Но в самом городе творилась просто вакханалия. Вчера прозвучали лозунги сократить рабочий день до десяти часов в день. Даже просто объявить о своих намерениях — это уже казалось просто феноменальным достижением. Сегодня, когда вопреки мнению многих, не пришла армия и не разбила протестующих, то есть полностью бездействуют власти, лозунги становились всё более и более смелыми.
— Рабочие тоже люди! — закричал один англичанин, не так, чтобы идеально выговаривая английские же слова.
— Всеобщее избирательное право! Мы имеем право! — кричал другой активист рабочего движения.
Толпа, состоящая всего-то из семи сотен оголтелых мужиков, ворвалась на главную фабрику «Дрингвотер», круша все станки и механизмы. Эта фабрика отличалась особой механизацией, здесь были даже установлены три новых паровых машины. И сейчас всё это ломалось, крушилось, поджигалось.
— Долой машины! Дайте людям работу и возможность кормить свои семьи! — продолжали декламировать лозунги.
Двое мужчин стояли чуть позади от этого всего, их задачей не было крушить и поджигать. Вернее, не так. Они крушили, но сознание и психику людей, они поджигали их сердца и внушали обострённое чувство справедливости.
— Карл, может, тебе взять всё-таки какое-то другое имя? — спросил один мужчина, состоящий в оргкомитете рабочего движения у другого, также входящего в Центральный Комитет.
— А почему это немец, который родился, жил и работал в Англии должен скрывать своё имя? — возмущался Карл Маркс.
— Да мне, дружище, плевать, будь ты хоть русским, — отвечал ему бывший рабочий текстильной фабрики, сменивший свое настоящее имя на другое, Джон Луд.
— Ты, действительно, хочешь меня обидеть? Или, Джон, ты забыл, каков мой кулак на вкус? — Карл Маркс сделал вид, что обиделся. — Не смей называть меня русским!
— Прости, товарищ, ты прав, куда там русским, в трудовом законодательстве, чтобы выдвигать такие требования. И я рад, что ты у нас есть. Так побуждать людей к стачкам и митингам у нас раньше не получалось, — сказал Луд и подал руку для рукопожатия товарищу Марксу.
Василий Дмитриевич Капустин с большим удовольствием пожал руку этому человеку. Он сам сделал Джона Луда. Не было человека с таким именем, несмотря на то, что ещё год назад при подготовке к засылке в Англию, утверждалось, что некий Луд должен существовать и его желательно найти и вступить с ним в сговор. Нет Луда? Так его можно создать! Как, впрочем, и луддизм, само движение, направленное не только на уничтожение механизмов, но и достижение прав трудящимися.
Василий Капустин ещё некогда прибыл с группой товарищей, которые привезли Ольгу Жеребцову. Без особого труда удалось взять деньги, которые Ольге выдавал раннее убитый посол Уитворт. Ольга? Умерла от передозировки наркотиками. Что-то она сильно увлеклась этой гадостью!
У Жеребцовой оказалось два миллиона фунтов — это просто огромнейшая сумма, которая даже не нужна была для тех дел, ради которых был заслан Капустин и ещё пятеро товарищей в Англию. Не вся она пошла на организацию рабочего движения. Для этих нужд с лихвой хватило полмиллиона фунтов. Зато сейчас в банках Англии на разные имена и во многих ячейках находилось полтора миллиона фунтов, способных, если понадобится, многое совершить на Туманном Альбине.
Ранее, перед самой отправкой, куратор прочитал письмо от некого важного господина. Все догадывались, что это сам канцлер Сперанский давал напутственное слово.
Так вот, в этом письме, которое названо было писавшим, как шальное, значилось, чтобы те, кто отправляется в Англию для начала там рабочего движения, представились двумя именами: Карл Маркс и Фридрих Энгельс.
И вот теперь Капустин и есть тот самый Карл Маркс, обладая несомненным ораторским мастерством, рассказывал много небылиц, про то, как могут жить рабочие и, что именно они куют для Англии будущее. А еще кричал про объединение всех пролетариев и аграриев, и всех, кто ущемлен.
— Что дальше? — спросил Джон Луд.
— Нужно усиливать натиск, власти должны пойти на любые уступки, — отвечал Капустин.
— Вчера я в это не верил и ждал гусарских сабель. Но сегодня… Я верю тебе, Карл, — сказал Луд.
Ситуация в Англии складывалась самым лучшим образом, чтобы поднимать бунт в рабочей среде, да хоть и народные волнения. Дело в том, что финансовая стабильность Великобритании была сильно подорвана. Как только французы вошли в Индию, ещё ничего там не совершив, фунт стал резко падать в цене. Были и другие причины инфляции в Англии, например то, что англичане плохо понимали, что такое «инфляция», учились, кстати, по русскому учебнику.
Но не это было самым главным. Англия лишалась своих рынков сбыта. Россия уже не покупала много товаров, Франция, тем более, Швеция, даже Соединенные Штаты Америки и те отказывались от английских товаров, не желая ссориться с другими политическими и экономическими европейскими игроками, — странами, которые так или иначе, но действуют против Англии.
Огромное количество уже произведённых товаров лежало на складах фабрик и заводов. Это провоцировало почти что банкротство перспективных и ранее получавших сверхприбыль предприятий. Английское правительство даже начало субсидировать предпринимателей, чтобы те, хотя бы, расплачивались по долгам с самим же государством. Были те промышленники, которые деньги, полученные от государства, начинали выплачивать в качестве зарплаты своим рабочим. Понимающие люди в Англии есть, они осознают, что без квалифицированных рабочих все фабрики и заводы — всего метериалы, из которых они сделаны.
Однако, буквально недавно, ситуация стала немного, но меняться. Бизнес, моментально реагирующий на любые возможные изменения в политике, смотрел на будущее уже не такими печальными глазами. Всё вело к тому, что Россия откроет свои рынки английским товарам и в Швецию, и в Финляндию, и в саму Россию. Именно так виделось в ближайшее будущее. Поэтому, промышленники посчитали нужным сохранить ту касту профессиональных рабочих, без которых производство будет просто невозможно.
И вот такие ушлые предприниматели оказались самой главной занозой в том, чтобы поднять людей на сопротивление, используя дешёвые лозунги, когда машины обвинялись в том, что они забирают хлеб и возможность заработка у рабочих. Утверждалось, что уже скоро лишь один из десяти рабочих будет работать на фабриках, другие же будут попадать под статью о бродяжничестве, предполагавшая повешение всякого, кто ходит из города в город в поисках работы и куска хлеба.
— Джон, мне нужно срочно уехать в Йорк, там наши товарищи также собираются присоединиться к нашей акции. Ты справишься без меня? — спросил Капустин.
— Разве у меня есть выбор? Это же ты сделал из меня Джона Луда, того, которого вовсе не существует. Так что я, Джон Лестер, всё доделаю, что требуется. Ты только подними Йорк. И тогда наше движение будет воистину великим, — сказал тот, который взял себе псевдоним Джон Луд.
Прямо здесь и сейчас Капустин пожал руку своему товарищу и направился прочь. Уже начинала дымиться фабрика, рабочие сновали по всем цехам, грабили, избивали тех управляющих, которые могли бы им противостоять. Англии наносился существенный экономический урон. А еще Центральный Комитет отправлял целую группу провокаторов уже в Лондона.
Миссия Карла Маркса, как и Фридриха Энгельса, в этом эпизоде была выполнена. Для тех, кто это все затеял, очевидно, что движение будет потоплено в крови в ближайшее время.
Правительство настроено крайне решительно, и у Капустина были данные, что в том самом Ливерпуле недожавшиеся десантных операций французов, формируются полки из гусар и английской пехоты для начала подавления революции. Но это подавление, словно выстрел себе в ногу.
* * *
Стамбул (Контантинополь)
6 мая 1800 года (Интрелюдия)
Султан Османской империи Селим III разглаживал свою бороду, на которой за последние годы слишком много волос поседело, или, как убеждают падишаха, наполнились вековой мудростью и покрылись серебром. И пусть некоторые придворные предлагали султану подкрашивать бороду, чтобы подданные не видели седым своего падишаха, Селим предпочитал этого не делать. Он небезосновательно считал, что этих самых седых волос в скором времени будет крайне много, нет смысла вымазывать бороду чем-либо.
