— Если только прикажете, я найду как и с кем всех взять под стражу и привести заговорщиков в кандалах к ногам вашего величества, — выпалил я с видом лихим и придурковатым.
Почувствовал, что именно таких слов от меня и ждет император. Вот слова и прозвучали. На самом деле, я не хочу вот так арестовывать, или как-то препятствовать заговорщиками. Они должны проявить себя, они обязаны прийти во дворец за тем, чтобы убить императора. Мне нужно манипулировать императором, но еще не все готово к этому.
— То, что я скажу, должно сохраниться в тайне. Если бы ты не привез Сашу… Но ты привез ее, я хочу доверять… — император замялся, после резко повернулся ко мне лицом.
Глаза Павла, только недавно бывшие счастливыми, налились тоской и какой-то обреченностью. Он посмотрел на меня, вдохнул-выдохнул и выложил свои опасения и обиды.
Нет, не на меня был обижен русский монарх, скорее на свое окружение, французов, шведов, на весь мир. Наполеон пошел на выручку Дании к Копенгагену, выбил всех англичан, заодно направив Мюрата в Ганновер. Дания была вроде бы как освобождена, но… Не спешит будущий император Франции выводить свои войска из этой страны, Талейран ведет переговоры о том, чтобы в Дании на постоянной основе были французы. Мало того, чтобы был кто-то из Франции, кто будет корректировать датскую политику.
Что касается окружения государя, то все и на всех пишут доносы, хотя я в тут фаворит. Пален, как и в иной реальности, рассказывает сказки про свое внедрение в число заговорщиков для разоблачения заговора. Мол, не известны еще все действующие лица. Ну да!
— Ваше величество, вы отправили в опалу Аракчеева, одного из самых верных, преданных вам лично людей, — решил я встать на защиту Алексея Андреевича.
— Пусть пока подумает в своем имении Грузино, как служить честно, — решительно сказал Павел Петрович и по тону я понял, что не стоит тему развивать.
Наступила пауза в разговоре. Я не мог ее нарушить, а Павел, будто замер. Эта неловкость продлилась довольно долго. Я уже, словно случайно, и ногой пошевелил чуть громче и якобы заинтересовался видом из окна, но император молчал.
— Завтра будет объявлена война Швеции, — неожиданно сказал Павел Петрович. — Ты… Меня убеждают, что тебя, Михаил, нужно отправить на войну. До этого было — вот это.
Император указал на бумаги. Понятно, что пробовали слить меня, чтобы выперли из Петербурга. Когда поняли, что это невозможно, ну если только не была бы провалена миссия с королевой, хотя об этом мало кто знал, решили отправить на фронт. И все же у моих недругов стали руки покороче, ну или у меня подлиннее.
— Идите, господин Сперанский, но вы не слышали ничего. Не знаю почему, но именно вам я исповедовался. Может быть, это ваше происхождение повлияло? От отца-священника передалось? — Павел сперва мучительно ухмыльнулся, а после преобразился и стал вновь казаться веселым. — Нет повода грустить! Я подумаю, как вас наградить за такой подвиг. Прав Безбородко… Навестите его!
— Ваше величество, а могу ли я просить вас, объявить меня опальным? — спросил я.
— Что? Это еще зачем? — удивился император.
— Хотелось бы отвести от вас первую реакцию европейской прессы, связанную с бегством ее величества Александры Павловны. Завтра выйдут в Петербургских ведомостях статьи, где намеком станет то, что приезд Александры Павловны — это мое самоуправство, — сказал я.
Император поморщился.
— Я не бесчестный человек. Имею волю и силы признавать ошибочные приказы, — растерянно говорил император.
— И все же, подарите мне счастье чуточку пострадать за своего императора, — настаивал я.
— Пусть так, — бросил Павел и отвернулся к окну. — Хотите опалы, получите ее!
Поняв, что разговоры закончились, и быть рядом с императором нельзя без ущерба для себя, я поспешил прочь. Еще часа два назад мне было передано сообщение по уже отлаженным каналам, что во дворец прибыла Катя и ожидает в заднего входа.
— Ваше превосходительство, вас ждут. Это обязательно, — на выходе из дворца меня остановил ротмистр-гвардеец.
— Ротмистр, вы ничего не перепутали? Требовать меня к себе может только его императорское величество, — вызверился я.
Не тот я нынче человек, не те пагоны ношу… пусть не погоны, но это сути дела не меняет. Не тот я, чтобы меня требовали.
— Прошу меня простить, ваше превосходительство, для меня крайне затруднительная ситуация, но не могли бы вы пройти со мной. Еще раз прошу прощения, — гвардеец-семеновец, а сегодня их дежурство, был сама любезность.
Как собирают аналитики информацию? Да вот по таким интересным моментам, в том числе. Ведь, получается, что только что я узнал, что дежурный офицер охраны всего дворца подчиняется кому-то, человеку, которому не может отказать. И я догадывался кто именно меня ожидает. Вот только, не мог понять, почему гвардия ему подчинена.
— Ну, же, господин обер-гофмаршал, не нужно ввергать в растерянность моего подчиненного, — как-будто из-за колоны, где подглядывал, вышел Аргамаков Александр Васильевич.
Мне приходилось по служебным делам встречаться и общаться с этим человеком, являвшимся, по сути, начальником дворцовой охраны.
— Я не понимаю причину вашей фамильярности, господин плац-майор. Перед вами генерал-лейтенант армии Российской империи, извольте, сударь, обращаться по форме! — я с некоторой брезгливостью посмотрел на плац-майора.
Пусть он сейчас даже станет рассказывать мне про то, что еще является и полковым адъютантом Преображенского полка. Стоп! Сегодня же смена семеновцев…
— Господин Сперанский, я…
— Господин Сперанский здесь я! А вы — плац-майор! Вот и занимайтесь своими обязанностями! — я включил начальника и сдавать назад никак не собирался.
На самом деле, пока я не узнал, что Аргамаков является одним из заговорщиков, этот малый мне даже нравился. Теперь же кроме брезгливости, Сашок, никаких эмоций не вызывает. Но я сдерживался при виде этой рожи, но и «рожа» меня не цепляла ранее.
— Браво, Михаил Михайлович, правильно, все так! — на крик пришел и главный персонаж всей этой комедийной пьесы.
— Петр Алексеевич, так это вы просили меня подойти? — сказал я, смущая Палена, так как он не мог «просить», он мог «требовать». — Я к вашим услугам.
— Пройдемте! — сохраняя невозмутимость, сказал Петербургский генерал-губернатор.
— Я к вашим услугам, сударь! — выкрикнул мне в след Аргамаков.
Я остановился, повернулся лишь туловищем назад.
— Это вызов? — уточнил я.
— Имею честь, выз… — начал было официально вызывать меня на дуэль Аргамаков, но я его перебил.
— Через месяц, или два, сударь, я к вашим услугам, прошу прощения, но я отправляюсь в имение, ненадолго, смею предположить, — сказал я и, более не выслушивая плац-майора, ввергая его в еще большее унижение, пошел.
Пален по-хозяйски вел меня во второй кабинет императора. Я узнал только сегодня, что генерал-губернатор, с позволения государя, стал осваивать это помещение по свои нужды. Пока меня не было и в то время, когда я спешно готовил операцию по освобождению шведской королевы, Петербургский генерал-губернатор переплюнул всех и стал-таки фаворитом среди фаворитов.
— Присаживайтесь, Михаил Михайлович, — с любезной улыбкой предложил Пален, указывая на такое знакомое мне кресло.
Раньше только император мне говорил похожие слова в этом кабинете.
— Слушаю, Петр Алексеевич, — сказал я, также используя панибратское обращение.
— Вы же умеете хранить тайны? — спросил Пален.
— Петр Алексеевич, я, признаться не так, чтобы сильно хотел иметь с вами общие тайны, — сказал я, показывая, что не хочу играть в игры. — Давайте по делу. Знаете ли, спешу.
Пален встал с кресла, которое занимал раньше император и прошелся по кабинету.
— Против нашего государя созрел заговор, — словно некое таинство поведал мне генерал-губернатор.
— Я знаю, — сказал я.
Какой бы выдержкой не обладал Пален, но сейчас он закашлялся, а глаза генерал-губернатора, как сказали бы в будущем, «вылезли из орбит».
