Мало того, верный визирь утверждал, что ещё месяц, максимум два, и может случиться даже не бунт, а целое восстание не только в регионах, но и в Стамбуле. Османскую Империю скреплять может не образование, а сила и активная внешняя политика. И как же хотел Селим, чтобы именно образование и просвещение вело его страну в будущее. Но не так, под звон стальных клинков, зарождалась Османская империя, так она вынуждена существовать и сейчас, но уже под грохот пушек.
Глава 4
Петербург
12 мая 1800 года
Сегодня я проводил расширенное заседание военного комитета. В соответствии с уставом комитета министров, военный совет являлся органом, который должен создаваться во время боевых действий, масштабных конфликтов войн.
Да, оказалось, что пока никаких конфликтов и нет. Россия спокойно и постепенно развивается, не спеша, вывозя при этом немало ценного, победоносное войско возвращается из Швеции на свои квартиры, к своим семьям, к нормальному питанию. Однако я, и все люди, сидящие за столом у меня в кабинете, не должны летать в облаках и думать, что теперь настали благоденственные времена, когда и войн вовсе не должно случиться.
Напротив, нас ожидают крайне сложные времена, такие вызовы, с которыми Россия уже давно не сталкивалась.
С военными в этом отношении разговаривать легко. Они всегда ждут каких-либо войн и не представляют своё существования без готовки к войне, либо без непосредственного участия в войнах. Так что сегодня я не ждал каких-либо серьёзных препятствий в виде скабрезных шуточек на грани приличия или одергивания меня, утверждая, что я человек, который дует на воду.
— Александр Васильевич, как ваше самочувствие? — спросил я у фельдмаршала.
Несмотря на то, что Суворов выглядел вполне живо, он явно сдавал. Как мне сообщал министр здравоохранения Зиневич, наш прославленный фельдмаршал уже того и гляди, станет пенсионером. Я и сейчас не знал, стоит ли посылать Суворова петь его «лебединую песню» на предстоящих театрах военных действий.
— Если ты, Михаил Михайлович, решишь воевать без меня… Не друг ты мне будешь! Не обижай старика. Я не хочу долго и упорно умирать в своей постели, — отвечал мне светлейший князь, поняв, к чему я клоню.
— Я понял, светлейший князь, — с улыбкой отвечал я. — Дружба с вами — это то, чем я очень дорожу.
Да, это я внёс государю на рассмотрение вопрос, чтобы Суворова назвать Светлейшим князем. А кому еще так именоваться, как не Александру Васильевичу? Потёмкину можно было, Меньшикову, но заслуги фельдмаршала Суворова точно не меньше, чем у названых деятелей. Разве же Александр Васильевич не заслужил того, чтобы на склоне своих лет быть человеком, титул которого уступал лишь только венценосным особам?.
— Господа, приступим, — сказал я и пригласил к кафедре с докладом Барклая Де Толли, заместителя-товарища министра военных дел.
Именно этому, относительно молодому офицеру, было поручено разработать план возможного противодействия наступлению французов. Причём, я ставил такую задачу, в ходе которой Россия не сможет в пограничных сражениях разбить французскую армию.
— Господа, та задача, которая была поставлена мне, поэтапно решается. Ещё нет ни одного пункта плана, который не был бы реализован в срок. В самом начале своего доклада я хотел бы высказать огромную благодарность вам, ваше высокопревосходительство, — обратился Де Толли к Суворову. — К вам, господин канцлер, к вам, господин военный министр. Я не только не встречал препятствий в своей работе, но получал всяческое одобрение и поддержку.
Де Толли назвал не всех людей, кто был на этом совещании. Кроме перечисленных персон, здесь же присутствовали министр морских дел адмирал Синявин, советник министра морских дел адмирал Ушаков, генерал Каменский, ставший главой Генерального Штаба и ещё пятеро иных лиц, в том числе Пётр Багратион. Багратион отвечал за реорганизацию егерей в то, что я назвал «стрелками».
То есть, в каждом плутонге егерей сейчас должны были присутствовать два стрелка. Слово «снайпер» мало того, что было еще не известно, так и в моду не вошло убийство птичек бекасов [англ. snipe].
Мне нравилось, как работает де Толли. Он абсолютно не паркетный генерал, который мог бы писать победные реляции, даже там, где случились поражения. У меня складывалось чёткое убеждение, что де Толи не любили в иной реальности именно потому, что он был самым реалистичным генералом. А еще этот человек не стремился покрыть себя славой смелого, безрассудного человека, а подходил к войне с сугубо рациональной стороны, отринув эмоции.
Нынче же генерал-майор Барклай де Толли также не сказал ни одной бравурной фразы в своем докладе, несмотря на то, что в некоторых моментах он мог бы похвалить себя.
— Таким образом, если перед нами стояла задача уже завтра принять участие в войне, и нашим противником станет более пяти сотен тысяч хорошо оснащённых и подготовленных солдат и офицеров врага, то ничего, кроме отступления, мы бы не смогли предложить неприятелю. Посему, я всё ещё убеждён, что выбранная нами стратегия — единственно возможный вариант, — заканчивал свой доклад до Толли.
Полтора часа он рассказывал о всех тех новшествах, которые мы готовим для будущей Великой, может быть и Отечественной, войны. В некотором роде, мы сильно рисковали. К примеру, отправка одномоментно двухсот тысяч солдат и унтер-офицеров на землю, предоставляя им участки земли в Новороссии — это практически авантюра. Но я, после долгих размышлений, консультаций, споров, все же принял волевое решение. Кстати, государь, только одобрил подобный подход, он понимал, сколько требуется затратить средств, чтобы увеличить армию. А так, наши бывшие-будущие солдаты сами себя кормили, ну и все еще пустующие земли Новороссии стали более плотно осваиваться, с перспективой стать поистине Житницей для империи.
Ещё раньше я посчитал, что кормить большую армию — это не просто для государства накладно, это нерационально. Несмотря на то, что Россия постоянно воюет и ей нужны солдаты, я обратился всё же к опыту будущих поколений.
Призыв в армию — это прогрессивная форма военных систем. Французы уже её используют, Наполеон выстраивает свою прогрессивную армию. Это заслуживает максимального внимания со стороны и Генерального Штаба, и всех высших военных чинов Российской империи.
Мы не можем пойти на тот шаг, чтобы объявить всеобщую воинскую повинность, как минимум, этому будет мешать крепостное право. Но, если вникать в явление глубже, то препятствия для призыва в вооружённые силы Российской империи множественные.
Современные воины, и то, на что рассчитывает Наполеон, — это разбить армию противника, учитывая то, что второй армии у врага уже не будет. Просто и элементарно, чтобы крестьянина научить владеть ружьём, нужно немало времени, даже при интенсивных тренировках, которые сейчас вводятся в Российской империи. Минимум полгода нужно для того, чтобы пришедший здоровым и сильным солдат смог освоить самые минимальные азы воинского искусства.
По факту же получается так, когда, чтобы давать даже самые незначительные физические нагрузки, этого самого воина нужно месяца три откармливать. Приходят худые, немощные, косые, хромые, не понять, какие еще рекруты. И, пусть сейчас мы налаживаем систему, когда в армию нельзя отдавать рекрута, у которого ниже требуемого уровня развита физика, всё равно проблема полностью не ушла и не уйдёт.
Так что я, после долгих дебатов и размышлений, непосредственных ссор с Аракчеевым, не говоря уже о государе, который трижды кричал, что меня отправит в отставку только за то, что я собираюсь сделать в армии, удалось не на нытьем, так катанием, продавить систему, которую можно было бы назвать «армейским призывным резервом».
Мы отправляем в отставку практически треть своей армии, набирая новобранцев на эти места. Создаем тот самый резерв воинов, которые уходили из армии. Это были те солдаты или унтер-офицеры, которые уже успели отслужить в армии не менее десяти лет. То есть, они опытные воины.
