— Да не, не ведро, — рассмеялась тетя Люба. Я тем временем вежливо слушала их разговор, не вмешиваясь. — Тут хуже дело. Он же Ивановну мою надуть решил, коммерсант недоделанный. Я к родственнице на три дня в город уехала, сдуру ему и сболтнула. У нас же все знают, где ключи лежат. Так он Ивановну на перроне встретил, говорит: «Пойдем, я тебе комнату сдам!». Она, добрая душа, сумку свою схватила и за ним почесала. Думала, что ей он у себя дома сдать комнатку хочет. А он ее ко мне домой привел, трешку взял — и был таков. Думал, провернет аферы свои шито-крыто. А я — возьми и вернись из города на следующий день. Прихожу — а там картина Репина: «Не ждали», на моей кровати Ивановна пятый сон досматривает. Вот мы покумекали и решили, Палыч: пусть Петька зарплату отрабатывает. Устроили себе концерт по заявкам телезрителей. А Петька нам и спел, и станцевал — вся деревня смотрела… Он как узнал, что Даша — школьный директор, а не режиссер, и никакого «кина» тут снимать не будут, так аж затрясся от ярости. Теперь о нем на каждом углу судачат.
— Ха-ха-ха, — довольно захохотал председатель, — Интересно девки пляшут! Ах, хитрец! Четыре полы, восемь карманов. Вот вы затейницы! Да вам бы и впрямь сценарии к фильмам писать! Молодцы, нечего сказать, хвалю. И не сильно обидно, и урок на всю жизнь хороший. Он же всегда и всех надуть пытался. Недаром с ним мужики давно уж в карты играть не садятся. У него в одной колоде по десять тузов. Думаю, больше он Вас, Дарья Ивановна, — обратился он ко мне, — не обидит. А ежели что — идите прямиком ко мне, где кабинет, знаете. Ну а если там закрыто — дома я, значит. Через пять дворов от Любы живу, недалеко. У нас в деревне образованных людей очень уважают. Заходите, не стесняйтесь, рассказывайте, как у Вас дела… Люба, а покажешь, может, Дарье Ивановне наши фотографии школьные? И я посмотрю, вспомню!
— Конечно! — засуетилась тетя Люба. — Ой, у меня на фотографии с выпускного такие волосы красивые, вьющиеся, длинные были.
— А у меня просто были, — засмеялся Аркадий Павлович и указал на свою почти полностью лысую голову. С чувством юмора у нашего председателя было все в порядке.
До самого позднего вечера я вместе с тетей Любой и его бывшим одноклассником рассматривала старые фотографии, расспрашивала их о далеких событиях юности и слушала их рассказы, жадно внимая. Мало сейчас осталось в живых свидетелей той поры. А мне уже в который раз повезло увидеть их еще не дряхлыми старичками.
А на следующий день я вновь занялась делами. Нужно было привести в порядок здание, которое выделили для вновь созданной сельской школы. Она должна была располагаться в бревенчатом доме постройки начала двадцатого века. Постройка, в которой было целых восемь комнат — семь больших и одна — поменьше, требовала ремонта, который и был начат за пару месяцев до моего приезда. Предполагалась, что школа будет семилеткой, в каждом классе — по тридцать учеников. Как раз на каждый класс — по комнате. А восьмую, маленькую комнату было решено отвести под учительскую.
Ремонт был сделан силами местных жителей. За работу им никто не платил, да об этом и разговора не заходило — местные, напротив, сами были рады донельзя тому, что их детям наконец не придется ходить пешком так далеко, и охотно помогали по мере сил после работы и в выходные.
Деревенские мужики-умельцы ловко обшили дом ребристой деревянной вагонкой. А еще здание обнесли изгородью из штакетника, соорудили новую уборную на улице и даже проложили к ней новую дорожку из досок. А в небольшом палисаднике рядом сделали клумбы из тракторных покрышек с цветами, посадили кусты сирени и несколько яблонь.
Работа шла споро, помогать было всем только в радость. Приходили не только деревенские мужики — женщины тоже помогали: делали уборку. По мере сил помогали и учителя. Так, например, худенький тщедушный историк Лев Ефимович, всего пару месяцев назад окончивший педагогический институт, наравне с кряжистыми сильными мужиками молча и усердно выполнял тяжелую работу.
Не брезговали работой и ребятишки-школьники, от мала до велика: они собирали мусор во дворе, красили валиками парты образца пятидесятых годов, украшали классы яркими плакатами с мотивирующими надписями вроде: «Школьники! Выполняйте домашние задания самостоятельно»… Да уж, неужели когда-то это было?
Прикрепив яркую бумажку про самостоятельное выполнение уроков к стене обычными канцелярскими кнопками, я подумала, что, наверное, стоит по возвращении разыскать где-нибудь в сети скриншот этого плаката и отправить его в наш родительский чат. В этот чат меня добавили сразу же, как Сережка переехал к нам и пошел в новую школу. Каких только сообщений я не получала на ночь глядя…
— Родители, кто решил задачу из пятого параграфа про косинусы? У нас с Ванечкой не получается…
— Никто не знает, стихотворение из «Евгения Онегина» к понедельнику учить или к среде? Петя забыл…
— Мария Ивановна, почему моему сыну несправедливо занизили оценку? Мы всей семьей сочинение читали и восхищались!
— Вы не забыли, что всего через два года выпускной? Есть отличный ресторан на Невском. Нужно заранее составить смету. Пока ориентировочно по двадцать тысяч с человека, но все может измениться.
В конце концов, психанув, я поругалась с чрезмерно активными мамашами и вышла из этого чата, сказав, что мой ребенок в состоянии сам сделать домашнюю работу и позвонить приятелю, если забыл, какую задачу надо решить, а через два года может умереть либо осел, либо падишах — в общем, кто его знает, что там будет, и загадывать так далеко мы не собираемся. Муж Гоша согласно хмыкнул.
Водопровода и канализации в старом здании, естественно, не было. Соорудили только два умывальника — один в школе и один во дворе. чтобы ребятишки и учителя могли помыть руки и лицо. А воду в них нужно было носить из колонки самим. Ну что ж, сами с усами, принесем.
— А Вы, Дарья Ивановна, неужто с нами будете работать? — удивленно спросила меня соседская Зинка, пришедшая на помощь вместе с другими школьниками.
— А я что? — спокойно ответила я, покрывая голову косынкой, чтобы не испачкать волосы. — Я не меньше вас хочу, чтобы в школе чисто было и красиво. Мне же, как и вам, каждый день сюда ходить. А Петька-два ведра где? Почти все мужики собрались. Не придет помогать?
— Ха! — бодро ответила Зинка, сгребая веником в совок остатки старого мусора на полу. Он сказал, что ему на… ну, в общем, совсем такая работа не сдалась, потому что не платят за нее. Обиделся он крепко за тот случай с «пробами в кино». Над ним же теперь вся деревня смеется.
— Может, мы переборщили? — устыдившись, спросила я. — Как бы жизнь человеку теперь вконец не испортить.
— Ой, да полноте, Дарья Ивановна, — точно взрослая, по-бабьи отмахнулась от меня Зинка. — У нас что ни день, то новый повод посмеяться. Забудут через пару дней про вашего Петьку. Не переживайте. Вы лучше посмотрите, нормально я крашу или как?
Старательно елозя валиком с краской по партам вместе с другими родительницами и ребятней, радующейся, радующимися открытию новой школы, я мечтала, как пройдут десять, двадцать лет, и в школу наконец проведут газ, а затем и паровое отопление. Может быть, когда-то в ней будет и своя котельная с современным газовым оборудованием. А еще позже сделают новый ремонт, закупят компьютеры, и обычные сельские ребятишки получать возможность заходить в Интернет…
Но все это будет еще не скоро. А пока я, бывшая продавщица Галя, никогда не стремившаяся в начальство и неожиданно для себя ставшая школьным директором, усердно привыкала к деревенской жизни.
За неделю я успела узнать немало о тутошней жизни, и она, конечно, ни в какое сравнение не шла с жизнью в огромной, шумной, бурлящей Москве. Обычные мелочи тут были в диковинку. Так, например, на третий день своего пребывания в деревне я проснулась от торопливого стука в окно. Продрав глаза и отчаянно зевая, я в длинной ночной рубашке в пол, которой меня щедро оделила тетя Люба, подошла к окну и увидела соседку Зинку, улыбающуюся во весь рот. Жестом она попросила меня открыть окно и, как только я открыла, тут же затараторила:
