За что держаться, Толлеус не уточнил, но это и не потребовалось. Было слышно, как осыпалась земля, но пузырь с людьми почти не покачнулся. Очевидно, был где-то в центре исчезнувшей сферы.
– Ну а дальше? – спросил Оболиус, видя, что наставник мешкает.
– А вот ты подумай и предложи, – вспомнил старик про свои поучения.
– А что тут думать-то? Снимайте пузырь да выкапываемся! Тут неглубоко должно быть. Ну, можно еще на голову маленькие пузыри сделать, чтобы дышать можно было.
– Ишь ты, прыткий какой, – забурчал Толлеус. – Мне тоже, как червяку земному, норы рыть? Нет уж! Ты как хочешь, а я как-нибудь по-другому…
С этими словами искусник опять воспользовался плетением «призрачной длани», только на этот раз сделал его небольшим, так чтобы «длань» торчала наружу из защитного пузыря. После этого искусник стал бестолково шурудить ею, разбрасывая рыхлую землю во все стороны. Уже через пару минут стало видно небо, а вскоре кладоискатели оказались в своем пузыре на вершине рукотворного холмика.
Когда Толлеус наконец убрал последнее защитное плетение, оба не сговариваясь улыбнулись и сделали глубокий вдох – соскучились по свежему воздуху.
Оказалось, что уже поздний вечер. Нечего и думать до темноты добраться до города. А это значит, ночевка в повозке без ужина. Но ни старик, ни подросток ничего не сказали по этому поводу. Как говорится, живы остались – и то хлеб. Хотя, похоже, Оболиус не до конца понимал, какой опасности они подвергались, потому что спросил:
– А что артефакт? Достать-то теперь можно?
Искусник, который уже шел в сторону оставленной повозки, покачиваясь и еле переставляя ноги, поджал губы:
– Взорвался он, ничего не осталось. Видно, его прежние хозяева очень не хотели, чтобы кто-то его трогал. А других тут нет.
Половина слов Толлеуса была ложью. Во-первых, он не всю территорию проверил своей сетью, во-вторых, он не проверил, что осталось после взрыва. И даже не хотел – как-то враз отвернуло. Пускай артефакты копают молодые и горячие. А он впредь будет искать их на рынках, а не в чистом поле.
Глава 4
Оболиус. Пряник
Оболиус и в самом деле воспринял все произошедшее как приключение: волнительно, иногда страшно, но интересно. Если бы еще клад нашли, то и вовсе замечательно – он бы с удовольствием повторил. В наставнике юный оробосец был уверен, о смерти, как это водится у подростков, не думал, поэтому, краснея, переживал больше всего из-за своей паники, вызванной мыслями о пожаре. Ну и еще немного расстраивался из-за того, что перемазался, как поросенок в грязной луже. Невелика беда, конечно, но до завтра засохнет, и отстирать будет непросто.
Помимо черного столба дыма за спиной, некогда пасторальный пейзаж омрачали то тут, то там торчащие из-под земли выброшенные взрывом камни. Некоторые тоже дымились, а иные и вовсе светились, точно раскаленный металл в кузне. Благо свежая зелень сопротивлялась хорошо, пока что нигде серьезного огня не было видно.
Эти обломки путники обходили стороной.
В овраге поджидал неприятный сюрприз. Ручей вышел из берегов, так что пройти, не замочив ног, как в прошлый раз, не представлялось возможным.
Оболиус бы, конечно, перескочил и тут. Может быть, даже попытался хоть немного отмыться, но искусник, который был так же грязен, как и ученик, почему-то не разделял его желаний, неуверенно перетаптываясь на высоком берегу.
– Наверное, камень в овраг прилетел, запруда получилась, вот и вода поднялась, – предположил парнишка.
Старик спорить не стал – пошли по течению. Действительно, целая плита, долетевшая досюда, перегородила русло ручья. К счастью, обходить пришлось не очень далеко.
Повозка дожидалась на месте, вот только один взгляд туда заставил Толлеуса горестно охнуть: еще один раскаленный камень угодил точнехонько в нее, переломив на две части. Как уж не вспыхнуло сено в мешках, набросанных на полу для мягкости, оставалось загадкой, ведь края сломанных досок почернели от огня.
Лошади нигде не было видно, но искусник, вздыхая, побродив вокруг телеги, указал парню направление, где ее искать. По искусной метке он мог найти ее на приличном расстоянии.
Идти пришлось неожиданно далеко – лошадь, хоть и стреноженная, испугавшись взрыва, умудрилась ускакать чуть ли не на лигу.
Она все еще не успокоилась и, вращая ошалелыми глазами, не хотела подпускать Оболиуса к себе. Успокоил, погладил по морде. По уму, нужно было бы еще дать морковку – у парня она даже была, только он ее сам сгрыз по дороге, потому что другой еды ни сегодня, ни как минимум до завтрашнего обеда ждать не стоило.
Обратно тоже пришлось идти пешком – седла нет, да и стемнело уже. Лучше так, потихоньку, чем рисковать свалиться из-за того, что лошадь попадет копытом в норку или споткнется о невидимую в траве ветку.
Старик, кажется, за это время не сделал ничего – не озаботился ни костром, ни обустройством на ночлег. Просто сидел рядом с разбитой повозкой, занятый своими мыслями.
Впрочем, требовать от него идти собирать дрова было глупо, в округе росли лишь чахлые кусты, и Оболиус как-то не мог даже представить себе Толлеуса с топором в руках.
Впрочем, ученик оказался не совсем прав – искусник пытался починить повозку, стягивая искусными нитями разбитые части. Пока что результата не было, но, кажется, старик знал, что делал.
Похоже, прихода Оболиуса он и дожидался. Стоило ему подойти, Толлеус, крякнув, стянул нити, и повозка поднялась, расправилась, стала похожа на саму себя. Можно ли на ней ездить, выдержит ли – вопрос, но пока что парню не доводилось сталкиваться с некачественной работой учителя. Да, что-то у него начинало работать не с первого раза, так ведь и не сдавал такую работу – тестировал и, если надо, переделывал.
– Знаешь, – доверительно сообщил Толлеус, – у меня ведь не в первый раз телега в дороге ломается. Только тогда я не придумал ничего лучше, чем разломать ее совсем и сделать из обломков первого голема… Как я тогда до такого додумался, сам не знаю.
Искусник повернулся в сторону все еще различимого на фоне темнеющего неба столба дыма.
– Смотри! – Старик обвел рукой вокруг. – Красиво получилось!
Оболиус послушно огляделся. Красно-желтый закат, скорее даже воспоминание о нем, первые яркие звезды в иссиня-черном небе и мерцающие кое-где в траве все еще не остывшие камни.
Парень не совсем понял, о чем речь, и ворчливо заметил:
– Может, надо было связаться с господином Никосом? Артефакт, наверное, хороший был. Вон как бабахнул…
Искусник насупился и поджал губы, но возражать не стал.
Оболиус, не дождавшись ответа, полез в овраг смывать с себя в образовавшейся заводи грязь. Ночь выдалась теплая, хотя комаров, конечно, хватало. Вскоре к нему присоединился старик, осторожно спустившийся к самой воде на своем подъемнике.
Парень с завистью покосился на учителя: у Толлеуса пострадал от грязи только плащ, в который он по старинной привычке был закутан с головы до ног. Старику достаточно было отстирать его да умыть руки и лицо, чтобы выглядеть прилично. Совсем раздеваться вовсе не требовалось. А перед Оболиусом стояла дилемма – или стирать всю одежду, а потом всю ночь голышом отбиваться от комаров (мокрое-то не наденешь, да и к утру не высохнет), или искупаться самому, но и дальше ходить в грязном.
Искусник, поняв проблему помощника, кивнул на воду:
– Стирай одежду, посушим.
Оболиус сразу не сообразил, что под словом «посушим» понимается не обычное «развесим на ветках», но спорить не стал, этого простого распоряжения оказалось достаточно, чтобы определиться с выбором.
Когда парень выбрался наконец из оврага, возле повозки светилась яркая сфера, от которой ощутимо веяло жаром. Свой плащ кордосец накинул на борт повозки и сидел на искусном пуфике, подперев кулаками щеки.
Нечасто можно было увидеть кордосца без плаща, так чтобы рассмотреть искусный жилет, который он постоянно носил на себе. Впрочем, парень это диво уже видел, так что «сушилка» заинтересовала его гораздо сильнее. Он сейчас же оценил ее по достоинству и стал шарить возле давно потухшего костра в поисках веток, чтобы развесить свою одежду.
