— Индивидуальный пошив. А какие мягкие халаты! Поверьте, вы в них влюбитесь…
— Ладно, — Наум Егорович решил не упрямиться. От психа обыкновенного до психа буйного рукой подать. Вместо этого он показал рукой на человека, который всё так же лежал на боку. — А это кто?
— Это… это… — глаза доктора забегали. — Это… ещё одно обстоятельство непреодолимой силы. Поверьте, он вас не побеспокоит. Он будет спать…
— Всё время?
— Конечно.
— Это ж не нормально.
— На первом этапе лечения, которое он проходит, это как раз вполне нормально. А как только починят проводку, мы вас расселим. Нам жаль, что вы вынуждены претерпевать такие неудобства… но увы, к сожалению, иных вариантов нет…
Наума Егоровича подхватили под локоток и вывели из палаты. А дверь в неё прикрылась с едва слышным щелчком. Мигнула красная лампочка на кодовом замке. Ага, и над дверью тоже камера имеется. Правда, явно прикрученная впопыхах, а потому глядела она не в проход, а куда-то в сторону и в потолок.
Ремонт до душевых не добрался. Во всяком случае, что-то подсказывало, что эта желтоватая плитка помнила иные времена. А вот поблескивавшие глянцем краны не слишком сочетались с темными трубами. Но вода имелась, причём даже горячая.
И это хорошо.
Одежду Наума Егоровича прибрали, а в предбанничке, на низенькой лавке, оставили новую: просторные полотняные штаны и такую же рубашку. Ну и обещанный халат имелся, из какой-то мягкой ткани, он и вправду был весьма приятен. Наум Егорович даже подумал, что надо будет его потом, по окончании операции с собою прихватить. Потом тут же устыдился.
А следом заметил, что халат имеется, но вот пояс к нему выделен не был.
В комплекте к одежде шли резиновые тапочки весёленького лазурного цвета.
По размеру.
А вот одежда даже великовата местами, но это так, мелочи.
— Вот видите! Совсем другой человек! — радостно воскликнул доктор. — Если хотите, можем посетить парикмахера!
— А у вас и он есть?
— Конечно! И на маникюр я вас запишу. И на педикюр. И на спа-процедуры…
Ага, если так-то, можно поверить, что и вправду санаторий. Как-то оно… чересчур для дурдома.
А сосед проснулся. Он сидел на кровати, чуть покачиваясь, и взгляд его был рассеян.
— Он проснулся! — сказал Наум Егорович, для верности указав на соседа пальцем.
Кстати, того тоже успели помыть да переодеть. Вот только одежда была явно великовата, а потому широкий ворот рубахи съехал на плечо, обнаживши его. В дыру проглядывала часть татуировки.
— Не стоит переживать. Мы просто провели с вашим соседом гигиенические процедуры. Вы же не хотели бы, чтобы он вам тут вонял?
— Нет, — сказал Наум Егорович.
Без соседа было бы проще.
Или… с камерой, которая ведёт постоянное наблюдение, не больно-то погуляешь. Да и дверь, которая снаружи запирается, вполне себе аргумент. А вот соседа и порасспрашивать можно. Если, конечно, его опять чем-нибудь не накачают.
— И поужинать ему надо. Нехорошо людей голодом морить, — сказал доктор и повернулся было к двери.
— А тут что, столовой нет? — поинтересовался Наум Егорович.
— Боюсь, что нет.
— А почему? В санаториях столовые есть! Я знаю.
— Это в обычных они, конечно, имеются. А наш… эксклюзивный…
Эксклюзивный санаторий строгого режима.
Звучит.
— И наши посетители предпочитают уединение. Поэтому мы подаём обеды и ужины в палаты.
— А завтраки?
Мало ли, вдруг в этой эксклюзивности и завтраки не положены. Хотя жаль. Общая столовая расширила бы возможности. Глядишь, и получилось бы снять кого из местных клиентов.
— И завтраки в том числе. А также вторые завтраки, полдники и кефир перед сном.
Эк они… Вот вроде и понимаешь, что вне закона, а туда же. Кефир перед сном. Прям повеяло подростковыми воспоминаниями и больничкою, в которой тоже перед сном кефир давали.
— Кефир — это хорошо… это отлично. Несите.
— Кефир?
— Ужин! — рявкнул Наум Егорович. — А то я прям изголодался весь. И он тоже, небось.
— Да, да, сейчас подадим…
Ужин и вправду привезли практически сразу. На отдельных тележках. Одну подкатили к кровати Наума Егоровича, на которой появилось пухлое стёганое покрывало. Да и свежее бельё с милыми зайчиками.
— Приятного аппетита, — сказал Пётр, занимая место у двери.
— А вы что, так и будете смотреть?
— Да.
— А я не хочу, чтоб на меня смотрели! У вас глаз недобрый! Оба глаза! Но левый хуже!
Пётр сделал вид, что не услышал.
— И вообще, я не могу есть, когда на меня пялятся!
И теперь не возымело.
— Выйдите! — взвизгнул Наум Егорович, надеясь, что прозвучало истерично. И в комнату заглянул доктор:
— К сожалению, согласно правилам внутреннего распорядка потребление пищи должно проходить под наблюдением младшего медицинского персонала, — произнёс он. — Так положено!
— Зачем?
— Для вашей же безопасности. В прошлом году наш гость подавился вишенкой. И едва успели спасти. Теперь мы бдим.
Бдят. Конечно. Небось, какой-то пакости насыпали, а теперь вот бдят, чтоб съели. И наверняка, если Наум Егорович попробует поменяться с соседом, это пресекут.
— Я не люблю такой компот! — Наум Егорович поднял стакан. Пластиковый, к слову. Тоненький и хрупкий. Таким не повоюешь.
— Увы, сегодня только этот. Завтра вы сможете сделать заказ из меню…
Всё-таки терпеливый он человек, этот доктор. И хорошо. На зоне терпение очень даже пригодится.
— Ладно, — Наум Егорович выпятил губу и, наклонившись, понюхал. Еда ожидаемо пахла едой. И да, вполне себе… тефтели в сливочной подливе. Гора свежего пюре, с которого стекали желтоватые реки подтаявшего масла. Салат из свежих овощей. И кусок торта. Порции тоже немаленькие.
— Приятного аппетита, — доктор едва заметно кивнул Петру и удалился.
Было вкусно. Наум Егорович искренне пытался почувствовать в еде что-нибудь такое, зловещее, но чувствовал лишь приятную и привычную вкусовую гамму.
— Спасибо, — сказал он, промокнув губы салфеткой. И Пётр, кивнув, вытащил тележку в коридор. А потом вернулся за второй.
Кстати, пусть сосед и выглядел донельзя сонным, но съел всё, что дали.
И икнул.
— Если вам что-то понадобится, — Пётр толкнул к двери тележку. — Зовите. Но лучше вон, прилягте, полежите. Вам док отдыхать велел.
Спорить Наум Егорович не стал. Он снял халат — жалко будет вымазать этакую красоту — и тапочки, после чего прилёг на кровать.
Сосед, к слову, тоже последовал совету, широко и заразительно зевнувши.
Наум Егорович лёг ровненько, вытянул ноги и замер. Нет, этак свихнуться можно… чтоб… группу вызвать, что ли? Той дряни, внизу, хватит дело завести. И по-хорошему пора бы, но Наум Егорович отчего-то медлил. Лежал вот, сонный и осоловелый, пялился на пальцы соседа. Пальцы на ногах были длинными и тонкими.
И ещё татуировками покрыты.
Чёрными.
— Глаза прикрой, — донёсся шёпот. — Не знаю, как тебе, но мне снотворного сыпанули от души…
Чтоб.
Если так, то да, ожидаемо будет, что Наум Егорович уснёт. Он последовал примеру. Лежать с закрытыми глазами было скучно, и Наум Егорович принялся мысленно перебирать родню, которую надо было разделить на ту, что получит приглашения, и на всякую иную. При этом каким-то чудом следовало сделать так, чтоб первых было не слишком много, а вторые потом не обиделись. Оно, конечно, не он этим заниматься станет, а супруга с дочерью, но чисто теоретически задача хорошая.
Щелчок замка он услышал, как и то, что дверь открылась. И человека вошедшего ощутил. Пётр? Искушение открыть глаза было огромным, но Наум Егорович заставил себя лежать неподвижно.
Лица коснулось что-то мягкое, едва ощутимое, будто тёплый ветерок лизнул.
— Ну что? Спят? — этот голос принадлежал доктору.
— Само собой. Куда они денутся-то… по дару — ноль-ноль, — а это уже Пётр.
— Ожидаемо. Хотя… Вахряков мог и сюрприза подгадить. Но если ноль, уже легче.
