Страж Ордена (СИ) - Семин Никита

Резким движением я ушел с линии атаки. Волк пронесся так близко, что я почувствовал исходящий от него запах озона. Зверь неуклюже развернулся, и я нанес первый удар. Дубина с глухим стуком врезалась ему в ребра. Обычный волк взвыл бы от боли, но этот лишь мотнул головой и бросился снова.

Начался уродливый, злой танец. Он наскакивал, щелкая клыками. Я отступал, парировал, бил в ответ. Нормальный зверь обязательно отскочил бы от удара, но этот — нет. Клещевик не чувствует боли, а на проблемы контролируемого тела ему плевать. Каждый удар по его телу — как по мешку с мокрым песком. Он не чувствовал боли, он был машиной для убийства, которая будет работать, пока ее не сломают. Короткий рывок — и острые когти полоснули мое предплечье, оставив на коже четыре огненных росчерка. Адреналин заглушил боль.

Он снова прыгнул. Я встретил его ударом снизу, поддев дубиной под челюсть. Раздался отвратительный хруст, но зверь не остановился, он сбил меня с ног, навалившись всей тушей. В лицо ударил смрад из оскаленной пасти, но сломанные челюсти не могли сомкнуться. Я оттолкнул его ногами, откатился и, вскакивая, увидел свой шанс. Волк, оглушенный, на мгновение замер.

Я вложил всю оставшуюся силу в один-единственный удар. Дубина со свистом опустилась на его затылок. Хруст на этот раз был сухой, окончательный, будто сломали толстую палку. Тело зверя обмякло и тяжело рухнуло в траву. Бой был окончен. Я стоял, тяжело дыша, опираясь на дубину. Рука горела огнем.

— Не подходи, — крикнул я Илейке.

Из мертвой туши начало сочиться видимое марево, плотное, как дым, быстро обретая форму, похожую на отвратительного, раздувшегося клеща. «Клещевик» был гораздо материальнее и злее «червя». Он с противным беззвучным писком попытался подняться в воздух.

Нельзя было дать ему уйти. Я выставил вперед ладонь, и с кончиков пальцев сорвались короткие, трескучие плети синего электричества. Они ударили по темному сгустку, заставляя его корчиться. Когда он стал достаточно вялым, я поднес раскрытый короб-ловушку. Магнитное поле артефакта втянуло его внутрь.

Крышка захлопнулась. Я опустился на одно колено. Шумно выдохнув, я посмотрел на короб. Надо провести ритуал по выкачке энергии из твари, чтобы усилить свой собственный источник. Немного придя в себя, я приложил ладонь к рунам и начал тянуть.

Боль. Это было похоже на то, как раскаленный крюк впивается в мой внутренний резервуар и пытается вывернуть его наизнанку. Тварь сопротивлялась, пыталась прорваться по каналу ко мне. Перед глазами поплыли красные круги, зубы сжались до скрипа. Это была борьба воли. Я перемалывал его примитивное сознание, вбирая в себя все, чем он был.

Через вечность, которая длилась не больше минуты, все закончилось. Я поднялся, пошатываясь. Физическая усталость никуда не делась, но внутри… Внутри теперь не тлеющий огонек, а ровное, жаркое пламя. Мой резерв не только пополнился, но и значительно расширился.

Из-за поваленного дерева показалось бледное лицо Илейки. Его глаза были огромны от пережитого ужаса и восторга.

— Все в порядке, — сказал я хрипло, сам удивляясь спокойствию своего голоса. — Эта тварь была сильнее прежних, но и награда за нее выше. Давай, малец, шевели поршнями: нам надо отсюда уйти!

Я подобрал свой мешок, бросив окровавленную дубину. Эйфория от нового прилива Силы на какое-то время приглушила ноющую боль в раненой руке. Аккуратно «прощупывая» мысленным взором свои ресурсы, я видел, что с силой клещевика мои магические возможности увеличились вдвое. Отлично! Похоже, я могу попробовать новые заклинания. Может быть, даже магнетизм… Вот было бы здорово!

Наконец, мы вывалились из леса. Мрачная тишина аномальной зоны осталась позади, мир снова наполнился радостями летнего утра: солнечным светом, шелестом листвы, далеким мычанием коровы, ритмичным стуком кузнецкого молота и скрипом тележного колеса где-то вдали. Мы молча тащили свои узлы с лесной добычей. Усталость свинцом наливала мышцы, Илейка рядом сопел от натуги, но внутри меня разливалось ровное, упругое тепло новой Силы — приятное ощущение, дающее чувство превосходства и уверенности.

Уверенность сменилась настороженностью, едва мы подошли ко двору Кузьмича.

У крыльца избы стоял незнакомец. Молодой, статный господин в безупречном темно-зеленом сюртуке, из-под которого виднелась белоснежная сорочка, в высоких ботфортах из мягкой кожи. Цилиндр чуть сдвинут на затылок, открывая высокий лоб и темные, коротко стриженные волосы. В руке он держал тонкий стек, которым нетерпеливо, но беззлобно похлопывал себя по голенищу сапога. У ворот, пофыркивая и нетерпеливо переступая тонкими ногами, стоял холеный вороной жеребец под дорогим английским седлом. Весь его облик кричал о статусе и богатстве, совершенно неуместном в этой глухой деревушке.

Рядом с ним навытяжку стоял Кузьмич, бледный, как полотно, и лишь почтительно кивал на тихие, ровные слова господина.

Заметив нас, незнакомец замолчал и медленно повернул голову. Его взгляд скользнул по Илейке, не задержавшись, и вперился в меня. Тонкие черты его лица не дрогнули, лишь чуть приподнялась левая бровь в немом вопросе. Я тоже изучающе смотрел на него. Тёмные глаза смотрели настороженно и холодно, будто прицеливались перед выстрелом. И все же враждебности я не почувствовал — скорее, напряженный, почти хищный интерес. Его взгляд прошелся по мне, с ног до головы, отметив и рваную одежду, и кровь на руке, которую я наспех перевязал оторванным рукавом рубахи. Надо признать, вид у нас был тот еще: я, в разорванной, перепачканной кровью и грязью рубахе, с пропитанной свежей кровью тряпичной повязкой на раненом предплечье, и бредущий за мной тенью Илейка, перемазанный землей, с огромными, все еще полными ужаса глазами. Я внутренне напрягся, готовясь к новой схватке. После купца и его псов я ожидал увидеть здесь кого угодно: урядника с солдатами, новую толпу мордоворотов, самого Ерофеева, явившегося вершить расправу. Секунда, другая… В наступившей звенящей тишине слышно было только, как заскрипела под чьим-то сапогом доска крыльца.

Что это еще за хрен? Хозяин здешних земель — местный помещик, решивший самолично посмотреть на источник неприятностей? Или какой-нибудь губернский чиновник? Да что же это такое… У меня теперь каждый поход в лес будет заканчиваться встречей с неприятностями?

Глава 7

Гнетущую тишину нарушил голос незнакомца. Довольно приятным баритоном он произнес:

— Не пугайся меня. Я — Илья Васильевич Верхотуров, сын пермского заводчика. А ты, надо полагать, и есть тот самый Михаил, по прозвищу Молниев, о коем толкует уже весь уезд?

Вихрь мыслей — шок, узнавание, просветление — в мгновение ока пронесся в моей голове. Вот это да! Передо мной стояла живая история! Илья Верхотуров, собственной персоной! В голове, словно вспышка молнии, пронеслись страницы секретных хроник Ордена. Верхотуров Илья Васильевич. Заводчик, авантюрист, меценат, один из Великих Основателей. Тот, кто первым научился управлять металлами, получив свой дар после столкновения с аномалией на одном из своих приисков. Человек слова и чести. Будущий столп организации, которой я служил всю свою прошлую жизнь.

И что это значит? Всего лишь то, что я сейчас повторяю путь своего пращура? Тот тоже встретился с Верхотуровым, имел с ним дела еще до того как стал дворянином. Замечательно! На ловца и зверь бежит.

Внешне я сохранял полную невозмутимость, лишь коротко кивнул, но мысли в голове устроили бешеную карусель. Так-так… пожалуй, я должен сразу задать верный тон в общении. Это, конечно, непросто — ведь я в его глазах «простой мужик», а Верхотуров — столбовой дворянин, и, судя по всему, не из последних. Да и ладно! Пытаться строить из себя обычного мужика — это не по мне. Да и стоит мне занять подчиненное положение, взять неверный тон — все, пиши «пропало». На тебя всегда будут смотреть как на слугу. Но в то же время не стоит и перегибать — иначе Верхотуров решит, что я слишком дерзок и, чего доброго, потянется за палкой. Придется его парализовать или даже сломать ему руку. А это, знаете ли, скверное начало для знакомства.