При первом же намеке на движение все тело прострелило болью, а перед глазами вспыхнули белые молнии. Но я все же перевалился на относительно здоровый бок (там хоть дырки от ножа не было, хотя и не сломанных ребер, наверное, тоже), выбросил руку и попытался подтянуть на ней все остальное тело.
Выходило коряво, медленно и неуклюже. Короче говоря, плохо выходило. Но процесс пошел.
Преодолев таким образом порядка двадцати километров (это мои субъективные ощущения, на самом деле там было метра полтора), я наткнулся рукой на бордюр.
Бордюр был высокий, сантиметров двадцать, и в моем положении он должен был стать непреодолимой преградой. Но физрук сдается только после того, как получит две пули в голову, так что я продолжил свой маршрут, когда вдруг услышал характерный шорох шин. Звука автомобильного двигателя при этом слышно не было, и я подумал, что машина едет накатом.
Автомобиль вывернул из-за поворота, ослепив меня фарами, но никаких привычных звуков, кроме тех, что шли от колес, он по -прежнему не издавал.
Электричка, догадался я и выбросил вверх правую руку, пытаясь привлечь внимание водителя. По идее, он и так должен был меня заметить, но я решил перестраховаться.
На этом силы окончательно оставили меня, и я перевалился на спину, снова уставившись в небо.
Автомобиль остановился в нескольких метрах, я услышал, как открывается дверь. Поправка, две двери.
Шаги, цоканье каблуков по асфальту.
— О господи, что с вами произошло? — женский голос.
— Держись, дружище, — это мужской. — Вика, звони в «неотложку».
Мужчина склонился надо мной, и я увидел, что имею дело с молодым человеком вполне интеллигентного вида. У него было озабоченное выражение лица, настолько озабоченное, что можно было подумать, будто мы с ним знакомы.
— Что с тобой случилось? — спросил он.
Рассказ о том, как стадо оголтелых нацистов пыталось затоптать меня в политый пивом пол горящего «Хофбройхауса» показался мне не самой удачной и своевременной идеей, поэтому я стиснул зубы и прошипел, что не знаю.
— Не беспокойся, дружище, — сказал он. — «Неотложка» приедет минут через пять, только потерпи.
Я постарался услышать, какой адрес его спутница диктует диспетчеру, но, несмотря на все приложенные усилия, у меня ни черта не получилось. В голове звенело, я и самого себя временами слышать практически переставал.
Вика завершила телефонный разговор и подошла поближе, так что я увидел и ее лицо. Довольно милое.
Она мое тоже увидела, и увиденное заставило ее несколько театрально ахнуть. А может быть, и не театрально, может быть, она на самом деле была поражена.
— Коля, это же Василий Иванович! — воскликнула она. — Он недалеко от нас живет.
— Василий Иванович?
— Преподаватель физкультуры у Славика, помнишь, я тебе рассказывала. Славик мне все уши про него прожужжал. Расхваливал на все лады. Их футбольная команда на первенстве района первое место заняла, теперь они на городские соревнования поедут.
— Василий Иванович? — хмыкнул Коля. — Как Чапаев.
Для меня все эти Василии Ивановичи, футбольные команды, районные соревнования и прочие Славики звучали довольно бредово, но у меня не было сил, чтобы удивляться, и я решил воспринимать происходящее, как данность, дожить до приезда «неотложки», а со всей этой чертовщиной разбираться уже потом.
Но некоторые выводы все же напрашивались. Раз тут есть мобильные телефоны и электрические автомобили, очевидно, что это не восьмидесятые.
Хотя нет, ни черта не очевидно. Может, в этой исторической ветке их на полвека раньше изобрели.
«Неотложка» тоже оказалась электрической. Поскольку улицы были пусты, а люди в окрестных домах погрузились в сон, она не стала включать ни сирены, ни даже «люстру», и было слышно, как тихо она подкатывает. Снова хлопанье дверей, снова шаги…
— Что с ним случилось? — врач был мужчиной.
— Мы не знаем, — сказал Коля. — По-моему, он не в состоянии разговаривать.
— Может быть, ДТП? — предположила Вика.
— А где тогда автомобиль, который его сбил? — возразил врач. — И почему нас вызвали вы, а не тот водитель?
Под аккомпанемент этих разговоров мою шею зафиксировали в жестком воротнике, а тело аккуратно подняли и перегрузили на носилки. Врач посветил фонариком мне в глаза, проделал еще какие-то манипуляции.
— Большая потеря крови. Везем его в больницу, срочно, — меня подняли и понесли. — Вы знаете, кто он такой?
— Василий Иванович, — сказала Вика. — Учитель физкультуры из сто десятой школы. Это которая новая, ее только в прошлом году открыли…
Носилки аккуратно погрузили в машину, врач сел рядом со мной.
— Прямо как Чапаев. Вы в больницу поедете?
— Конечно, — сказал Коля. — Только мы на своей.
— Тогда держитесь сзади, — сказал врач, дождался утвердительного ответа и захлопнул заднюю дверь.
Видимо, это послужило сигналом для водителя, потому что машина тут же тронулась с места. Судя по ощущениям, она набирала скорость очень резво, а мигалки и сирены ребята включать все равно не стали.
На этом я посчитал свою задачу выполненной и наконец-то позволил себе потерять сознание.
Глава 74
Я очнулся в больничной палате, и это была не самая отстойная больничная палата из тех, в коих мне доводилось побывать, включая и палату в Центральной Клинической Больнице, куда меня как-то упрятали после выполнения очередной миссии.
Здесь было чистенько и аккуратно, свежий ремонт, на хорошо помытом окне висели приятные занавески в цветочек. От стоящего рядом с кроватью массивного аппарата ко мне тянулись какие-то трубочки и провода. Трубочки явно принадлежали капельнице, а провода были подключены к установленным на моем теле датчикам и были частью диагностического аппарата.
А ведь в этом мире у меня даже медицинской страховки нет. Или есть?
Я вспомнил, что люди, которые обнаружили меня на краю проезжей части и вызвали «скорую», меня узнали. А вот я ни черта их не узнал.
Они говорили, что я физрук и живу где-то по соседству. Значит ли это, что мироздание снова прогнулось и попытались вписать меня в свою ткань? А если так, то значит ли это, что я подошел к финалу своих приключений? Или те ребята просто обознались? Или…
Дверь открылась, и в палату вошел врач. Он был молодой, приятный, носил белый халат и стетоскоп вокруг шеи, что придавало ему вид профессионала.
— Наконец-то вы очнулись, Василий Иванович, — сказал он с улыбкой.
— И какой сейчас год? — спросил я.
— О, не волнуйтесь, — сказал он, и его улыбка стала еще шире. — Вы провели без сознания не столько времени, чтобы нам пришлось измерять его годами. Вас не было с нами… — он посмотрел на запястье. — … всего двенадцать часов.
— И все же, — сказал я. — Какой сейчас год-то?
Его улыбка немного померкла.
— Девяносто пятый, — сказал он. — Вы шутите или на самом деле этого не помните? У вас большая гематома на голове, такие травмы в редких случаях могут вызывать кратковременную потерю памяти.
— Вот похоже, она у меня и есть, доктор, — сказал я. — Тут помню, тут не помню, тут все в тумане.
— Вы знаете, как вас зовут?
— Василий.
— Свой адрес?
— Смутно.
— Место работы?
— Я физкультуру детям преподаю.
— Голова болит?
— Только когда я пытаюсь ей двигать.
— А вы помните, как здесь оказались?
— Меня привезли на «скорой».
— Вас обнаружили на улице с тяжелыми травмами и истекающего кровью, — сказал доктор. — Вы помните, что произошло?
— Нет, — сказал я.
Он подарил мне версию про амнезию, и я собирался ее придерживаться. Не помню, не знаю, не был, не участвовал, не состоял. Так было проще всего.
Врать что-то конкретное в мире, о котором я ничего не знаю, было чревато неприятностями.
— В большинстве случаев память возвращается со временем, — сказал доктор. — Может быть, за исключением самого травматичного эпизода. Как бы там ни было, после обеда я пришлю к вам специалиста. А пока с вами хочет поговорить представитель органов. Он уже давно в коридоре сидит и ждет, пока вы придете в себя. Я предупредил его, что вы еще слабы, и он обещал, что разговор будет недолгим, всего несколько вопросов. Вы готовы, Василий Иванович?
