– А разве можно узнать варианты судьбы и выбрать? – изумился Толлеус.
– Господин, – встрял Пирот, оторвавшись от своего задания. – Осмелюсь обратить ваше внимание, что это искусник. Не надо ему помогать.
– Да, но он пришел ко мне, и я отчетливо вижу его пути, – насупился Тайнус. – Мне уже так надоели паломники со своими дурацкими вопросами о любви и верности или другие, которые все время ищут клад почивших родственников. Завтра с утра опять целая очередь выстроится. Так редко появляется что-то другое. Этот кордосец – особенный.
– Архонт оракулов будет недоволен, если вы скажете, – гнул свою линию Пирот, опустив голову и глядя исподлобья.
– Да-да, ты прав, – сник Тайнус. – Я ему не скажу.
Толлеус, который молча слушал всю эту перепалку, с ненавистью посмотрел на толстяка: кажется, из-за него малолетний чародей ему сейчас не скажет что-то важное. Действительно, аудиенция закончилась. Насупленный Тайнус больше не проронил ни слова, а Пирот вежливо, но настойчиво выдворил старика на крыльцо. Правда, по его словам, с зубом Оболиуса теперь «все в порядке», то есть он благополучно выпал. Все-таки Толлеус рассчитывал на большее – вырвать он мог и сам. Хорошо еще денег оробосцы не взяли: забыли или так спешили прогнать искусника, что махнули на выручку рукой. Странный визит получился. Старик ничего особенного от него не ждал, но все равно осталось ощущение какой-то неудовлетворенности. Требовалось хорошенько поразмыслить обо всем, но пока в голове была лишь вязкая каша: сплошные вопросы, и не за что зацепиться.
Ученик вовсе пребывал в прострации, меланхолично переставляя ноги, но поминутно останавливаясь, чтобы сплюнуть кровь и гной. Щека его опала, почти вернувшись к своему нормальному размеру. Искусную блокировку чувствительности по совету толстяка сняли сразу же, так что теперь Оболиус мог в полной мере насладиться отголосками своих «замороженных» страданий. Старик на всякий случай посмотрел истинным зрением, чтобы оценить работу чародеев, но ничего интересного там не было: только какое-то марево вокруг рта, еле видимое в аурном зрении. Зачем оно там нужно сейчас, зуба-то больше нет!
Так в молчании путешественники дошли до стада. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, бросая на землю длинные тени. Заниматься поисками постоялого двора и пропитания ни у кого, кроме химер, не было желания, но их никто не спрашивал. Чистое небо не обещало дождя, поэтому Толлеус сразу забрался в телегу – сейчас ему требуются тишина и покой.
«Что произошло в доме оракула?» – вот о чем гадал искусник, глядя на звезды, так похожие на метки из черной пустоты. Других, более конкретных вопросов было великое множество, но все они сводились к одному: «Что это было?» Можно было отмахнуться и просто не поверить увиденному. Пожалуй, раньше старик так и сделал бы: слишком все выглядело нереально. Однако за последние пару месяцев он постоянно сталкивался с необъяснимыми вещами. Кроме того, некоторые детали косвенно указывали на правдивость пережитого. Но если это так, то где он был? Неужели ему в самом деле посчастливилось прикоснуться к пресловутой чародейской Сути Мира? И если да, то что же произошло с ним в Оробосе? Неужели это какие-то чары меняют его сознание? В этот момент старик вспомнил про целебный конструкт, который висел где-то над макушкой. Впрочем, Маркус при изучении не разглядел в нем ничего опасного.
Голова шла кругом, но идеи не появлялись. Оставалось только провести опыт. Искусник попытался расслабиться и сосредоточиться, даже стал тихонько предлагать себе «открыть душу и впустить Суть Мира». Но ничего не происходило. Впрочем, старик и сам чувствовал, что расслабиться должным образом не получается, – в сознании полный сумбур. Толлеус прекратил попытки, настраиваясь на длительные медитации, чтобы успокоиться и сосредоточиться, но вспомнил, что в первый раз ему помогла расслабиться химера.
Все животные спали, но это не было весомым аргументом для их хозяина. Поэтому он слез с телеги и босиком пошел к сбившимся в кучу мохнатым холмикам. Выискивать среди них Бульку не было никакого желания. На будущее Толлеус дал себе зарок повесить на нее отличную от других метку, а сейчас выбрал первое попавшееся животное и бесцеремонно навалился на него. Мохнатка спросонья удивленно хрюкнула, но возражать не стала. Она совсем по-человечески вздохнула и закрыла желтые печальные глаза, снова задремав. Только старик уже ощутил теплую волну умиротворения, которая ему была нужна. Призывать Суть Мира не пришлось – черная пустота пришла сама.
Теперь, уже немного понимая, что к чему, можно неторопливо заняться исследованиями.
– А не боишься? – подозрительно спросило альтер эго, когда старик направился к двери.
Задержавшись на мгновение, он лишь коротко мотнул головой. Снаружи оказалось без изменений: метки, исходящие широкими шлейфами образов. Только сейчас почему-то этих дымков значительно меньше. Присмотревшись хорошенько, старик увидел, что их на самом деле очень-очень много, просто некоторые совсем тоненькие, иных из-за прозрачности вообще почти не видно. В глаза бросаются лишь самые широкие и яркие. Все дымки слегка двигались, извиваясь, словно водоросли на течении, и заканчивались… Хотя нет, они не заканчивались, а вели куда-то. Те, что не убегали за пределы видимости, обязательно упирались в другую метку. Что происходит там, за горизонтом, можно только предполагать. Иные дымки, словно ручейки, сливались с другими в более мощный поток. Что это означает, еще только предстояло разобраться.
Чем больше старик смотрел, тем яснее ему раскрывались некоторые нюансы. Как ни крути, но даже у прозрачных шлейфов есть оттенки, а еще разная скорость и поведение. Вырисовывалась пока что непонятная система. Зрение как будто само подстраивалось под эти особенности. Если не акцентировать внимание, то почти ничего не видно, а если всмотреться, то доступно для восприятия становится значительно больше. Чем-то напоминает аурное зрение, но понимания это не добавляет.
Когда Толлеус пересекал такой поток, на краткий миг можно было заглянуть в него, выхватить чужой образ, слово, мысль. Не так, как бывает, когда бог насылает искушение, а как если бы Толлеус сам стал богом и мог влезть людям в головы. Это было удивительно!
Настал черед изучить свою собственную метку. Из нее, если хорошенько присмотреться, во все стороны также курились дымки. А еще можно понаблюдать за своим телом со стороны. Правда, зачем Тайнус это делал, непонятно.
Старик пришел к выводу, что черная пустота – отдельное измерение, живущее по своим законам. Искусник чувствовал, что само его присутствие чуждо этому миру, лишенному постоянной формы. Имел ли он право здесь находиться? Рискует ли чем-нибудь? Пожалуй, для начала данных слишком много, чтобы сразу переварить их. Пора возвращаться.
– Нагулялся? – сварливо встретил его двойник в пузыре.
Он, похоже, совершенно не стремился познать что-то новое. Толлеус не видел смысла вступать в беседу с самим собой – этого его и так хватало в жизни. Поэтому он даже не обернулся, а сразу же перенесся в свое бренное тело. Благо достаточно было лишь пожелать. А когда вернулся, сейчас же уснул, прямо посреди своего стада, даже не вспомнив про защиту от вселения.
Глава 5
Тристис Имаген. Важное поручение
Беллус
Карета вздрогнула и пришла в движение. Кордосская часть города осталась за спиной, он снова в Оробосе. Прикрыв глаза, сыщик чуть слышно вздохнул. Надежды на то, что его наконец перестанут гонять по всему свету, точно мальчика на побегушках, растаяли неделю назад, когда с ним связался Меллус и «обрадовал» новым заданием. Впрочем, Тристис не стал перечить – он был согласен с доводами, которые озвучил куратор. Дело в том, что после освобождения задержанного прямо из его, Тристиса, кареты другим бывшим пленником кое у кого, вспомнившего достижения Имагена на службе имперского сыска, появилось желание сделать его козлом отпущения. В общем, было крайне желательно на какое-то время исчезнуть куда-нибудь подальше из Терсуса.
