— Вам плохо? — безучастно спросил я, даже не пошевельнувшись в сторону Палена.
— Нет, нет, все хорошо! — откашлявшись сказал Петр Алексеевич. — Но позвольте полюбопытствовать. Откуда вам известно о заговоре?
— Его величество сказал, — безэмоционально ответил я.
— Ах, вот в чем дело! — Пален не скрывал своей радости.
Он подошел к столу и сел не во главе его, а на кресло рядом со мной, словно хотел подчеркнуть наше равенство. Но я и так уже не ощущал себя человеком с более низким статусом, чем у этого курлядца. Пусть моя должность придворная, но я один из богатейших людей Российской империи, герой последней войны. Я тот, кто должен «поиметь» Палена!
— У меня есть предложение к вам. Не хотите ли послужить нашему государю? — вопрос звучал, словно приглашение на вечеринку.
— Я только то и делаю, Петр Алексеевич, что служу. А в чем суть очередного этапа службы? -спросил я.
— Поучаствовать в заговоре! — выпалил генерал-губернатор, беззастенчиво всматриваясь в мое лицо, пытаясь понять реакцию.
— Объяснитесь! — спокойным тоном попросил, даже не потребовал, я.
— Вы станете одним из заговорщиков, но поможете мне разоблачить всех. Придете на их собрание, но один, без вашей вечной охраны, чтобы не спугнуть подлецов. У меня есть сведения, где оно встреча, — сказал Пален.
— Не интересно, — сказал я, встал с кресла и уже на выходе произнес. — Государь меня отправляет в опалу. Я хотел, как лучше, когда привез королеву, но поставил под удар честь его величества. Так что уже завтра меня в Петербурге не будет.
— Вот как? — Пален задумался, но скоро просиял. — Что ж, мне искренне жаль. Я попробую уговорить государя простить вас. Но, да, нужно несколько обождать. Но я уверен, что у вас найдется много дел и вне дворцовой кухни.
— Честь имею! — сказал я и вышел прочь.
Уже вечером две из моих карет оправятся в сторону Надеждово, в одном из экипажей будут опальный обер-гофмаршал Сперанский с супругой. А в доме Сперанского появится всего-то еще один слуга, но он будет одного роста с Михаилом Михайловичем, с одним цветом глаз, может только с усами, черноволосый… Я еще не выбрал себе парик.
Эпилог
Сломать можно любого человека. Для этого нужно лишь время и профессионализм палачей. Одних ломают физически, через боль. Люди настолько не хотят испытывать болезненные ощущения, что готовы делать все, что угодно, руководствуясь лишь животным инстинктом самосохранения. К другим нужен особый подход, через психологию, убеждение, хотя и тут не обходится без физического насилия.
Джон Спенсер мне сразу показался человеком, который долго будет терпеть, сопротивляться, он был психически устойчивым. Поэтому я был рад тому, что именно над этим англичанином оставленные мной в Петербурге люди, когда я еще был в Швеции, решили провести эксперимент.
На самом деле, модератора русского заговора зовут Ричард Бедфорд. Просто эта фамилия достаточно известна в Англии, вот и не захотел агент ее светить.
Десять дней, на грани выживания, Бедфорду вводили героин. Опасное дело, могли устроить и передозировку, а убивать англичанина нельзя. Он важная фигура, его еще общественности предоставлять. Так что новомодный шприц по чуть-чуть вводил в вену англичанина наркотик.
— Ну, что, на стенку еще не лезет? — спросил я у Карпа, когда пришел в подвал проведать главного, правда, пока единственного, заключенного в моей «домашней тюрьме».
— Нет, — отвечал возрастной казак.
— Плохо… А ты распорядился отправить письмо Платову? — уточнил я.
— Так точно, но вы уже спрашивали, ваше превосходительство, — отвечал Карп.
Ну да, волнуюсь. Не каждый месяц приходится решать судьбу России и поворачивать ее историю. Ответственность довлела, но я справлюсь.
— Открывай, зайду! Аппарат электричества готов? — спрашивал я, решаясь на разговор.
— Готов, ваше превосходительство. Но это не слишком? Пробовали мы на животине, очень это больно, тем паче в уды пускать токи, — говорил Карп, отворяя дверь в камеру с англичанином.
— Нет, не слишком! — ответил я, заходя в помещение.
В нос ударили неприятные запахи. Англичанин и обмочился и не только. Тут стояли такие аммиачные пары, что я засомневался использовать электричество. А вдруг еще все взорвется от малой искры.
— Ты кто? — на английском языке спросил опустившийся человек.
Ричард лежал на полу, корчился, явно испытывая боль. Я не видел этого рыжего мужчину раньше, но то, во что он превратился, это уже не человек. Но он нашел в себе силы, вот так, продолжая лежать, но разговаривать.
— Я Сперанский, — ответил я.
— А? Я так и думал, а они говорили, что не стоит тебя столь превозносить, что ты умный, может опасный, но все равно человек без возможностей. Глупцы! — англичанин рассмеялся, переходя на кашель.
— Вы говорить будете? — спросил я.
— Еще вчера не хотел. А сейчас такой туман в голове. Чем вы тыкаете в мою руку? Это что-то похожее на опиум? — говорил Бедфорд.
— Вы не находите, что правильным было бы сперва ответить на мой вопрос? — сказал я, доставая из кармана шприц.
Все-таки посадили на иглу, вон как жадно смотрит на знакомый ему вожделенный предмет!
— Итак, по списку участников заговора пройдемся позже, а сейчас для меня главный вопрос… Когда начнется активная часть плана заговора? — спросил я, крутя в руках шприц.
— Уже началась… — сказал англичанин, подобрался, крехтя и постанывая от боли, а после неожиданно прыгнул на меня.
Денис Старый
Сперанский 6. Железный канцлер
Глава 1
Финляндия
27 февраля 1799 года (Интерлюдия)
От пронизывающего холода не спасало ничего. Снег кружился. Снежинки, попадая на лица мужчин, таяли, тут же капли скатывались на нос, после на усы, если они украшали мужественные мужские лица. Частью снег, превращённый теплотой человеческого тела в воду, становился льдом на воротниках шинелей или тулупов.
Уже не до канонов мундиров и формы, соблюдения недавно введенных уставов. Солдатам было разрешено покупать валенки, а офицерам в Военторге предлагали более изысканные унты. Так же в более выгодном положении были те, кто купил в Военторге вязанную шапочку, названную почему-то «балаклавой». Если с ней, то не так сильно напрягал ветер.
Русские войны шли к Свеаборгу по льду Финского залива.
После того, как шведские газеты дошли до русского императора и Павел Петрович, прочитав их, впал в безудержное буйство, чего уже достаточно давно не случалось, последовал приказ начать военные действия со шведами.
Русские войска, ведомые фельдмаршалом Суворовым, начали компанию резво. Уже на третий день пала крепость Свартхольм. Там в небольшой цитадели было сосредоточенно семь тысяч шведских войск. Фельдмаршал предложил гарнизону крепости сдаться, ему отказали, через час на территорию цитадели уже летели сотни ракет. Через два часа начался и артиллерийский обстрел шведской цитадели.
Шведы совершили глупость, ну или излишний героизм. Они решились на вылазку. Лихим ударом гренадеров шведские воска были отброшены с большими потерями для них обратно в крепость. А после опять летели ракеты, вновь разрывали тишину своим свистом артиллерийские ядра.
Пришедшее стороны Борго подкрепление, числом в пять тысяч штыков шведско-английского войска, смогли потеснить корпус Федора Федоровича Буксгевдена, но противник не воспользовался моментом и не развил свой успех. Маневренный охват шведского подкрепления и как итог — полная победа русских. Три тысячи пленными, более тысячи убитыми — такие потери понесли шведы.
Окрыленные первым успехом, а также соблюдая пункты плана ведения войны, кавалерийские части, гусары и казаки, устремились к городу Борго, сходу заняв его. Путь на Свеаборг был открыт, и русская армия пошла на эту твердыню. При этом было принято решение охватить Свеаборг с двух сторон. Вот и шли по Финскому заливу русские воины, чтобы ударить одновременно и по Свеаборгу, и отрезать крепость от Гельсингфорса.
