— Сразу же после этого совещания, а также знакомства с представителем Военторга с вашими заместителями, которыми будут командиры отрядов стрелков, вы отправляетесь в расположение своих отрядов и будете действовать в соответствии с теми уставами, что ранее вам доводились до сведения, и которые получите нынче же, — строгим, почти безжизненным голосом говорил Аракчеев. — Господин генерал-майор, далее вы сами.
Генерал-майор Александр Петрович Тормасов был назначен командовать всеми партизанскими действиями. Он является своего рода куратором партизанских отрядов, а также связующим звеном между ними и армейским командованием.
Я хотел, и смею надеяться, что у меня многое получилось. Создать такое Партизанское движение, которое бы по своей организационной структуре чем-то напоминало подобные во время Великой Отечественной войны на конец сорок второго года, когда ставка Верховного командования смогла окончательно подчинить себе разрозненные, но выжившие партизанские соединения, это многого стоит.
На территории Литвы и Белоруссии строились тайные склады-схроны, целые небольшие военные городки, которые должны были располагаться в глухом лесу, но при этом с возможностью оттуда выбраться самим партизанам. Место расположения партизанских отрядов тщательно выбиралось, с учётом снастей, принадлежности помещикам этих земель, а также чуть вдали от основных вероятных коммуникаций противника. Каждый отряд должен был иметь не менее трех баз. Определялись способы коммуникации между отрядами и со Штабом Тайной войны.
— Господа офицеры, я ещё раз повторяю, — строго говорил генерал-майор Тормасов. — Когда неприятель пройдет мимо ваших отрядов. Лишь только по прошествии времени и, когда неприятель углубится на восток, вы, в соответствии с полученными уставами, задачами, целями, будете осуществлять свою деятельность!
Тормасов, конечно, ещё не успел должным образом отличиться, хотя все отмечали, что он достойный офицер. Но я знал о нем из послезнаний и по моей информации он способный. Вот только, этот генерал-майор явно своей задачей поначалу тяготился, ведь ему предстояло в большей степени находиться вдали от боевых действий. Пришлось даже пообещать, что после того, как большая часть занятой французом Российской империи будет вновь освобождена, генерал-майор будет повышен в чине и получит под своё командование сразу корпус, не менее чем из тридцати пяти тысяч солдат и офицеров.
Неправильно вот так идти на сделку даже с отличным офицером. Но я и так предполагал двигать выше Тормасова, чтобы заменять таким, как он, таких, как Римский-Корсаков. Пусть у генерал-майора будет ощутимая мотивация, может это поможет в деле.
Среди собравшихся офицеров-партизан, конечно же, наиболее колоритно выглядели двое. Это были Ермолов, мощный, суровый, кудрявый, и самый молодой из присутствующих, Денис Васильевич Давыдов. И я откровенно волновался именно за этих двоих. Уж больно они горячие, как бы не вышло так, что они переоценивают свои возможности. Терять ни Ермолова, которого стоило бы ставить, причем в срочном порядке после войны на Кавказ; ни Давыдова, чьи стихи были весьма недурными, он мог бы сделать свой значительный вклад в русскую литературу, не хотелось.
Генерал-майор Тормасов махнул рукой, в зал совещания внесли большую карту, прикреплённую к стенду, с изображением всех населённых пунктов, известных дорог, холмов и лесов западной части Российской империи.
Ещё два года назад мной были отправлены многочисленные экспедиции, которые должны были разведать каждую тропинку, общаться с местными жителями, которые должны были показывать каждый ручеёк, рассказывать, когда и какой островок в болотах проходимый, а когда нет. Само собой разумеется, что абсолютно всё мы выяснить не смогли. Однако в тех местах, где должны были базироваться пятнадцать партизанских отрядов, местность была известна досконально не менее, чем на пятьдесят километров в радиусе локации. И командиры партизанских отрядов, как и приданные им отряды стрелков, изучали местность непосредственно, проезжая ко всем базам лично.
Понимая, что сейчас генерал-майор будет рассказывать о планах Наполеона, я всё же решил сделать ещё одно внушение собравшимся офицерам.
— Все понимают, что то, что сейчас озвучивается — это не просто государственная тайна. Вы не должны даже рассказывать о самом факте, что вам что-то важное рассказывали и показывали на этом совещании. Тот, кто это сделает, в пьяном ли виде, по секрету ли какой-нибудь мадемуазели, — офицеры впервые заулыбались. — Тот — предатель Отечества и государя нашего. Всё очень серьёзно. И любое ваше слово может отдалить нашу победу в этой войне.
Взгляды, которые оставались устремлены на меня, были разными: одни офицеры смотрели даже с некоторым испугом, другие же позволили себе метнуть в мою сторону недоброжелательный взгляд, мол, оскорбил я их. Но, ничего, пусть чувствуют себя хоть оскорблёнными, хоть униженными, главное — это выполнить боевую задачу, при этом сохранить государственную тайну.
Совещание закончилось далеко за полночь. Я мог уйти раньше, как минимум на полтора часа. Но в какой-то момент я принял решение, что должен присутствовать во время знакомства и разговора офицеров стрелковых отрядов, к которым я относился, будто к своим детям, и с кадровыми офицерам-кавалеристами. Впрочем, все мои стрелки уже являются кадровыми офицерами и прикреплены к той или иной воинской части, пусть и номинально, конечно.
* * *
— Устал? — нежно, уютно, спросила Катюша.
— Не без этого, любимая! — сказал я, принимая от слуги чашку крепкого кофе.
В доме уже привыкли, что я сплю крайне мало, и после прихода домой, даже если возвращаюсь поздно ночью, всё равно некоторое время работаю. Поэтому мне нужно как-то взбодриться. Кофе, на самом деле, помогает уже слабо, но лучше с ним, чем без него.
Есть время, когда можно разбрасывать камни, и время, когда эти камни необходимо собирать. Полгода назад я работал, можно сказать, в крайне облегчённом варианте, часто проводил время с женой, даже привык к регулярному сексу. Я присутствовал в её салоне, развлекая различную публику, в том числе стихами, даже песнями. Но теперь вновь приходится работать на износ.
— У тебя есть время на меня? — спросила Катя.
Я уже по тону, по мимике своей жены понимаю, о чем именно идёт речь. Если она говорит таким образом, по-деловому, то, конечно же, вопрос не о наших личных отношениях, любви, каких-то чувствах и эмоциях. Моя деятельная жена решила поговорить о своём Фонде, а, может быть, об Обществе Милосердия.
Идея с тем, чтобы собирать деньги, тёплую одежду, коней, даже оружие, с тех, кто это все может дать, была апробирована ещё во время русско-шведской войны. И тогда подобная инициатива принесла немалую пользу для наших военных. По крайней мере, русский солдат имел тёплой одежды намного больше, чем шведский. А это уже огромнейшее подспорье во время войны, которая происходит при минусовой погоде.
— Иди сюда! — сказал я, увлекая жену к себе.
Я впился своими губами в уста любимой женщины, будто растворяясь в ней. Словил себя на мысли, что очень давно, уже даже не припомню когда именно, вот так вот обнимал и целовал Катю. Раньше, так регулярно, но за последние полгода… Всё в трудах, да заботах, но пока иначе нельзя. Вместе с тем, наверное, всё же чуточку нежности и внимания я обязан проявить.
Взяв за руку жену, я пошёл к ближайшему диванчику, сел на него, Катю посадил себе на колени.
— Вот теперь говори! — сказал я, поглаживая руку супруги.
— Пора отправлять медицинских сестёр и хирургов в Белоруссию, — решительно, несмотря на то, что и для неё подобное положение на моих коленях было волнительным, сказала Катя.
— Нет! В очередной раз отказал я, — Катюша, они должны оставаться в Смоленске, Опочке и Киеве, но больше в Смоленске.
— Но почему? — выкрикнула Катя, вставая с моих колен, разворачиваясь и упирая руки в бока. — Для чего учили этих женщин, подбирали хирургов, собирали лекарства и бинты? Как я людям объясню? Как я буду убеждать жен?
