Игорь вспомнил, что в далеком детстве был здесь на ёлке. За дверями располагался главный зал, но он уже понял, что попал куда нужно – здесь на стенах висели картины. Он пошел по периметру, разглядывая зимние пейзажи, цветы, натюрморты, заснеженные церкви и закаты.
На дальней стене у мозаичного панно одна картина выделялась на фоне банальных творений художников-любителей – крупное изображение головы серны со светящимися глазами. Неизвестно, как удалось это исполнить художнику, но казалось, что глаза животного будто начинены фосфором – выключи свет и два огонька будут светить в темноте. Мимо такой картины трудно было пройти. Она была прекрасной и одновременно пугающей. Что в ней было такого? Казалось, что художнику удалось наделить ее какой-то загадочной формой жизни.
Вдобавок под ней размещалась секция из трех откидных кресел.
Игорь забрался на одно из них и рассмотрел картину вблизи. Странно, с близкого ракурса жуткий эффект терялся, только крупные и грубые мазки, а два «огонька» глаз – всего лишь пара капелек желтоватой краски. Изображение размывалось и теряло свою художественную силу. Зато в нижнем левом углу, Игорь увидел набор знакомых «финикийских» символов. Он достал из кармана рисунок брата со спиралью и понял, что символы абсолютно идентичны, только под ними не было никаких чисел.
— Так и тянет детей к этой картине! — раздался за спиной строгий голос. — Медом тут, что ли, намазано?
Игорь обернулся.
Перед ним стояла женщина в строгом платье. Лицо у нее впрочем, было доброе.
— От одного спасли, теперь другой лезет! А ну, слезай немедленно!
Игорь спокойно спустился, убрав листок в карман.
— Она вам не нравится, — сказал Игорь.
— Что это она мне не нравится? Прекрасная картина!
— Тогда с чего вы взяли, что ее надо спасать?
Женщина бросила взгляд на картину и неожиданно разозлилась.
— Потому что хулигана уже одного поймали, прямо с ручкой стоял на этом же стуле!
— И он хотел ее испортить?
— Конечно!
— Он так сказал?
— Он молчал, как партизан на допросе. Слушай, ты мне зубы не заговаривай! Успел испортить уже? — женщина шагнула к картине, прищурено посмотрела на нее.
Игорь усмехнулся.
Судя по ее хмурому выражению лица, он убедился, что картина ей все же не нравилась. Неудивительно – так сильно она выделялась на фоне спокойного антуража провинциальной художественной жизни.
— Кто ее нарисовал? — спросил Игорь.
— Это подарок нашего местного художника Петрищева из Расторгуево.
— Адрес его не знаете?
— Ох, дети! — вздохнула женщина, убедившись, что картина осталась целой. — К директору тебя отвести или сам дорогу найдешь?
Игорь еще раз бросил взгляд на картину. Светящиеся глаза серны смотрели прямо на него.
— Сам найду.
Из таксофона Игорь позвонил Вилли. На этот раз лейтенант ответил сам.
— Узнал кто владелец «Вольво»?
— Слушай, парень, ты уверен, что…
— Все ясно, до свидания…
— Подожди!
— Ну?
— Пацан, я всего лишь участковый. Мне надо делать запрос, ты уверен, что это важно?
— Это важно.
— Это тот человек, про которого ты говорил?
— Нет, с ним я уже разобрался.
На какое-то время в трубке воцарилась молчание.
— Что значит «разобрался»?
— Допросил… Ну, переговорил то есть.
— Слушай, Гарри, ты там поосторожнее.
— Я сама осторожность, Вилли, — усмехнулся Игорь, — да, еще кое-что. Можешь раздобыть информацию о Петрищеве? Это художник, живет где-то в Расторгуево.
— Что значит раздобыть информацию?
— Проверить по базе ранее судимых, но в первую очередь мне нужен адрес.
— Уж больно ты активный, пацан.
— Ах, толку от тебя, лейтенант! Узнай хотя бы про «Вольво». Подсказка: запрос делать необязательно, просто позвони дежурному гаишнику, — Игорь повесил трубку, после чего сразу снова схватил ее и набрал номер, который записал, перед тем как покинуть дом культуры.
— Слушаю! — раздался в трубке бесполый голос.
— Вас беспокоит Игорь Данилов, староста восьмого «б» из первой школы. Мы на открытый урок рисования хотим пригласить художника Петрищева, скажите, пожалуйста, как его найти?
— Петрищева? — настороженно переспросил на том конце робкий голос. — Он у нас не работает.
— Я знаю, но наш учитель рисования Михаил Петрович сказал, что у вас есть его телефон или адрес.
— А, Михаил Петрович, — подобрел голос, — подождите. Сейчас поищу.
Голос вернулся через минуту.
— Ну, телефона у него нет, есть адрес…
Игорь записал его на рисунке брата, который прижал к стеклу таксофонной будки.
Глава 12
В «лихие» девяностые мрачное пространство за железной дорогой, именуемое по расположенной рядом станции Расторгуево утопало в разрухе, соснах и вечном полумраке. Игорь и другие относительно приличные дети старались не соваться туда лишний раз, но иногда, побуждаемые тягой к приключениям, они разгоняли свои велосипеды с долгого спуска Школьной улицы и на всех порах влетали в злачный пригород, чтобы пощекотать нервы, гоняя вдоль местных фавел. Особенно захватывало дух когда из-за поворота на них выходили местные бритоголовые хулиганы с черными от загара деревенскими торсами и зверскими лицами, на которых темнели фингалы и провалы выбитых зубов. Под крики и свист, уклоняясь от летящих камней, Игорь и Славик мчались до самой площади, сжигая адреналин, а потом долго отдыхали на стадионе, попивая холодный «Спрайт».
Позднее, среди ветхих хибар в Расторгуево стали появляться диковинные «цыганские» поместья криминальных нуворишей с фонтанами, скульптурами и теннисными кортами. Затем их потеснили первые коттеджи зарождающегося среднего класса, а уже к концу девяностых и в начале нулевых Расторгуево совсем избавился от криминального статуса – близость к Москве, высокие цены на углеводороды, сосны, хороший воздух превратили «пригород пригорода» в заурядный коттеджный поселок.
Ранним вечером на велосипеде «Орленок» Игорь въехал в «злачный» период Расторгуева. Темные улочки, разбитый асфальт, облезлые фасады, нетрезвые мужчины в пыльных спортивных штанах, кучкующиеся у зарешеченного «Сельпо», бритоголовая молодежь, бросавшая недружелюбные взгляды, стаи бродячих собак, с остервенелым лаем, несущиеся за велосипедом. Это все он уже видел. Улица Пионерская размещалась где-то в самой глубине этих мрачных мест, где как они считали, водились самые матерые хулиганы. Но когда, нарезав несколько кругов, Игорь нашел узкую тенистую улочку, упирающуюся в лес, то понял, что монстры-расчленители по большей части существовали лишь в их детских фантазиях.
Серым покосившимся лачугам конечно далеко до «пряничных» домиков Лесной улицы и комья грязи, летящие из-под колес «Орленка» — это тебе не прогулка в куполах городского освещения среди видновских таунхаусов. Зато смолистый воздух пьянил свежестью, а от ветра в лицо захватывало дух и в голову лезли волнующие мысли о фантастическом будущем. Запахи еды, звуки вечерних телепередач, подступающий лес несли давно позабытое умиротворение, какое можно испытать только в конце долгого дня, затерявшегося где-нибудь посреди летних каникул.
Дом Петрищева находился в конце улицы, у березняка. Дорога превращалась в тропинку и ныряла в лесной овраг. Земля под участком кренилась как палуба тонущего корабля. Забор состоял из остатков сгнившего штакетника, разноразмерных листов шифера, досок, фрагментов оконных рам.
Подходя по тропинке к дому, Игорь уже понял, что в нем никто не живет. Увядающие заросли крапивы, которой порос участок, обнажало обилие мусора, служившего очевидно неисчерпаемым запасом стройматериалов для ремонта забора. На участке помимо одноэтажного, но при этом отнюдь немаленького дома, размещался еще сарай и собачья будка. У сарая была лишь одна скоба для замка, да и та ржавая. Все вокруг говорило о бедности. Перед сараем расположилась проржавевшая ванна, а в ней залитый желтыми подтеками унитаз.
