— Идея, как деньги у него забрать?
— Да шут с ними, с деньгами, — раздраженно отмахнулась тетя Люба. — Пусть подавится. Разве в этом дело? Проучить надо лодыря. Вся башка уже седая, а мозгов так и не нажил.
— А что же тогда требуется?
— А вот что… есть у меня идейка одна. Только нам с тобой не справиться. Помощница нам требуется. О, а вот и она, кстати! Зинка, а ну подь сюды! Подь, говорю! Пирожка хочешь?
Во двор забежала улыбчивая кудрявая девчушка лет одиннадцати, одна из тех, которых я недавно случайно встретила на перроне. Девчушка поставила свой велосипед у забора и, одернув платье, подошла к нам.
— Здравствуйте, тетя Люба, — вежливо сказала она и кивнула мне: — И Вам здоровьичка!
— В дом заходи, — кивнула ей в окно тетя Люба. — Вот, тарелку-то бери с пирожками и во двор на стол ставь. А я сейчас чайник с чашками вынесу. Посидим все вместе да покумекаем. Одна голова хорошо, а у нас целых три, как у Змея Горыныча. Одолеем мы Петьку. Еще век наш урок вспоминать будет. А вот эту тарелку матери отнеси, ее да братьев угостишь.
Девчушка согласно кивнула, забежала в дом и взяла тарелку с пирожками. Я по команде хозяйки расстелила на столе скатерть, а тетя Люба разлила чай. Тяжело плюхнувшись на табуретку у стола, она жестом пригласила нас присоединиться и изложила свои соображения.
— Ну Вы даете, теть Люб! — удивленно воскликнула соседка Зинка, уплетая третий пирожок. — Вы голова! Я б до такого в жизни не додумалась!
— А то! — горделиво приосанилась хозяйка. — Я такая, мне палец в рот не клади. Значится, Зинка, твоя задача — оповестить этого барыгу двухведерного, и завтра днем, часиков в двенадцать, сюды прибегай. Устроим концерт по заявкам телезрителей!
* * *
На следующий день, аккурат в полдень, калитка отворилась, и на пороге садика, окружавшего дом тети Любы, появилась Зинка. Сопровождал ее все тот же Петька-два ведра. Только выглядел он совсем по-другому. Вместо засаленного пиджака он надел новую телогрейку, которая, на мой взгляд, в тридцатиградусную жару была тоже абсолютно неуместна, на брюках отгладил стрелки, а вместо сандалий с дырявыми носками на нем были какие-то стоптанные ботинки со шнурками разного цвета.
— Привет, Ивановна! — буркнул он, обращаясь к хозяйке дома. Увидев меня, он что-то буркнул себе под нос и отвернулся.
— И тебе не хворать, — весело сказала тетя Люба. — Как погулял-то на три рубля? О, чую, хорошо. Полдень на дворе, а от тебя уж несет… С утра, что ли, хряпнул? На шальные-то деньги. Колись, где взял?
— Ясно, — помрачнел дядя Петя. — Опять пристали, как репей к одному месту. Зинка мне все уши прожужжала: кино снимать приехали, режиссер будет, режиссер будет. Тьфу ты ну ты… Ладно, пошел я! Бывай!
— Да погодь, куда намылился? — ласково остановила его хозяйка. — Эй, стой, говорю? Куда попер? Я ж не в обиде! Даша — женщина хорошая, полутезка моя, я ж и комнату ей сдала теперь, у меня жить будет тут целый месяц. Я ж тебя даже поблагодарить хочу, сокол мой ясный, теперь лишняя копеечка в доме будет. Дарья Ивановна у нас и правда из Москвы, у самого главного режиссера там в помощниках ходит. Кино приедут скоро сюда снимать, про деревенскую жизнь. А Дарья Ивановна пока актеров набирает. Конкурс у них там огромный — десять человек на место!
— Да? — вылупился Петька-два ведра, уже собравшийся было катить свой велосипед обратно на улицу. — Десять? Едрит-Мадрид! Значится, не врет Зинка? А то прибежала ко мне с утра, в окно тарабанит, кричит, руками машет: «Дядя Петя, дядя Петя, пойдемте, там приехали кино снимать…!». Правда, что ль?
— Правда, правда, зуб даю, — успокоила я его и сунула под нос Петьке картонную книжечку. Вот, даже удостоверение имеется.
— А, тогда ладно, — расслабился доверчивый деревенский житель, даже не посмотрев на «корочки». — А меня-то че позвали?
— Отблагодарить Вас хочу, за доброту Вашу, — нашлась я, спрятав обратно в карман свой читательский билет из московской библиотеки, который я разыскала на дне ридикюля. Точнее, не свой, а настоящей Дарьи Ивановны. Недалекий Петька-два ведра поверил мне на слово. — И тетя Люба вот «спасибо» Вам сказать хочет, за то, что заработок у нее теперь будет дополнительный. Да, тетя Люба?
— Ага, — кивнула хозяйка дома, удобно устроившись за столом в предвкушении представления, которое нас всех ожидало. — Одна-одинешенька живу, как перст. И денег не хватает постоянно. То крыша прохудилась — подлатать надо, то забор починить. Мужик в доме нужен. У самой то спину скрутит, то давление поднимется… Чай, не девка уже. Ну а коль мужика не имеется, лишняя денежка не помешает — ремонт оплатить.
— Твоя правда, Ивановна, — горделиво приосанился Петька-два ведра. — Я тебе говорил, что надо было замуж выходить, негоже вдовой ходить столько лет. Так чевой-то делать-то надо?
— Я, дядя Петя, собираю фольклор, — вступила я в беседу, чувствуя себя «Шуриком» из культового фильма «Кавказская пленница».
— Чего? — вытаращился на меня ушлый риэлтор, чье образование, видимо, закончилось сразу же после окончания семи классов. — Чего собираешь? Старье, что ль, какое? И ради этого позвали уважаемого человека? А кино тут при чем?
— Фоль-клор, — медленно, по слогам повторила я. — Песни, частушки, разные истории из сельской жизни… Нам все это пригодится потом для сценария. Вы, может, петь умеете? Вот Зину мы уже послушали, она поет хорошо. Так хорошо нам пела сейчас «Подмосковные вечера», хорошо, чистенько! Мы, пожалуй, возьмем ее. Только не на главную роль, конечно, но в эпизоде, думаю, мы ее обязательно снимем. Очень талантливая девочка.
— Пе-еть? — удивленно протянул дядя Петя. — Зинку в кино, что ль, берете? А чего ее? Давайте я спою? Она ж мелкая еще совсем. Чего она там напоет-то? Худая, бледная, да и голоса у ней никакого нет…
— Отлично! Вот и спойте! Нам в эпизоды несколько человек требуется. Только на место гармониста у нас уже много желающих. Вам нужно как-то по-особенному отличиться!
— Да легко! — согласился Петька. — Отличусь так, что век помнить будете!
— Хорошо. Мы за участие в эпизоде двадцать рублей платим.
— Двадцать? Два червонца? Ешкин кот! И че, прям щас дашь?
— Нет, это потом, на «Мосфильме», уже после съемок, если Вас утвердят. Вы уж постарайтесь, чтобы утвердили! — серьезно сказала я, стараясь не расхохотаться. Тетя Люба, щелкая семечки, наблюдала за нашим диалогом. Девчонка Зинка, чтобы не расхохотаться, зажала рот рукой и тихонько прыскала.
— Ладно! Только не надуй смотри! — сурово погрозил мне пальцем Петька.
«Кто бы говорил про "не надуй», — подумала я, но вслух сказала, для вида делая какие-то пометки в блокноте, чтобы выглядеть солиднее:
— Может, Вы не только поете, но еще и инструментом каким музыкальным владеете? На гитаре или на гармошке сыграете?
— А че? Это я могу! — аж подскочил от нетерпения Петька. — Сейчас-сейчас! Только гармошку притащу! Дома она у меня. Вот Зинка-дура, могла бы сразу сказать… Вы только подождите, не берите пока никого!
— Ладно, — важно кивнула я. — Идите за гармошкой. Только быстрее, а то мне на почту надо потом, телеграмму режиссеру дать, что пробы окончены, и с артистами мы определились.
— Сейчас, сейчас, — торопливо засуетился «кандидат в актеры» и был таков.
Через полчаса Петька-два ведра, весь взмыленный, снова появился во дворе нашего дома. По его растрепанным волосам и тяжело вздымающейся впалой груди я сделала вывод, что он только что поставил рекорд Московской области по бегу среди пенсионеров.
— Что будете петь? — спросила я.
— Частушки! — гаркнул Петька и поклонился. — Слова народные.
— Начинай давай, — дала отмашку тетя Люба, устроившись поудобнее и подмигнув мне. — Только смотри мне, без скабрезностей. У нас тут дети!
За забором уже начала собираться толпа зрителей. Петька кивнул, откашлялся, прочистил горло и заорал во всю глотку, подыгрывая себе на гармошке:
— Кавалеры наши модны,
