— Все целы? — бросаю, не оборачиваясь.
Они вразнобой отвечают. Я потираю ушиб на руке, шевелю пальцами. Хорошо, не сильно долбануло, отошла рука. Сегодня меня погрызли гиены, и неслабо так ударило, это должно свалить человека с ног или хотя бы значительно ослабить, а мне хоть бы что.
Начинаем двигаться дальше: в авангарде я и Илай, Хелен в середине, а Борис и Рио прикрывают тыл. На следующем перекрестке верчу головой, выбирая оптимальный маршрут, и тут, ухватившись за лиану, на Илая летит мут, ударом ног в грудь сбивает его, прыгает сверху. Сжимая копье за древко ближе к наконечнику, бросаюсь к муту. Части его тела подсвечиваются мигающим пунктиром, а меня немного подталкивает в нужном направлении. Я легко сбиваю его с Илая, чиркаю лезвием по горлу и откатываюсь в сторону.
Ты нанес критический урон муту: 99%.
Текущее состояние здоровья мута: 1%.
Действие занимает секунду-две, Илай даже не успевает опомниться, лишь оторопело вытирает чужую кровь, брызнувшую в лицо.
Противник корчится на земле, булькает, силится закрыть рану на горле. Я убил человека? Осознание вгоняет меня в ступор, и я не замечаю атаки второго врага. На выручку приходит Рио, виртуозно обрабатывает палками самку мута — вереща, она уползает в развалины.
Больше они атаковать не решаются, над древним городом поднимается раздосадованный вой.
Мы ныряем в другой проулок и бежим, бежим, бежим, пока Хелен не падает в траву, хватая воздух открытым ртом.
— Опять ты за свое? Встала и пошла! — орет Борис, но она не шевелится.
Тогда он, чертыхаясь, склоняется над ней, помогает встать и, опершись друг на друга, они ковыляют к нам. У Бориса разбита голова — на затылке волосы свалялись в кровавый ком. У Хелен видимых повреждений нет. Залитый кровью Илай выглядит, как маньяк-потрошитель. Рио цел, невредим и даже бодр.
Борис сажает Хелен на выложенную булыжником улицу, упирается руками в колени, пытаясь отдышаться:
— Нас... колько вижу... Они... Не бегут. И ты еще... нюни распустила. Соберись!
Он заносит над ней кулак. Хелен втягивает голову в плечи и зажмуривается.
— Пока за нами не бегут. Но скоро стемнеет, и тогда жопа, — обнадеживает нас Илай. — Как попрут из нор! Хелен, сможешь хоть как-то передвигаться?
Пошатываясь, девушка поднимается, кивает, с опаской косится на брата. Ей очень тяжело, но она терпит, понимает, что если мы уйдем, ей не выжить.
— Как думаешь, — обращаюсь к Рио. — На Базу до темноты доберемся?
Он мотает головой:
— Нет. Надо искать место для ночлега, — китаец задумывается и меняет тему. — Есть мысли, что это за существа? Похожи на людей, но безмозглые, — он вертит пальцами перед лицом. — У вас тоже подсказки перед глазами? Ну, что это "мут", и он ранен? Я вижу текст, а у вас как? Может, я спятил?
Я рассказываю о своих подсказках и о нечитаемых символах, которые иногда возникают, но про боевой режим молчу.
— Просто красная рябь, — хмуро говорит Илай. — А тоже хотелось бы подсказок.
— Частично текст и рябь. У Ленки, наверное, так же, — Борис смотрит на сестру, она кивает.
Похоже, Рио о чем-то догадывается, но предпочитает молчать, я с расспросами не лезу, у меня свое предположение: чем глупее человек, тем сложнее с инсталляцией. Сказать это вслух — настроить остальных против себя. А вот в предположении относительно того, кем муты были раньше, нет ничего такого, и я делюсь им:
— Мне кажется, что это те, кто не успел на Базу до разрушения нейросети и, кхм… вышел из игры.
Воцаряется тишина, только ветер шелестит листьями кустов и низкорослых деревьев. Никому не хочется дичать и тупеть.
— И та девочка? — кривится Хелен.
— Что мешает воякам проводить эксперименты на детях? — спрашиваю я.
— Давайте поторопимся. У нас остаются сутки с небольшим, — предлагает Рио.
После того, как он фантастически забил палками мута, никто не прикалывается над ним. Можно сказать, его приняли в команду. Мой мозг продолжает гореть, анализируя мельчайшие детали, которые я не замечал в обычном состоянии, он безошибочно выбирает оптимальные решения, жонглирует словами и терминами, которые я раньше не употреблял, дает характеристики моим попутчикам.
Борис — социопат с садистскими наклонностями и задатками лидера, он чем-то напоминает Ганка, и его хочется убить. Пока ему выгодно быть в команде, он с нами, но верить ему нельзя.
Илай — житель трущоб. Не самый худший представитель этой социальной прослойки, очень хорошо знакомой мне, я ведь и сам из таких. Прямой, как железный лом, точнее, как бревно. Этому доверять можно, если сказал, значит, сделает.
Рио не столько беспомощен, сколько асоциален. Ему трудно с людьми, он не знает, что с ними делать. Наверное, его родители — тираны, и его, ботана, обижали в школе, как часто случается с забитыми детьми.
Хелен слишком закрыта. Она сама себя не знает — старается спрятаться от братца, который подавил, если не сломал ее.
Интересно, каким они видят меня? Раньше я казался себе обычным парнем из бедной семьи, не самым умным, но и не тупым, но теперь сам не знаю, кто я. Соревнование за лидерство в группе — для меня что-то новенькое.
Возле реки нас накрывает темнота.
— Отсюда до базы километров двадцать, — говорит Рио. — По-любому не успеем, лучше заночевать в относительно безопасном месте.
Дикие муты нам больше не попадались, зато на тропе стали встречаться отпечатки ботинок, и это обнадеживало. Если тут ходят люди, возможно, в этих местах меньше агрессивных тварей.
Заночевать мы решаем в ржавом фургоне непонятно как здесь очутившемся — хоть сомнительное, но все же убежище. Хелен падает ничком и сразу вырубается. Борис недолго ворочается и начинает посапывать. Илай тоже падает с ног от усталости, но предпочитает смыть с себя кровь и лишь потом спать.
С Рио творится та же ерунда, что и со мной — глаза его горят, он не находит себе места. Такой же приход от «спидов» — хочется бежать, что-то делать, правда, соображается не так здорово, да и под ними быстро падает концентрация внимания. Потому мы вызываемся стоять в карауле — все равно не уснуть, когда кровь кипит.
Усаживаемся на крышу ржавого фургона. Рио запрокидывает голову:
— Надо же, сколько звезд! Жаль, что я не знаю, где какая — можно было бы понять, на южном мы полушарии или северном. Даже Полярную не найду, я вырос в центре города. Из-за иллюминации звезд там не видно, а родители на природу не ездили.
— Я тоже не разбираюсь.
Примерно через час Рио идет спать, а я остаюсь на крыше, понимаю, что на улице зябко, но не мерзну. Вдалеке, там, куда мы направляемся — чуть заметные вспышки света. То ли чудится, то ли на самом деле я слышу едва различимый человеческий крик. В небе над центром Острова что-то происходит, какая-то гигантская вертикальная тень медленно колышется там.
Безлунье. Над головой мерцают звезды, тихо тарахтят лягушки. Шелестят листья.
Далеко-далеко вновь появляются тусклые вспышки, они все ярче. Вскакиваю, гляжу туда. Свет пульсирует, странный и мутный, такой загадочный в ночной тьме… Чудится, что вижу на его фоне летящие силуэты — что за магия?! Понять не выходит, вспышки гаснут и больше уже не появляются.
* * *
Утром Хелен и Борис почувствовали себя гораздо лучше, а вот Илая мы будим с трудом.
Реку пересекаем вброд, распугивая серебристых рыб. Начинаем обуваться, и тут перед глазами появляется зеленоватое мельтешение непонятных символов, словно роятся диковинные комары. Мы выпрямляемся. Свечение за деревьями. Причем не само по себе светится, а его выделяет система, и я понимаю, что это какая-то важная вещь.
Илай, похоже, не понимает:
— Что там такое?
Зато Борис соображает быстро. Напрягается, как пес, почуявший дичь, бежит к цели на полусогнутых — хочет заполучить вещь любой ценой. Посреди поляны становится на четвереньки, шарит в траве.
