Вообще сделать непроницаемую для света сферу – дело нехитрое. В штатном плетении защитного пузыря есть такая функция. Нужно лишь выделить ее и встроить в плетение искусного загона. Кстати, с последним при установке на плот вышла накладка: оно было оптимизировано для почвы или более твердой поверхности и могло скользить по ней, не увязая. С водой так не получилось – нижний край тонул, распрямляясь до полусферы, и под плотом оказывался приличный ее фрагмент, который захватывал воду и тормозил движение. Толлеус быстро это исправил, но изменились свойства всего загона; в частности, он стал не таким непроницаемым снаружи, как первый вариант.
Всю ночь Оболиус не спал и не давал спать животным, носясь по загону, крича и распихивая пытающихся улечься мохнаток. Из-за этого, невидимые в ночи, лаяли деревенские собаки, и даже какой-то мужик не поленился встать и тоже поорать во тьму что-то ругательное в адрес Оболиуса. После этого он умерил свою громкость, да и выдохся быстро. Сказались два тяжелых дня, ведь поспал совсем чуть-чуть перед закатом.
Зато утром все были счастливы. Химеры мирно спали в темном загоне, Оболиус посапывал в шалаше, а старик сидел рядом и управлял «судном», нет-нет да отвлекаясь на что-нибудь искусное.
Глава 3
Толлеус. Браконьер
В отличие от Оболиуса, у искусника было и время и желание смотреть по сторонам. Вид реки ему еще не надоел – пейзажи открывались изумительные. Плесы сменялись тихими заводями, в которых цвели гигантские кувшинки разных цветов, далекие берега то тонули в зелени плакучих ив, то вздымались ввысь высокими соснами. Вода меняла свой цвет от удивительной глубины синего до черного и даже сиреневого в зависимости от положения солнца. И все это кишело жизнью. То тут, то там плескалась рыба, ближе к берегу деловито сновали какие-то зверьки с хвостами лопатой, один раз на расстоянии плот долго сопровождала большая змея с красивым узором на спине. А уж сколько разных птиц можно было увидеть в заводях группами или поодиночке! Нельзя сказать, что Толлеус был рьяным поклонником флоры и фауны, но, прожив многие годы в городе, он отвык от такого буйства зелени и жизни в заповедных уголках. Впрочем, деревушки и небольшие городки попадались достаточно часто, чтобы не считать себя напрочь оторванным от цивилизации, но все равно это были островки людей в девственной природе, а не наоборот.
Как раз рыба и соблазнила Толлеуса на рыбалку. Он неоднократно видел, как деревенские мужики на утлых челнах затягивают бредень, а потом набивают корзины бьющейся серебряной добычей. Рассудив, что Искусством можно наловить хоть телегу рыбы, не особенно утруждаясь при этом, он взялся плести искусную сеть. Правда, через какое-то время отбросил плетение обычной сети по образу и подобию той, что у рыбаков. Да, она бы двигалась сама, а нити в ней были бы невидимы обычным зрением, но все равно неудобно. И главное неудобство – при такой конфигурации ее требовалось плести вручную. Старику это быстро надоело. Можно было бы поручить эту работу Оболиусу, но ученик усердно усмирял недовольное стадо.
В конечном итоге Толлеус разработал свой собственный вариант рыбной ловли, который местным рыбакам даже не снился. Плетение, как и многое другое в творчестве искусника, основывалось на сфере. Она создавалась под водой, после чего искусные нити начинали подтягивать ее к плоту. Сама сфера при этом сжималась до небольшого радиуса другими нитями. Вода из нее спокойно выдавливалась, а что-то более крепкое оставалось внутри. Соорудив на палубе высокую треногу из жестких нитей, старик мог поднять сеть с добычей в воздух, и если подставить снизу мешок и развеять плетение, вся добыча попадет внутрь. Но можно вытаскивать не сразу, а буксировать сеть до места остановки.
Когда старик в первый раз забросил свой невод, он наловил несколько ведер малька, но крупной рыбы, на которую охотился, внутри не было. Доработанное плетение стало пропускать мелочь, хотя с этим пришлось повозиться, ведь у сферы не было дыр в прямом понимании этого слова, а работа основывалась на плотности содержимого. Пришлось мудрить. Чтобы не усложнять, определяя размер добычи, Толлеус добавил в плетение оценку усилий, которую прикладывает рыба, пытаясь вырваться. Сильно тянет – сеть ее не выпустит, не сопротивляется – уйдет. Пусть не идеальный контроль, но годится.
Улов был, но, честно говоря, искусник рассчитывал на большее. В основном добычей становились узкие зубастые рыбины. Попробовав ставить сеть в заводях, где обычно промышляют рыбаки, Толлеус столкнулся с тем, что, помимо добычи, в сеть стали попадать коряги и какая-то водная растительность, которую плетение выдергивало из ила, путая с попыткой жертвы вырваться на свободу. Опять пришлось дорабатывать, играя с проницаемостью сферы.
Проснувшийся Оболиус, позевывая, умылся, свесившись с борта и едва не свалившись при этом в воду. Потом он деловито порылся в запасах и, схватив в каждую руку по пирогу с мясом, уселся рядом, проявив интерес к окружающему миру. С набитым ртом посетовал, что на плоту нельзя развести огонь, поэтому хорошо бы придумать какое-нибудь плетение для разогрева еды, потому что есть холодное не так вкусно.
Тут он заметил, чем занят искусник, и, прервав себя на полуслове, размахивая пирогами и жестикулируя, принялся давать советы. Нынче его советы заключались не в критике самого плетения, а в том, куда стоит забрасывать сеть. Похоже, о рыбе парень знал гораздо больше старика, поэтому Толлеус безропотно передал ему бразды, став сторонним наблюдателем и лишь создавая все новые и новые ловчие сферы.
Действительно, дело пошло гораздо лучше. Азартно закидывая плетение в самые неожиданные места и глубины, Оболиус при этом бормотал не хуже учителя. Его малосвязная речь напоминала какие-то ведьмины заговоры. У искусника складывалось именно такое впечатление, когда он слышал что-то вроде: «Солнышко светит, рыбку пугает… Есть излучинка, будет ямка… Спрятаться хотели, да не угадали…»
Большое количество отработавших сетей волочилось за плотом, так что ученик в какой-то момент даже прервался, проведя тыльной стороной руки по лбу, будто только что все эти сети вручную вытягивал.
– Рыбы много, дергает в разные стороны, плыть мешает! – заявил он.
Старик тоже заметил, что ход упал. И даже догадался, из-за чего это происходит. Только доставать рыбу было некуда, не на палубе же ее бросать. До вечера еще долго, как бы не испортилась, тем более что неизвестно, будет ли на пути в ближайшие часы городок, где ее можно будет сбыть. Может, до завтра тащить придется, и хорошо бы, чтобы рыба при этом осталась живая.
– Сейчас рыба не понимает, что попалась в сеть, она ее не видит и просто пытается плыть куда глаза глядят. Нам надо ее немного напугать сзади, чтобы она поплыла по нашему курсу! – внес предложение Оболиус, не дожидаясь, когда его спросят.
– Чем напугать? – нахмурился Толлеус, решив, что ученик потребует создать как минимум иллюзию огромной хищной рыбы.
Все оказалось проще. Достаточно было сделать хоть что-нибудь видимое и большое, и глупая рыба торопилась отплыть от этой подозрительной штуковины подальше. Возможно, если шугануть рыбу чуть сильнее, удастся заставить ее тащить плот. Представив себе такой способ передвижения, старик захихикал, чем вызвал недоуменный взгляд ученика.
Накипятить воду в котелке, чтобы сварить кашу или рыбную похлебку, проблем не составляло даже без открытого огня, которого так боятся мореходы. Впрочем, искуснику вполне под силу обезопасить свой плот от пожара, но тогда требовалось бы брать на борт дрова и на каждой остановке пополнять запасы.
Перевести ману в тепло очень легко, именно таким путем Толлеус сушил недавно свой плащ. Вот с охлаждением дело обстояло гораздо сложнее. Чтобы создать сферу холода, требовалось сложное плетение, принципов которого старик не понимал. Видеть видел, но у самого такого не было. В искусных лавках продавались амулеты для сохранения продуктов. Они охлаждали пространство вокруг себя, но были одноразовыми, и сколько Толлеус ни бился, воспроизвести такое же не смог. А нагреть область – теоретически даже Оболиус справится, причем нагреть можно сильно, знай только ману не жалей. Вот и сейчас искусник стал кипятить воду. И тут же вспомнил, как всего пару-тройку месяцев назад еще в Кордосе, когда только-только отправился в свое долгое путешествие, неосмотрительно сунул в котелок с водой очень горячую – переборщил с маной – искусную сферу. Тогда получилось неожиданно: вода, мгновенно испарившись, ударила в небо струей пара.
