Не стоит рассказывать всем, что он забирает десять процентов от бюджета, из которых пять приносит мне. Такова законная доля региональных чиновников, сидящих на бюджетном бабле. Это знала прокуратура, и люди, которые откусывали по чину, считались настоящими патриотами и чуть ли не бессребреникам. Это же Подмосковье, а не какая-нибудь черноземная область, где крали статьи бюджета целиком. На федеральном уровне процент был равен двум, ну так там и суммы совсем другие.
— Знаешь, за что я тебя бью? — спросил я, а Фельдмаршал отчаянно замотал головой, разбрызгивая по сторонам кровавые сопли.
— Плохо, — огорчился я и сунул ему в рожу еще раз. — Ты одним мудакам дал зеленый свет, а они паленую водку завезли. Люди в моем городе умирают от этой водки, понял? Из-за жадности твоей, пидор гнойный, хороший мужик сейчас в реанимации лежит, вот-вот помрет. Я его с детства знаю. Еще одного закопали. Тебе мало было? Тебя назад вернуть? Туда, где ты два года назад был? Так я могу. Вкурил?
Я встал и несколько раз от души пнул его по ребрам. Пнул бы сильнее, но ботинок было жалко. Ведь триста баксов отдал. Да и Ленка расстроится, это она их выбирала.
— Ы-ы-ы… — мотал головой Фельдмаршал, получая удары по ребрам, а я наклонился к нему, поднял за галстук и прошептал на ухо. — Да ничего ты не вкурил. Я ведь тебя, крыса, больше бить не стану. Я тебе на ноги тазик с цементом надену и с моста сброшу. Попробуй только дыхнуть без моего разрешения.
— Совещание закончено, господа! — я отпустил Фельдмаршала и брезгливо вытер кровь с кулаков каким-то документом, украшенном витиеватой подписью скулящего от ужаса главы города.
Я скомкал испачканный лист и бросил его в Фельдмаршала, который так и лежал на спине, не веря, что всё это происходит с ним на самом деле. Впрочем, осознание стало появляться, потому что его начала бить мелкая дрожь, а в глазах поселился животный ужас. Он ведь прекрасно понимал, с кем имеет дело. У нас нельзя написать заявление по собственному желанию. Отсюда нет выхода. Если ты попал в структуру, ты выйдешь из нее только вперед ногами. Таковы правила, и он их знал. Фельдмаршал встал, вытер платком разбитый нос и простучал трясущейся челюстью.
— Похороним за счет города, о семьях позаботимся. Я внуками клянусь, Сергей Дмитриевич. Больше такого не повторится!
— А ведь насчет тазика никто не шутил, — серьезно посмотрел я на него. — Помни об этом, когда еще раз решишь скроить деньжат. Жизнь — она одна, Фельдмаршал. Научись ценить то, что имеешь. Я же вот научился…
Глава 20
Внезапно сопровождать меня на вокзал взялся Профессор — сел в Мерседес, дождался, пока выедем на трассу и врубим мигалку, спросил:
— Про банк тебе уже доложили?
Вор закурил. И не что-нибудь, а натуральную кубинскую сигару. Сначала он ее обрезал, потом покатал в руках зачем-то. Наконец, долго раскуривал от спички.
Про то, что прикрутить Финист удалось очень быстро, я и так знал от Йосика. Варшавер позвонил и отчитался — сопротивления не было, большая часть сотрудников просто разбежалась, когда увидела толпу коротко стриженных парней во всем черном. Аудит завершится через неделю, тогда же и будет отчет, сколько удалось забрать у «детей гор». Это было даже удивительно, так я ожидал сильного сопротивления, стрелок, стрельбы… Но ничего этого случилось. Видимо, после расстрела Белого дома им не до разборок.
— Доложили. Хорошо сработали.
— На том банке висит Магнитогорский металлургический завод. Но мне сказали, что он мертвый, домны собираются гасить.
А вот это была новость. Я задумался. И тут же сообразил:
— Ну вот будет работка для Троллейбуса. Засиделся уже в Москве.
— Потянет?
— Думаю, да. Тем более и сбытовая сеть есть. Скажу ему, чтобы не дал гасить домны. Будем платить работягам из своих до конца.
Я отмахнулся от дыма, приоткрыл окно.
— Профессор, ты же не просто так со мной поехал? Что было на сходняке?
На днях московские воры опять собирались в Советской, но в детали я не вникал.
— Да там такой блудняк был… Тошно рассказывать. Сандро Сухумского знаешь?
— Нет.
— Неважно. Короче, поехал Сандро до городу Парижу — перешел на какой-то старославянский язык Проф. — И вельми зашкварился там.
— Французских педерастов заценил?
— Хуже. Пошел в лучший ресторан города и взял самое дорогое блюдо. «Кок-о-вен» называется. Петух в вине.
Тут я, конечно, заржал. Руля с Коляном, что сидели впереди, тоже заулыбались сквозь зубы. Ну, уши не веки, их не закроешь.
— А так как Сандро путешествовал не один, о зашкваре быстро стало известно. И в Грузии решили снять с него корону.
— И он пришел на московский сходняк получить поддержку?
— Сандро — вор правильный. Про петуха в тарелке он не знал, по-французски не читает. Просто ткнул пальцем в самое дорогое блюдо, а там какое-то мясо плавает…. Отписали «апельсинам» в Грузию, чтобы не кипишевали.
— Ясно.
Мы уже выруливали к вокзалу, как Профессор произнес:
— Компас откинулся. Выпустили из СИЗО, условку в суде получил.
— За бабки?
— Думаю, да.
— И что? Хочет общак обратно?
— Заводил базар. Но воры сказали, пока подождать.
Вот не зря я Профессора с зоны выкупил!
— Правильно сказали.
Отдавать бабки из банка мне совсем не хотелось. И так Йосик все уши прожужжал, что в холдинге с какой-то там «ликвидностью» все херово.
— И что Компас? — спросил я.
— Напился с горя, — хмыкнул Профессор. — Сели играть в очко. Так он Северянину проиграл Адлер, представляешь?
— А он был смотрящим за городом? — удивленно посмотрел я. — Не знал.
— Вот именно, что был! — скривился Профессор. — Эх, куда молодежь катится?
* * *
— Рыжик, я тебе большущую премию выпишу! Размером с Эверест!
Настя догадалась выбить для нас у моего знакомого партийного организатора Кобелинского отдельное СВ в поезде Жирика. А еще купе для охраны. То есть поедем как белые люди. Ибо «черные» люди — всякие лдпээровские агитаторы — ехали в банальном плацкарте. Таких вагонов было сразу пять штук в поезде.
— Ох, Сергей Дмитриевич, вы все обещаете! — Настя кокетливо мне улыбнулась, поправила миленький синий платочек на шее и начала выкладывать на стол из сумки всякую домашнюю снедь. Ну, классика жанра просто — вареные яйца, курица-гриль, огурчики, помидорчики… В этот натюрморт я добавил бутылку коньяка — Арарат пять звездочек. Спасибо Профессору. Сам я просто не успел купить. А он еще отгрузил мне сигар из своих запасов. Впрочем, я снова бросал курить и решил спрятать их подальше.
Поезд тронулся, начало очень быстро темнеть. Зима все ближе, день все короче. Я сходил поручкался с Жириновским, поприветствовал «Кобеля». Политики уже свернули пробку с бутылки водки, ослабили галстуки. Ну и мне пора.
Вернулся в СВ, а там… Рыжик переоделась. Теперь на ней коротенький розовый халатик на поясочке, а под ним — только черные чулки. Край которых вылезает из-под полы. Ее волосы огненным каскадом падают на плечи. Рыжие, блестящие, такие живые, что хочется провести пальцами по ним, почувствовать их текстуру. Зелёные глаза смотрят на меня из-под длинных ресниц, а на губах полуулыбка — чуть скромная, чуть игривая, будто она знает о мире что-то, что недоступно другим. Я снимаю пиджак, дергаю узел галстука.
— Ну что, Сергей Дмитриевич, вы довольны своим политическим вояжем? — спрашивает Настя, обводя пальцем край коньячного бокала. И откуда только их взяла?
Ее голос звучит спокойно, но интонации — это скрытый призыв.
— Доволен, — отвечаю, откидываясь на спинку дивана. — Хоть и везет меня Владимир Вольфович в качестве ходячего кошелька.
Рыжик чуть смещается назад, из-за чего ткань её халатика поднимается ещё выше, обнажая тонкую полоску кружева. Взгляд мой невольно скользит ниже, и я чувствую, как напряжение во мне нарастает. Рыжик замечает это и добавляет с той самой интонацией, которая выводит из себя:
