— И вы еще обвиняете меня в том, что мои идеи деструктивны, — констатировал я.
— Тут, кстати, есть о чем поговорить, — сказал профессор Колокольцев. — Насколько я понял вашу мысль, Василий, вы предлагаете точечное воздействие на конкретных персон, которые изменяли ход истории.
— С тем, чтоб они его не изменяли, — согласился я.
— Но почему именно ликвидировать? — спросил профессор Колокольцев. — Вы не думали, что можно пойти другим путем? Не убивать, но спасать. Продлить жизнь тем, кто по каким-то причинам не сумел довести свое дело до конца.
— Я так-то тоже за гуманизм и все хорошее, — сказал Виталик, качая головой. — Но Чапай прав, в нашем случае это все не сработает. Оно могло бы сработать, если бы мы имели дело со сферической моделью истории в вакууме, но ведь тут нам наверняка будут противодействовать. Ну, спасет условный Чапай условного Кеннеди в условном Далласе, так хронопидоры прикончат его на следующей неделе в условном Остине или вовсе в Массачусетсе. Убийство — это единичный акт, профессор, а сохранение жизни — это процесс, на который у нас ресурсов нету.
— То есть, мы уже все решили? — уточнил Петруха.
— Нет, мы в процессе, — сказал Виталик. — Но ликвидировать, разумеется, надо всяческих гнид, может быть, заодно и воздух немного очистится. Предлагаю кодовое название операции «Мочить козлов».
— Мне нравится, — сказал я.
— Только надо с козлами определиться, — сказал Виталик. — Гитлер — это однозначно, но он по времени к нам слишком близко стоит, так что возмущение линии времени будет не такое сильное, как нам бы хотелось. Поэтому его предлагаю оставить на закуску, а начать с кого-то более древнего.
— Но зачем сразу убивать? — продолжал гнуть свою линию профессор Колокольцев.
— А что с ним делать? Убедить, что как у художника у него больше шансов?
— Можно его, допустим, выкрасть, — сказал профессор.
— В младенчестве, — добавил Виталик. — И что с ним потом делать? В дом ребенка в Люберцах определить? Это половинчатое решение… хотя это и вовсе не решение, потому что его время все равно притянет его обратно. Нет, мочить — надежнее.
— Здесь я, пожалуй, соглашусь, — сказал Петруха. — Лучшие планы — это простые планы, а что может быть проще, чем кого-то убить?
— И вы действительно считаете, что его место никто не займет? — поинтересовалась Ирина.
— Может быть, займет, может быть, и нет, — сказал Виталик. — Много ли в Германии в те времена было личностей такого же масштаба? Может быть, у его преемника что-нибудь и получится, а может быть и нет. В любом случае, история будет изменена, а нам только этого и надо. Но, как я уже говорил, начинать надо не с него.
— А с кого? — спросила Ирина. — С Наполеона?
— Нет, надо еще глубже, — сказал Виталик. — Кто там псов-рыцарей возглавлял?
— Чингиз-хан, — сказал я.
— Не, Чапай, это вряд ли, он для этого недостаточно ариец.
— Чингиз-хан жил достаточно давно, — сказал я. — И, вполне возможно, без его харизмы и способностей к стратегическому планированию, у монголов бы ни черта не получилось. Предлагаю начать с Чингиз-хана.
— Так-то Чингиз-хан подходит, — задумчиво сказал Виталик. — Один из величайших завоевателей всех времен и народов, создатель самой крупной континентальной империи. Вне всякого сомнения, он был ключевой фигурой всего этого безобразия, и если мы его хлопнем, то можем отменить всю Золотую Орду. Монголы нам этого не простят.
— Они даже не узнают, — сказал я.
— Монголы орудовали в Азии, Китае, на Кавказе, у нас и в Европе, — продолжал Виталик. — Если мы отменим монголов, то изменится примерно все. Там, в этих войнах, по самым скромным подсчетам четыре миллиона человек полегло. А по нескромным — до шестидесяти миллионов. И это я еще про его внука не говорю. А можно я сам этому Темучину башку откручу, а?
— Давайте уточним, — сказал Петруха. — Мы тут план по спасению мира пытаемся придумать или ваши детские мечты в жизнь воплощаем?
— Одно другому, сука, вообще никак не мешает. Почему бы не совместить приятное с полезным? Ну можно, а?
— А если они найдут нового Чингиз-хана?
— Кто? Монголы? Слушай, дядь Петь, Чингиз-хан был военным и политическим гением своего времени, заместить его абы кем точно не получится. А если крякнет Чингиз-хан, вместе с ним крякнет к хренам и все его наследие. А это минус одна империя и плюс миллионы спасенных жизней. Никакая историческая инерция такого издевательства не выдержит, а значит, ветка точно изменится. А уже потом, для верности, можно и за Гитлером с Наполеоном прийти.
— Но если все настолько изменится, может быть, никакого Гитлера уже и не будет, — заметила Ирина. — И Наполеона тоже. Будут совсем другие люди.
— Изменения накатывают волнами, — сказал я. — Если делать все за один затяжной прыжок, можно успеть грохнуть Гитлера до того, как его смоет волной изменения.
— Но зачем, если его все равно смоет?
— Для верности, — сказал я. — Разжечь пожар, а потом для верности в него еще керосинчику плеснуть.
— И так несколько раз, — сказал Виталик.
Хоть кто-то меня понимает.
Чингиз-хан был идеальной мишенью, чтобы его смертью раскачать временную линию. Он жил достаточно давно, чтобы вызванная с его помощью волна изменений перекроила большую часть известной нам истории. И он, безусловно, был нехорошим человеком, злым гением, одним из главных апологетов войны, от ликвидации которого человечество только выиграет.
И, быть может, даже станет чуточку гуманнее, хотя на это особенно рассчитывать не стоит.
— Кхм, — сказал профессор Колокольцев.
— Похищать его и воспитывать в Люберцах мы точно не будем, — сказал Виталик.
— Я просто хотел бы обратить ваше внимание на техническую сторону вопроса, — сказал профессор. — Допустим, убить Гитлера достаточно легко, потому что огромная часть его жизни изучена и задокументирована, и мы точно знаем, где его найти в тот или иной ключевой момент. Но Чингиз-хан… Все, что мы о нем знаем, это годы жизни и маршруты его военных походов. Но мы не имеем ни малейшего представления о том, где он был в тот или иной момент времени. Если Гитлера можно было застать в любимой пивной, подождав его там несколько часов, то где вы собираетесь искать монгольского кочевника, каким Темучин и был на заре карьеры? Как вы собираетесь прочёсывать степи Монголии в его поисках? Как выглядит Гитлер знают плюс-минус все, внешность же Чингиз-хана известна нам только по описаниям, верить которым за давностью лет и стремлением угодить текущей политической повестке, совершенно не стоит.
— Да, это проблема, — согласился Виталик. — А как все хорошо начиналось… Видимо, нам нужно сначала заняться разведкой, так сказать, на местности.
— Не хотелось бы тебя разочаровывать, но ты не похож на монгола, даже если тебя на лошадь посадить, — сказал Петруха. — Сколько ты со своим славянским лицом проживешь в той степи? До первого кочевника?
— Никакой разведки, — сказал я. — Наш враг сидит в будущем и может отслеживать то, что мы делаем. Пока мы впятером сидим в этом кабинете и строим планы, он ничего о них не знает. Но если мы отправим кого-то в определенный временной промежуток, они поймут, что мы что-то затеваем, и мы потеряем свой единственный козырь.
— Что-то я забыл, — сказал Петруха. — А в чем наш единственный козырь?
— Во внезапности, — сказал я. — Все нужно сделать за один проход, чтобы они не успели отреагировать. Каждое лишнее телодвижение будет увеличивать риски.
— Наверняка и в те времена существовали какие-то летописи, — сказала Ирина.
— Летописи существовали, и многие дошли до нас, но я сомневаюсь, что в те времена авторы озаботились точным проставлением дат, — сказал профессор Колокольцев. — Даже если нам удастся совместить календари.
— Но идея-то хорошая, — сказал Виталик. — Не хочется от нее отказываться. Я предлагаю попробовать нарыть инфы, мало ли, вдруг что и обнаружим.
— А поиски в нашем времени не привлекут внимания?
