— Дурдом какой-то, — пробормотал я, впервые сталкиваясь с подобной реакцией.
В Империи, да и в Тингланде, магов не боялись. В Королевстве даже уважали, ввиду меньшей численности и большей востребованности. Но страх?
А затем мне навстречу выехала небольшая процессия, возглавляемая, тут мои глаза округлились, обвешанным амулетами, как ёлка, одарённым. Средних способностей, судя по не самому впечатляющему резерву, он горделиво восседал на кресле, установленном на телеге, которую тащили два заморенных мужичка.
Мне аж поплохело от такой картинки. Это что за махровое средневековье у них тут? Да даже не средневековье, а дикарство какое-то с вот этим вот шаманом во главе. Магом его язык не поворачивался назвать, потому что маг — это, пусть среднее, но образование, которое в местных реалиях на голову выше не одарённой массы народа. И такую дикость ни один известный мне маг творить бы не стал.
Пока я с неверием во взгляде рассматривал колоритную делегацию, те успели подъехать ко мне, остановившись в десятке метров, и этот туземный колдун, подскочив на ноги, воздел посох, который держал в руках, вверх, заорал, брызжа слюной, что-то не слишком понятное, но, судя по тону, угрожающее.
Тут я понял, что странная кираса на нём сделана из самых настоящих человеческих рёбер, а голову венчает шлем, использующий части человеческого же черепа.
Зубы мои скрипнули, а кулаки сжались, особенно когда я вслушался в то, что он орал в мой адрес.
Если убрать ругань, то получалось, что он какой-то там победитель чего-то там, и эта деревня его по праву сильного, и он уничтожит любого, кто посягнёт на его право. И что я должен благодарить богов за то, что меня отпускают отсюда живым и вообще убирался бы я поживей, а то его терпение не безгранично. Это я перевожу на нормальный, потому что в оригинале не ругательными были только отдельные слова и междометия.
Тут я пригляделся, благо зрение у меня было острее некуда, и разглядел капельки пота, текущие по искажённому лицу. И понял — этот бабуин с посохом на самом деле дико меня боится и пытается самого взять, что называется, на испуг, изображая неведомую крутость. Стоило мне это понять, как злость ушла, осталось лишь чувство брезгливости, словно прикоснулся к чему-то мерзкому и грязному.
— Замолкни, — глухо произнёс я, зажигая в руке огненный шар размером с его голову.
Такой мог бы спалить разом всю его телегу вместе с креслом. Сам бы он, благодаря амулетам, может, и выжил, но я не напрягаясь мог зашвырнуть не один десяток таких, один за другим.
Но как же разительно поменялось его поведение, стоило мне сделать это. Тут же бросившись на колени, он с глухим стуком ткнулся лбом в дно телеги и запричитал визгливым, почти бабским голосом:
— Господин, не убивай, молю, господин! Что угодно бери, всё дам, что есть! Хочешь баб местных, хочешь мужиков. Детей, стариков, — всех бери. Только не убивай! Деньги! Деньги все, что есть, отдам! Не убива-а-ай!.. — он буквально зарыдал.
Тут и мужики, что тащили его, тоже поплюхались в грязь и принялись в унисон слёзно о чём-то умолять.
— Да вы охренели! — только и смог пробормотать я.
Это был какой-то ад. Нигде я не видел подобного, что бы ни грамма самоуважения, ни толики достоинства и гордости не было у людей. Так пресмыкаться перед тем, кто сильнее…
Я вспомнил двух бывших студентов, что пытались угнать корабль, чтобы уплыть в Итонию. И вот это они считали идеальным местом для магов?
Нет, я знал, что тут культ силы, и маги решают между собой вопросы в дуэлях, но как-то не задумывался, а как здесь живётся неодарённым. А им, судя по всему, жилось тут ой как нехорошо.
Вот они, плоды безудержной магократии.
Невольно подумалось, что имперский подход к вопросу магов несколько более обоснован, чем мне казалось. Этот тотальный контроль Инквизиции, ограничения со всех сторон, система обязательного распределения после обучения и обязанность трудиться на благо Империи. Без всего этого было бы ровно то, что я сейчас видел перед собой. И пусть это была всего лишь одна деревня, возможно, совсем уж впавшая в крайность, и где-то, ближе к городам, всё было несколько лучше, но сам факт говорил за себя, что тут такое было вполне возможно.
Я посмотрел на валяющихся в грязи мужичков, продолжавших тоже просить о пощаде, хмуро потушил огонь в руке, приказал:
— Встаньте, не нужен мне тут никто.
Вспомнив, как колдун предлагал мне стариков, женщин и детей, и даже мужчин, покачал головой. Это что, он пытался угадать мои сексуальные пристрастия или предлагал материал для жертвоприношения? И тот и другой вариант мне был одинаково неприятен и я, не сдержавшись, прошипел:
— А вот тебя, скотину, я, пожалуй, сожгу.
Колдун, услышав это, тут же сделал три вещи: обмочился, обгадился и потерял сознание. А один из мужиков внезапно пополз ко мне и, схватив за сапог, принялся целовать, умоляя:
— Не убивай его, господин.
— Сдурел! — я отдёрнул ногу, отступил на пару шагов, изумлённо его разглядывая, — зачем вам этот ублюдок?
— Он защищает нас от других, — поспешно забормотал мужик, — они придут, ограбят, снасильничают и убьют!
— Так он же мне сейчас то же самое предлагал.
— Вы, господин, авось не всех снасильничаете и убьёте, — поднял на меня глаза тот, — а те всех.
Я схватился за голову, просто отказываясь понимать тот дурдом, что здесь творился. Начал расспрашивать, постепенно вытягивая информацию, и чем больше узнавал, тем больше преисполнялся глухой ненависти к местным магам.
Оказалось, что передо мной староста деревни, а лежащий в собственных нечистотах колдун — их официальный смотрящий от главы района. Должность смотрящего он и правда выиграл на каком-то турнире, который проводился раз в два года, и новый должен был начаться уже скоро. Смотрящий, надзиратель или, как в моём мире любили использовать модное английское словечко, — супервайзер. Он именно что следил, чтобы деревня выполняла план по поставкам рыбы. Каким путём он будет это делать, вышестоящего надсмотрщика не волновало, но за невыполнение плана тут легко могли лишить не то что должности, но и голову снять, поэтому колдун хоть и гнобил местное население, вымещая на них свои садистские наклонности, но совсем уж членовредительства не допускал и даже берёг, не давая грабить рыбаков залётным мелким магам, что, сбиваясь в разбойничьи ватаги, искали лёгкой поживы.
Свободными в Итонии были только маги, а неодарённое население натурально закрепощено и жёстко привязано к месту. Никакого свободного перемещения, никакого права распоряжаться собственностью и даже своей жизнью. Только работать на благо магов. Почти скот, только разговаривающий.
Государство свободных магов, блин. Раскатать бы тут всё по брёвнышку, да одному мне не осилить. Действительно, только хуже сделаю. Сверху надо ситуацию менять, а не снизу.
Плюнув с досады, я махнул рукой и пообещал, что не буду трогать их смотрящего.
Но вот где эта пресловутая Итонийская академия, узнать было нужно. Староста такого не знал, пришлось приводить в чувство колдуна. Подходить близко побрезговал, вызвал заклинанием поток воды, который направил прямо на телегу, не только взбодрил, но заодно и помыл обосранца. А то уж больно пованивало, даже за десяток метров запашок дошёл.
Тот зафыркал, задёргался, возвращаясь в реальность, а затем испуганно спрятался за кресло, опять принимаясь блеять что-то невразумительное.
— Тихо! — рыкнул я, разом прерывая это словесное недержание, — слушать меня, отвечать на вопросы. Чётко и ясно. Понял?
Колдун мелко-мелко затряс головой, кося на меня одним глазом.
— Где Итонийская академия магии знаешь?
— Знаю, господин, — пискнул тот.
— Насколько далеко отсюда и как добраться?
— Пять дней, господин, если верхом или вдвое дольше пешком. По дороге вон туда, полдня до тракта, и по тракту аккурат доберётесь.
Я побуравил его взглядом, пытаясь понять, врёт или нет. Но судя по тому, как его начало трясти, последнее, что он хотел, это меня обмануть.
