Довольно зловещее зрелище, если учесть, что звук в этом месте по-прежнему не включили. И цвет тоже.
Я чувствовал себя единственным живым в этом городе призраков. Хотя, возможно, с их точки зрения призраком оказался я сам.
Интересно, видят ли они меня? Догадываются ли они о моем присутствии?
* * *
Этот разговор случился за несколько дней до назначенной операции. Виталик скучал за компьютером, ожидая, пока алгоритмы обработают полученную разведывательную информацию, а я только что вернулся из спортзала, где пытался восстановить свои физические кондиции. Неудача в поединке с Гектором меня здорово мотивировала.
Конечно, в том, что я не смог его уложить при первой же нашей встрече на поле боя, не было ничего катастрофического. Напротив, это было абсолютно нормально, потому что рано или поздно каждый боец сталкивается с противником, который оказывается круче, и Гектор был не просто легендарным героем, а накачанным технологиями будущего легендарным героем, и все такое, но я все равно чертовски не люблю проигрывать.
Ты должен быть готов встретить кого-то сильнее себя, и в то же время, ты должен сделать все от тебя зависящее, чтобы такого не оказалось в принципе. Мой старик-отец преподнес мне эту мудрость в какой-то другой формулировке, к этому моменту уже успевшей благополучно выветриться из моей памяти, но основная мысль была именно такая.
— Не хочу сказать, что меня это прямо-таки сильно беспокоит, но от тебя несет, сука, физруком, — заметил Виталик. — Сходил бы ты в душ, что ли.
— Как раз туда и собирался, — сказал я, включая электрический чайник. — Вот только кофе выпью.
— Кофе вреден, — заявил Виталик. — Хотя, если вспомнить, чем мы собираемся заняться в ближайшие дни и чем это нам грозит, мы можем пить его бочками, к хренам. А заодно пускать по кругу одноразовый шприц с героином и заниматься сексом с кем попало и без презерватива, ибо сука-последствия все равно не успеют нас настигнуть, к хренам.
— И какой пункт из этого списка ты уже успел вычеркнуть? — поинтересовался я.
— Никакой, — вздохнул Виталик. — Скучный я, сука, человек. И работы у меня полно. Это только ты можешь на тренажерах прохлаждаться, а все остальные тут делом заняты, знаешь ли. Операции планировать — это тебе не акинаком махать, тут, сука, думать надо.
— У тебя голова большая, ты и думай, — дружелюбно сказал я.
Чайник закипел, я бросил в кружку две ложки растворимого кофе «Пеле», добавил ложку сахара и залил водой. С зерновым кофе, приготовленным баристой с высшим гуманитарным образованием, эта смесь, конечно же, никогда не сравнится, но взбодрить с ее помощью организм все равно можно.
— Знаешь, Чапай, я тут недавно архивы отцовские перечитывал, — сказал Виталик. — Ну, это громко сказано, конечно, архивы, на самом деле там три тетрадки и два блокнота, один из которых даже до половины не заполнен…
— Он что, дневники вел? — удивился я.
Не потому что Сашка не был похож на человека, который в принципе может вести дневники, а потому что по роду службы ему это противопоказано, даже если прямым приказом и не запрещено.
— Скорее, заметки делал, — сказал Виталик. — У него там и про тебя было написано.
— Да ну?
— Ну да, сука. Половина тетрадки мелким почерком, на самом-то деле. Со схемами и даже одной иллюстрацией. Там утверждалось, что за все его годы службы он ничего подобного не встречал. И, если верить источникам, весь их хваленый отдел Х тоже.
— Все когда-нибудь случается в первый раз.
— Обычно переносится только сознание, и хронопи… провальни вселяются в чье-то тело. Либо в самих себя, только моложе, или какого-то левого чувака. Куда реже случаются переносы самой хроно… провальневской туши. Но в этом случае туша оказывается в современном общества на правах непонятно откуда взявшегося бомжа. Ни денег, ни имущества, ни документов, ни какой-либо предыстории.
— Да, мы про это разговаривали.
— Что в корне отличается от твоего, сука, случая, — сказал Виталик. — У тебя и документы были, и квартира с машиной, и даже приказ о зачислении на работу.
— Насколько я помню, все это объяснялось версией, что тело это на самом деле не мое, просто я забыл об этом из-за защитной реакции мозга, — сказал я.
— И ты сам в это веришь, Чапай?
— Так вроде бы мысль как раз в том, чтобы я в это не верил, — сказал я. — Иначе какая тут защитная реакция?
— Отец не верил, — сказал Виталик. — Он считал, что ни хрена это не так.
— А как? — спросил я.
— У него была версия, что наша вселенная была вынуждена организовать тебе весь этот, сука, бэкграунд, для того, чтобы попытаться вписать тебя в мир, — сказал Виталик. — Потому что на самом деле ты пришел не из нашего будущего.
— Да со всеми этими пертурбациями уже ни черта не понятно, из какого конкретно будущего я пришел, — согласился я. — Наверное, какая-то отдаленная ветвь…
— Нет, не в этом смысле, — сказал Виталик. — Он считал, что ты в принципе не из нашего будущего.
Я глотнул кофе и потер переносицу.
— Этот момент нуждается в прояснении, — сказал я.
— Он думал, что тебя каким-то ветром с соседнего дерева занесло, — сказал Виталик.
— А есть еще какие-то соседние деревья?
— Ты никогда не слышал про теорию о параллельных вселенных?
— Я про такое даже кино смотрел.
— Ну и вот, — сказал Виталик. — Другое дерево, другие ветки. А может, у вашего и веток-то никаких нет, один ствол, одна дорога, с которой не свернуть.
— Такого в том кино точно не было, — сказал я. — И вообще, то кино, а то реальная жизнь.
— В общем, отец считал, что ты можешь все изменить одним фактом своего присутствия, — сказал Виталик. — И все эти ребята из дальних веток пытаются тебя убрать не потому, что ты что-то сделал или не сделал, а просто потому, что тебя не должно было здесь быть.
— Почему именно я?
— Полагаю, что ответа на этот вопрос мы уже никогда не узнаем, — сказал Виталик.
— Хочу заметить, что у этой теории есть один крохотный недостаток, — сказал я. — Она непроверяема.
— Но это не мешает нам ее строить, — сказал Виталик. — Есть также мнение, что никто не может тебя убить, потому что ты должен умереть не здесь.
— А где?
— На своем дереве, — сказал Виталик. — Там, откуда ты пришел.
— То есть, в этой теории я туда еще и вернусь?
— Может, и нет, — сказал он. — Но, согласись, вокруг тебя здесь творится форменное безумие, и объяснить его, не прибегая к сумасшедшим теориям, просто невозможно.
— Но почему я? Я же обычный физрук из обычных Люберец, а не космодесантник с какой-нибудь Альфы-Центавра…
— Самому не смешно?
— Обхохотался уже, — сказал я. — Второй крохотный недостаток этой теории в том, что она бесполезна. В смысле, даже если все так, как нам применить это на практике?
— Понятия не имею, — признался Виталик.
— Тогда я пойду в душ.
— Отличный план, — сказал он. — Надежный, как швейцарские часы.
— И что это должно означать?
— Что я завидую твоей, сука, незамутненности, — сказал Виталик. — Твоему умению принимать мир, какой он есть, и не зацикливаться на анализе происходящего.
— Иными словами, ты намекаешь, что я дурак? — уточнил я.
— Нет, просто у тебя все очень легко получается, — сказал он. — И вообще, я тебе завидую чёрной завистью по многим причинам. Взять хотя бы твою миссию… думаю, что любой из нас когда-нибудь мечтал удавить хотя бы одного парня из этого списка своими собственными руками, а у тебя есть возможность удавить их всех.
— Если они сами меня не удавят.
— Тут фиг знает, — согласился он. — Но, знаешь, эта попытка, даже если она ни к чему и не приведет, она ведь все равно легендарна. И немного жаль, что в случае успеха о ней так никто и не узнает. В том числе и мы.
* * *
А потом меня сняли с паузы. Или, наоборот, мир сняли с паузы, я в природе этого процесса так до конца и не разобрался.
