Это ведь совершенно не в моем стиле.
* * *
— Возьми запасной, — сказал Виталик, когда я поставил «вальтер» на предохранитель и принялся упихивать его в кобуру. — Запас карман не тянет.
Профессор Колокольцев нахмурился.
— Боюсь, что в нашем случае как раз-таки тянет, — сказал он. — Лишний вес. Для того, чтобы его учесть, нам придется все пересчитывать. Вы готовы отложить операцию еще на пару часов?
— Не надо ничего откладывать, — сказал я. — Мы и так неприлично долго со всем этим тянули.
В последние дни мне и так было неспокойно. Каждая лишняя минута, потраченная на разработку и подготовку моей вылазки в прошлое, давала засевшим в будущем гадам лишний шанс нам помешать, и, если уж совсем честно, я был удивлен, что они до сих пор не предприняли ни одной попытки.
Виталик покачал головой. Он предпочел бы, чтобы я отправился в прошлое увешанный оружием, как Шварценеггер в «Командос». Или в «Терминаторе». Или в любом другом фильме, где он еще был настоящим Шварценеггером.
Но я ведь не собирался устраивать в прошлом кровавую бойню. Мы планировали точечные ликвидации, совокупность которых должна была навсегда изменить мировую историю.
Теоретически хватило бы и одной, но мы решили перестраховаться.
— Давайте уже начинать, — сказал Петруха и протянул мне руку. — Был рад знакомству, Чапай. В какие-то моменты даже горд.
Мы обменялись рукопожатием.
— Удачи, — сказал Виталик. — Ни пуха, ни пера.
— К хренам, — сказал я, и он улыбнулся.
Профессор просто мне кивнул, а потом они отошли в сторонку, оставив меня наедине с Ириной.
— Это чертовски похоже на прощание, Василий, — сказала она.
Ну, наверное, потому что это оно и есть. И, скорее всего, навсегда.
— Я вернусь, — пообещал я.
Куда-нибудь.
Когда-нибудь.
Может быть.
Но и это не точно.
Она улыбнулась.
— Я не хочу прощаться, — сказала она. — Просто помни, что ты мне обещал.
— Конечно, — сказал я.
Потом… ну, что было потом, вас не касается, а остальные присутствующие деликатно отвернулись к ближайшей стенке.
И уже через пару минут я отправился в путь.
* * *
Я был одет не по эпохе, но без разгрузки мне удавалось более-менее сходить за местного. В конце концов, на мне были камуфляжные штаны и куртка, а военная форма в двадцатом веке у всех уже была плюс-минус одинаковой. К тому же, я старался держаться подальше от фонарей.
А потом я вышел на площадь Плацль и там было много людей в военной форме. Там вообще было много людей, в толпе преобладали мужчины разных возрастов. Молодых тоже было довольно приличное количество.
В основном они не прогуливались, они держались группами и о чем-то беседовали. Мне тяжело было смотреть на их вдохновленные лица, потому что я слишком хорошо знал, чем именно они вдохновлялись.
В следующие несколько десятилетий большинство из них умрет.
Я протиснулся поближе к ресторану и осознал грандиозность стоявшей передо мной задачи.
Не считая открытой веранды, в «Хофбройхаусе» было несколько залов, несколько тысяч посадочных мест, и все они были заняты, но этим все не ограничивалось. Люди стояли вдоль стен, люди стояли в проходах, а у входа обнаружилась группа молодых людей в кожаных куртках, которые не пускали остальных желающих попасть внутрь.
Впрочем, усиленный громкоговорителями голос было слышно и на площади, и он оглашал двенадцатый пункт из запланированных двадцати пяти. Значит, у меня еще пара часов в запасе.
Будь у меня пистолет, я пошел бы напролом. Ворвался бы в ресторан, сократил бы дистанцию до расстояния прицельного выстрела, а дальше хоть трава не расти.
Но пистолет, как вы помните, остался в Монголии и, если Зеб был прав, к этому моменту наверняка уже рассосался.
У входа в ресторан толпа была уже совсем плотной, и мне потребовалось десять минут усиленной работы локтями, чтобы пробиться в первые ряды. Зато в такой давке никто не обращал внимание на мою одежду, что играло мне на руку.
Две тысячи человек, вспомнил я. Историки утверждали, что при оглашении этой речи присутствовали две тысячи человек. Возможно, они посчитали только тех, кто был в ресторане, потому что вместе с теми, кто присутствовал на площади, выходило гораздо больше.
Рядом со мной стоял молодой человек в кожаной куртке, из-под которой выпирал здоровенный «маузер» в деревянной кобуре. Будь мы внутри, я бы даже раздумывать не стал.
Но мы были снаружи, а для того, чтобы вытащить эту бандуру из кобуры, не привлекая внимания ее владельца, нужно быть не просто карманником, а карманником-виртуозом. Я же такими навыками не обладал.
А если я буду действовать открыто, да еще всего в нескольких шагах от охраны, у меня тупо не хватит времени, чтобы ворваться в кабак и учинить там дебош.
О путях отхода речи не шло ни при каком раскладе. Вокруг было слишком много людей, а я слишком устал, чтобы еще и бегать, так что, как ни крути, здесь и будет моя последняя остановка.
Не самый плохой вариант. Кто-то даже мог бы назвать это достойным завершением моей карьеры.
А вот если бы у меня был хотя бы огнемет…
В магазине «маузера» может быть от шести до двадцати патронов. Вряд ли там шесть, но и на двадцать тоже рассчитывать не стоит. Допустим, у меня будет десяток выстрелов.
А если он вообще не заряжен? Если парнишка его просто для антуража прихватил, типа, модный аксессуар?
Об этом было лучше не думать.
У входа шестеро охранников, но это только те, кто непосредственно перекрывает путь. Возможно, в начале они были собраны и насторожены, но собрание идет уже несколько часов, будет идти еще столько же, эксцессов никаких не было (я же только вот сейчас подошел), так что они должны были хоть немного утратить бдительность.
Конечно, можно было дождаться окончания сходки. Но вряд ли он выйдет один, и черт знает, каким выходом он воспользуется и куда направится, ищи его потом по всему Мюнхену…
Пожалуй, сейчас я бы не отказался от визита очередного хронодиверсанта с бластером. Пока собравшиеся на площади люди отвлеклись бы на временной портал, можно было бы отобрать у него бластер и разнести весь этот чертов кабак к хренам, прямо как мы с Виталиком любим, но законы всемирного межвременного свинства гласят, что хронодиверанты появляются только тогда, когда не нужно, а когда нужно, не появляются.
А может, они уже и вовсе перевелись.
Эх, был бы у меня хотя бы напарник, можно было бы отвлекающий маневр устроить. У одного меня не получится, вряд ли несколько тысяч человек дружно повернуть головы в одну сторону, только услышав мой крик: «Там евреи!».
Ко мне подкралась апатия.
И пока мной окончательно не овладело уныние, я сделал небольшой шаг вперед, развернулся к своему соседу вполоборота, правой рукой всадил «ка-бар» в его чёрное нацистское сердце, а левый рванул «маузер» из его деревянной кобуры.
С моим теперешним везением «маузер» в ней должно было заклинить намертво, но почему-то не заклинило.
Хороший знак.
* * *
— Вот еще что, — сказал Виталик, когда я вернулся из душа и принялся сооружать себе бутерброд с вареной колбасой и горчицей. — К продолжению нашего предыдущего разговора о деревьях, так сказать.
— А что там с деревьями? — спросил я.
— Я вот все думаю, если теория отца была верной, и тебя действительно каким-то вселенским, сука, ураганом занесло на наше дерево с какого-то другого, — сказал Виталик. — А если это было не случайно?
— А как еще это могло быть?
— Бредовая мысль, но если здесь все было готово к твоему появлению, включая квартиру, машину и работу, а также знакомых и всяческих друзей-приятелей, которые помнили тебя прежнего, может быть, кто-то специально тебя сюда позвал?
— Ты говоришь о высших силах?
— Кто-то или что-то, — сказал Виталик. — Я, как ты понимаешь, атеист и не верю в высшие силы, так что может быть речь идет о каких-то законах мироздания. Типа, в каждой вселенной должен быть свой, сука, физрук. А если его нет, то надо позвать физрука из другой вселенной, он придет и поправит все к хренам.
