Довольно ловко и без всякой магии кузен привязал верёвку к ажурной металлической арке над колодцем, на чистом автоматизме подёргал верёвку, проверяя на крепость, и снова пожал плечами:
– Вроде, порядок. Я первым пойду.
– Это же не по-джентельменски. Дамы же вперёд! – попыталась то ли возразить, то ли пошутить Александра.
В ответ получила воздушный поцелуй.
Отсалютовав на прощание, Дэмиан с ловкостью, говорившей либо о его отличной физической подготовке, либо о том, что ему нырять в этот колодец не впервой, рыбкой нырнул вниз. В его тонкокостном теле была лёгкость воздушного акробата.
Александра старалась не думать о плохом, но в последнее время у неё семимильными шагами стали развиваться подозрительность и паранойя. Всё ей казалось подозрительным, во всём виделся подвох. Что, если среди людей в масках вчера присутствовал и Дэмиан, составляя компанию отцу и Росио? Что, если он нарочно вызвался сопровождать её, не чтобы помочь, а чтобы контролировать ситуацию?
На самом деле, если её подозрения правильны, это даже к лучшему. Он точно знает, куда идти, они не собьются с дороги, и если Дэмиан на той стороне (а он именно на ней) то хотя бы ему опасность не угрожает. Но, несмотря на столь разумные доводы, мысль о том, что Дэмиан мог печься не о ней, а о том, чтобы выслужиться перед её отцом, была крайне неприятна.
Верёвка заплясала, приглашая следовать за кузеном вниз.
Сама Александра ловкостью воздушной гимнастки на тросах похвастаться не могла. И обезьяньего проворства ей так же не хватало. Но медведицы, хоть и без всякой красоты, прекрасно лазают по деревьям. И достигают цели.
Она тоже достигла, хотя ладони и горели от верёвки, а плечи ныли от напряжения.
Стоило ей поравняться с Дэмианом, его руки крепко обвились вокруг талии Александры, страхуя её от падения и помогая спуститься. Внезапно в столь замкнутом пространстве от вынужденной близости оба ощутили неловкость.
– Здесь холодно, – выдохнул он, в очередной раз нервно передёргивая плечами.
Александра лишь молча согласно кивнула.
– Где тут заветный потайной кирпич? Давай, веди.
И снова в голове стрельнула мысль о том, что его игра в неведение лишь притворство. Хотя – какая разница? Всё равно придётся идти вперёд.
На мгновение её охватила паника, что она что-то напутает или попросту не помнит, на что нажимать, но потайной коридор открылся как по волшебству, словно только ждал подходящего момента. И снова зловещий, манящий жемчужный свет в конце коридора стал приманивать их к себе.
– Осторожней! – предупредила Александра кузена, как раз тогда, когда, поскользнувшись, о, громко чертыхаясь, едва удержался на ногах. – Здесь очень скользко.
– Ага! Спасибо, что вовремя сказала. Я и сам заметил.
Обведя взглядом многочисленные коридоры, переходы и ответвления, он выругался с выражениями, вряд ли приемлемыми в приличном обществе, но Александре, увы, и не такое в жизни приходилось слышать.
– Ты уверена, что сумеешь найти правильный путь в этом сплетении катакомб?
– Тебе правду? Или приукрасить?
– Давай правду. Чего уж?
– Я смутно припоминаю, куда идти. Мы шли, вроде как, наугад…
– Наугад? Да вы что? О чём же вы думали? Тут с этим «наугад» можно плутать до старости. И не выйти.
– Я просто шла за ними.
– Дорогу хоть запоминала?
– Пыталась. А насколько получилось, как раз сейчас и проверим.
– Ладно, пошли. Если потеряемся, Змей сам нас отыщет. По крайней мере, будем на это надеяться.
– Надеюсь, чудовища из альбома здесь не водятся? – запричитала Александра.
– Не волнуйся. Если и водились когда-нибудь, думаю, твой папочка давно решил эту проблему.
– Думаешь?..
– Ну, полной уверенности на этот счёт у меня нет, конечно. Но это же логично. Прежде, чем перейти на диету из младенцев, прикончить всё более питательное. Ну, и к тому же это ведь весело – сражаться со всякими минотаврами из лабиринта? Подумай сама – он просидел тут двадцать лет! Нужно же было чем-то себя развлекать? Сомневаюсь, чтобы у него тут где-то таилась библиотека или фонотека. Так что… хана зверюшкам.
– Но ведь откуда-то Аннабель брала этот образ?
– При чём тут Аннабель? Это же альбом Мортэ!
– Ах, да! Я упустила из вида… ты прав. К Аннабель он вообще странно, что попал.
– Это да.
Уровень пола, как и в прошлый раз, начал понижаться.
– Странно, что под зданием Академии такое подземелье отгрохали?
– И ничего странного. Подо всем, более или менее значимым и величественным, много чего интересного есть. И не только у магов. У всего, что видно и заметно, есть много чего скрытого.
– Да ты, кузен, философ?
– А то! Думаю, нужно начинать записывать великие мысли для грядущих поколений.
– Не трать зря силы. В наше время никто уже ничего не записывает. А для грядущих поколений останутся только фитоняшки из Инстраграмм с губами-уточками. У тебя на их фоне нет ни малейшего шанса.
– Да щас! Это они потеряются на моём. Их – десятки и сотни. А я – уникален.
– И очень, очень скромен.
– Скромность не все считают достоинством.
– Ты – нет?
– Определённо.
Александра нравилась эта пустая болтовня. Обычно она трепотню не любила, но сейчас она отвлекала её от мрачных мыслей, страхов, развеивала тягостную темноту, веками накапливающуюся под сводами подземелья.
– Если бы можно было просто помочь друзьям сбежать, – вздохнула она.
– Даже не думай об этом. Нужно найти способ договориться с Арли. Иначе нам отсюда не выйти. Замурует где-нибудь до прихода Росио и вся недолга.
– Легко говорить – договориться? Ты его когда-нибудь видел? Ничего человеческого.
– Тебя так легко обмануть формой? Важно внутреннее содержание. Ну, в смысле, красивый внутренний мир и всё такое прочее…
– Сомневаюсь я, что там есть хоть какой-нибудь внутренний мир.
– Отец всегда с уважением относился к Арли. Но для тебя, он, понятно, не авторитет.
– А для тебя – авторитет?
– Конечно. Он не идеален, но для меня он делал всё, что мог. И для матери – тоже. Быть преданным тому, кого любишь – для меня это одно из подлинных достоинств. Верность. Людям и убеждениям.
– Я не хочу обсуждать твоего отца. Мне он не показался хорошим человеком.
– А что ты вкладываешь в понятие «хороший человек».
– Ну, для начала, человек должен быть добрым.
– Это – как?
– Думать не только о себе, но и других. Уметь с ними считаться. Делиться с тем, у кого чего-то не хватает. Не проходить мимо чужой беды, уметь оказать помощь. В общем, почему я вообще озвучиваю эти очевидные для всех истины?
– Да не очевидные они! Добрые люди столько зла воротят. Чаще всего по-настоящему добрые как раз не боятся выглядеть плохо, и совершают поступки, идущие вразрез с фальшивыми ценностями. Люди хотят казаться лучше, чем они есть. А Арли и мой отец не прикрывали свои пороки фальшивыми цветами добродетели. Но они были не хуже других.
– Мой отец убивал.
– Он один это делал? Разве всё, что живёт на этой земле, не убивает? Разве сама ты каждый день не ешь мясо, которое раньше было милой доброй хрюшей, уточкой, курочкой или даже маленьким телёнком?
– Ненавижу это подземелье! Стоит сюда войти, как начинают меня живностью кошмарить! Да что же это такое?
Дэмиан, бросил на неё удивлённый взгляд, в ответ Александра лишь отмахнулась:
– Это всё общие слова. Зло каждый раз пытается доказать, что добра нет. Но это не так. Да, идти у своих пороков и дурных наклонностей легче. Да, меня не меньше тебя отвращают фальшивая добродетель своей приторной фальшью. Она похожа на запах духов, которыми тщетно пытаться скрыть смрад немытого тела. Но люди должны пытаться стать лучше. По-настоящему. Извини, что утомляю тебя своими моральными сентенциями. Но не я начала этот разговор.
– Ладно, может быть и так. Но иногда людям, чтобы выжить, приходится совершать нелицеприятные поступки.
– Иногда, возможно, лучше и не выживать, – отрезала Александра и вдруг почувствовала себя святой хоругвью, поспешила объяснить свою мысль. – Если для того, чтобы выжить, нужно убить нападающего на меня бандита, я убью, если смогу. И совесть меня мучить не станет. Для того, чтобы спасти слабого от жестокого и сильного, я могу решиться проголосовать за казнь. Но если для того, чтобы выжить, мне придётся решать, кому жить и кому умирать, заведомо зная, что оба невинны… лучше умирать как жили – вместе.
