- Будет сделано, - корчмарь заулыбался. — Может, и пообедаете?
- С большим удовольствием.
Корчмарь быстро подал им горячего борща со сметаной и пышками, а сам побежал суетиться с комнатами и купанием.
– Значит, – сказал Вишняк, обгрызая мясо из кости. — Как отдохнем, вы пройдете селом и расспросите Данила Щебетюка и его черед. Эней уйдет с Малышом, Щезник с Варганом. Может, услышите что-нибудь новое. Потом поедем в гости к господину Борцеховскому. Если Данило работает в имении, то будет интересно узнать, откуда он получил черес. И чур меня пек, если оно не связано с фальшивым шелегом.
После обеда ватага разъехалась: Игнат с Яремой двинулись на север Яструбиного, где должна была найтись Мотря, а Филипп с Северином — на юг, где жила бабка Акулина. Вишняк остался в корчме.
– Не пугайте людей, вас и так боятся, – приказал он. – Будьте вежливыми. Убедите, что об опасности речь не идет. Как нужно, то подмажьте взяткой. Если упрутся и не захотят разговаривать, оставьте в покое.
Дом Килины отличался среди других домов на улочке густым желтым дымом из дымохода и неповторимым дрожжевым амбре.
Старуха кормила кур: ей было далеко за семьдесят, спина напоминала букву «Г», от чего передвигалась бабушка с помощью двух палок, на которые опиралась всем телом. Но, несмотря на возраст, возилась с хозяйством бабушка Акулина весьма проворно.
– Кто такие будете? — Старуха встретила характерников подозрительно. — Вы не из нашей деревни.
— Добрый вечер, хозяйка, мы из Серого Ордена, — оба почтенно поклонились.
- Откуда? – хитро сверкнули глаза. - Я такого села не знаю!
- Характерники мы, бабка.
— А, сироманцы, тю, — Акулина кивнула. — Войдите. Так вы за моей килиновкой приехали?
- Килиновку?
— Самогон так называется, по моему имени! Люди его стряпают, даже шляхта не брезгует. Так вы за бутылкой?
— У нас есть некоторые вопросы...
– Ответа не продаю. Самогон продаю. Если не будете покупать — снимите отсюда, — старуха махнула палкой — было это забавно и в то же время убедительно.
— А если купим две бутылки, ответьте? – предложил Филипп.
– Бигм! Кварта стоит восемьдесят шелегов, — судя по ее тону, это была явно завышенная цена.
– Недешевая ваша килиновка, – крякнул Северин.
— Видно, вы ее никогда не пробовали. В любой корчме переплатите, — старуха поправила красочный платок на редких седых волосах. — За этим самогоном со всего полка чумаки приезжают, вся Слобожанщина знает мою килиновку. Это чистая слеза Девы Марии!
Умеет продать товар, отдал должное Северину.
– Дайте нам две кварты. И ответы на несколько вопросов. Окончательно не надо, - Филипп передал ей пару таляров. – Согласие?
Бабка с подозрением забрала серебряники, попробовала по очереди на зуб, скрылась в доме. Вернулась с двумя темными бутылками.
- Так что там у вас за вопрос? — спросила Акулина дружески.
- Мы относительно Данила, - начал было Филипп.
— Говорила тому безью, чтобы бросил череса и не маялся пустяками! Говорила, что за такие баландрасы сероманцы приедут по его душу, — Акулина гневно затрясла палками. Куры испуганно разбежались. — Нельзя такими вещами шутить!
— Вы знаете, откуда он его достал?
— Да откуда-откуда, из имения большого костыля спер, откуда еще. У него там много всяческих редких штукенций. Собирает их за огромные деньги.
— Значит, Даниил ни с каким характерником не дрался?
— Да не смешите старуху, — махнула Акулина палкой. – На школьной скамье он последний раз дрался. Вот выросло болтовня и придумывает сказки, чтобы девок на сено затащить. Вы к нему поедете?
– Поедем. Спасибо, бабушка.
— Слышите меня, сироманцы? Вы ему вреда не причините. Он дурачился, но добрый мальчик, никому беды не делал. Если умру, то кто за моей могилой убирать будет? Все разъехались, забыли старую Килину, один Даниил наведывается.
– Не беспокойтесь, бабушка. Нам надо только узнать, откуда взялся тот черес.
– Тогда с Богом, внучки, – успокоилась старуха. — Пусть килиновка вкушает.
Марк выслушал доклад, скептически посмотрел на бутылки самогона и конфисковал обе.
– Как будем разъезжаться, верну, – пообещал он.
Вскоре вернулись Игнат с Яремой: нашли Мотрю и еще нескольких свидетелей в тот вечер, которые подтвердили слова корчмаря и ничего нового не добавили. Черес походил на настоящий, Данило приходил с ним однажды, оговорился о поместье и на том все.
— Мотря такая ничегошенькая, — заметил Игнат, многозначительно покручивая усы. — Глаза меня даже проела.
— Опиши это знаменательное событие конфетке Орисе, — предложил Ярема, которому пришлось выслушивать фантазии о взглядах Мотре всю дорогу к корчме.
Игнат в ответ показал шиш.
— Надо ехать в имение и расспросить Данила лично, — подытожил Филипп.
– Да, – кивнул Марко. — Поедем завтра с утра, чтобы не возвращаться по ночам.
Однако утром уехать не удалось.
Корчмарь принес Вишняку лист ценной бумаги, украшенный знакомым гербом с борзыми, — официальное приглашение от господина Борцеховского для господ характерников на небольшой ужин, написанное собственноручно.
- «С наилучшими пожеланиями, Александр Борцеховский», - дочитал Марко вслух. - А он скорый.
— Что пересказать посланцу господина магната? — спросил осторожно корчмарь.
— Передайте, что мы принимаем его любезное приглашение и приедем на договоренный час.
Корчмарь учтиво кивнул и исчез.
- Это... странно, - сказал Северин.
– И подозрительно, – добавил Филипп.
— Пан Борцеховский элегантно перехватил инициативу, — Марк провел пальцами по бороде. — Умный черт... На званый ужин нужно явиться в достойном виде. Вымойтесь, побритесь, достаньте кунтуши. Сбор в шесть. Поедем как на праздник.
* * *
Филипп переплел косу, Игнат выбрил голову вокруг селедки, Ярема подровнял бороду и усы. Северин, вздохнув, тоже решил побриться. Его убогая щетина не шла ни в какое сравнение с бородой Яровой, от этого было грустно, но по крайней мере кожа привыкла к лезвию и бриться приходилось чаще.
Надраили скобы до блеска, вычистили сапоги, развернули кунтуши, покоящиеся в саквах от самого Киева. Ярема в очередной раз поправил своего — до сих пор не мог простить себе, что умудрился забивать сакральную одежду. Под кунтушем у Олефира были светло-серые одеяния, Яровой — кроваво-красные, а Чернововк и Бойко были в черном. У двери комнаты ждал Вишняк в синем жупане с золотой нитью: при полном параде назначенник заметно помолодел.
К вечеру в корчме стало многолюдно и шумно, но разговоры утихли, как только в зал вышли пять характерников в черных костюмах. Свет сверкал на скобах и вышитом очертании Мамая. Северин приложил немалые усилия, чтобы не расплыться в глупой улыбке. Игнат поймал очарованный взгляд Мотри и подмигнул ей. Мотря немедленно покраснела.
- Господа рыцари, - кивнул корчмарь.
— Едем к господину Борцеховскому, — сообщил Марко. Публика наворошила уши и ловила каждое слово. – Надеюсь, что до возвращения наши комнаты никто не побеспокоит.
- Что вы, господин! Никто даже не приблизится, как можно... Хорошей дороги, уважаемые рыцари! Как бы успели до сумерек, — затараторил корчмарь.
Шаркань даже приплясывал от избытка сил. Ему становилось скучно, когда он оставался в конюшне больше, чем на сутки, поэтому на дороге он попытался уйти.
- Ну-ну, полно, - Северин погладил жеребчика по холке. – Успокойся.
Шаркань недовольно заржал. Бежавшие рядом Офелия и Упыр бросили на неугомонного товарища удивленные взгляды.
Дорогу к имению присматривали хорошо, даже затяжные октябрьские дожди не исказили ее состояние. Лошади бежали легко, не увязая в грязи по самые стрекозы, а пейзажи вокруг раскинулись приятные. Наверное, – подумал Северин, – так и живет шляхта: путешествуют от одного имения к другому, по хорошим дорогам, в изысканных одеждах. И наслаждаются жизнью.
— Слышишь, Малыш?
