит баловаться дуэлями, от Лукавого оно, нужно созидать и изобретать, пока живы. Мне не терпится посмотреть на работу моего оптического телеграфа.
— А я настоек белокуракинских привез, — заметил однорукий Осип.
Осип нынче и не похож вовсе на мужика. Аккуратная, достаточно коротко стриженная, борода, будто только из барбершопа будущего вышел, одежда, приличествующая купцу-миллионщику. Даже понабрался манер и научился более или менее держаться в обществе, по крайней мере, не говорит глупости, изобличающие низкое происхождение. А на фоне академика-мужика Кулибина, так и вполне гармонично выглядит.
— Прошу простить, господа. Важный гость пожаловал, — нашу дружественную пикировку и разговор о сущности русской души и о том, что пора бы и выпить, так как Осип настойки привез, прервал зашедший в мой кабинет Никифор.
Сердце пробило лишние удары, чуть ускоряясь. Подумалось, что это Катя. Я ожидал, что княгиня Оболенская, хоть на аркане, но притащит мою жену ко мне обратно. Но я ошибся.
— Алексей Андреевич, неожиданно, но не скажу, что неприятно. Напротив, признаться, мне не хватает в высшем свете искреннего и непритворного общения, — встречал я Аракчеева.
Я не особо лукавил, когда сказал, что был бы рад пообщаться с Алексеем Андреевичем. Относительно иных придворных, Аракчеев, может, просто не умеет льстить, тонко интриговать, действовать в угоду сиюминутной конъюнктуры. Он не хорош, не плох, но кажется правдивым. Но, и назвать его безгрешным точно нельзя.
— Мы можем с вами прогуляться и поговорить? Знаю, что у вас гости и много дел. Я не займу много времени, но то, что должно, скажу, — деловитым тоном сказал Аракчеев.
— Вы предлагаете пройтись вдоль Екатерининского канала? — спросил я.
Гость задумался.
— Пожалуй, нет. Простите, Михаил Михайлович, я не подумал о том, что недавно вас пытались убить, пожалуй, мы можем присесть в саду у вашего дома, — сказал Аракчеев.
Мы прошли за дом, обойдя парадную, там был небольшой сад, который, можно так сказать, делили три дома, в том числе и мой. Я уже присматривал себе новый участок для строительства более серьезного дома, со своим собственным садом. Если раньше я относился к такому, как к излишнему роскошеству, но теперь понимал, насколько большие дома повышают и статус их хозяев. Обер-гофмаршалу просто неприлично иметь дом всего-то на десять комнат, да еще и без сада. И не важно, что есть имение, где сейчас вовсю строится целый дворец, нужно, чтобы и в Петербурге все видели, что я богатый и успешный, значит важный и со мной нужно иметь дело.
— Вы от государя? — спросил я, догадываясь, о чем хочет говорить Аракчеев.
— Да. Дуэль… — нехотя начал говорить Алексей Андреевич, когда мы присели в деревянной беседке, что располагалась в центре скудного, особенно в ноябре, садике. — Государь-император не хочет, чтобы вы бились. Этого не хочет и… мадам…
