— Чай не рада? — бросил он, ставя грязную сумку на только вчера постиранный половичок в сенях. — В дом-то пригласишь?
— Заходи, — помедлив, сказала я и вздохнула.
Визит незваного гостя меня совершенно не обрадовал. Но иного варианта у меня пока не было. Можно было бы, конечно, попросту взять веник и бесцеремонно вытурить на улицу бывшего, который вновь каким-то чудом узнал мой новый адрес.
Но мне совершенно не хотелось портить свою репутацию. В деревне я — человек новый, и ко мне сейчас — пристальное внимание. Любые новости в сельской местности разлетаются мигом. О концерте по заявкам, который нам во дворе дома устроил Петька-два ведра, вся деревня судачила уже к вечеру. Не хватало еще, чтобы следующей темой для соседских пересудов стали разборки школьного директора с бывшим супругом. А посему я посторонилась и жестом пригласила Никиту в комнату. Тот довольно крякнул, скинул в прихожей ботинки и, сверкая дырявыми носками, протопал в залу.
— Чайку согреешь? — потирая руки, поинтересовался незваный гость.
— Ладно, — сказала я. — Оденусь только.
И, попрощавшись с мечтами о долгом воскресном сне, я поплелась переодеваться в другую комнату.
В ближайшее время мне все стало ясно. Уплетая пирожки, любовно оставленные для меня тетей Любой и шумно потягивая чай из блюдца, Гвоздик рассказал свою душераздирающую историю. У него вновь были проблемы.
Во время прошлой нашей встречи Никита рассказал, как, оставив попытки издать свои стихи, подрядился работать челноком и толкать импортный товар. Однако знакомый, которому он временно отдал на хранение взятый у барыг товар, исчез без следа. К Гвоздику начали ходить с угрозами, и ему пришлось в срочном порядке искать себе новое жилье. Вот горе-коммерсант и заявился ко мне. Видимо, сейчас у него тоже что-то стряслось.
— Как ты узнал, где я? — спросила я в изумлении. Может, я чего-то не знаю о своем «бывшем»? Вдруг Гвоздик — телепат?
Никита хмыкнул и достал из кармана смятую газетенку.
— Вот! — ткнул он в передовицу кривым указательным пальцем с грязным ногтем.
Я взяла газету. Ну точно! Репортаж об открытии сельской школы, с моей фотографией… А рядом стоит Аркадий Павлович, председатель. Как я могла забыть! В тот день, первого сентября, как только торжественная линейка закончилась, ко мне бодро подскочил тщедушный парнишка с фотоаппаратом и блокнотом.
— Пару слов, пожалуйста, для прессы, готовим репортаж! — протараторил он.
— Пресса? Я… я не готовилась совсем, — стушевалась я.
— Всего пару вопросов! — бодро протараторил парнишка.
Аркадий Павлович, видя, что я смутилась, взял на себя основное общение с репортером, а я просто в двух словах поведала бойкому юнцу с фотоаппаратом о себе и о том, как я вместе с педагогами и ребятишками рада открытию новой школы. А потом мы сфотографировались. Я, признаться, думать уже забыла об этом и даже не надеялась попасть на передовицу газеты… Надо же, напечатали…
— Я тут у бабули одной семечки покупал, — деловитым тоном сказал Гвоздик, как будто сообщал мне о покупке новеньких «Жигулей», — она мне в газетку-то их и завернула. Я дома газетку развернул, а там — ба! Знакомое лицо. Ты, стало быть, теперь директор…
* * *
— А в этот-то раз чего у тебя стряслось? — кисло поинтересовалась я. Да уж, бедная Даша — сколько горя она в свое время хлебнула с этим Гвоздиком!
— Я решил все заново начать, — важно сказал бывший, выпятив пузо.
— И начинай, — хмуро ввернула я. — Я-то тут причем? Деревня — не лучшее место для сбыта импортных шмоток. Тут некоторые еще старые гимнастерки с войны донашивают. Мода другая. В кроссовках американских навоз не покидаешь. Да и денег особо ни у кого не водится. Даже у председателя машины нет — на старом мотоцикле ездит. Ребятне родительские штаны да платья перешивают.
— Я на вокзале уснул, — заныл Гвоздик, видимо, пытаясь вызвать у меня жалость. — А у меня две сумки с товаром украли!
— И что? — равнодушно сказала я. Помогать наглецу у меня не было никакого желания. — Посочувствовать могу от всей души, но помочь ничем не могу.
— Ищут меня, — сказал он грустно. — Угрожали утюгом даже… Нельзя мне пока в Москву.
Я молча смотрела на недотепу. Жаль его было, конечно. Но что поделать — каждый сам хозяин своей судьбы. Спасать утопающих у меня больше не было никакого желания. Мне в свое время хватило горе-поэта Толика.
— А я здесь причем?
— Даш, — взмолился бывший. — Ну будь человеком, помоги, а? Ну недельку всего мне надо перекантоваться. А потом меня приятель один обещал к себе вписать, он в Химках живет, ему двушка от матери осталась, комната одна пустует. Ну помоги, а? Приставать не буду, обещаю.
— Вали на станцию! — отрезала я. — Электричка через полчаса, успеешь. Следующая — только после обеда.
Не ожидавший прямого и резкого отпора муженек помрачнел.
— Ты так, да? Думаешь, можно ноги о бывшего супруга вытирать? А я возьму и останусь.
— А я…
— А ты что? — нахально спросил Гвоздик, светя зубами, одного из которых не хватало. — Пожалуешься «мужу»? Да знаю я уже все, нет у тебя никакого мужа. Этот шкаф длинноволосый — просто приятель твой. Мне бабульки во дворе вашем рассказали. Побежишь в Москву к нему? Ну беги, а я пока тут на диванчике поваляюсь…
— Я сейчас к участковому схожу! — предприняла я еще одну безуспешную попытку.
— Иди, — без капли страха сказал Гвоздик, демонстративно садясь на кровать с ногами. — А завтра вся деревня будет говорить о скандале, который уважаемая Дарья Ивановна, директор школы, устроила бывшему супругу на глазах у изумленных соседей и своих учеников. А я еще в красках расскажу, что ты меня избить пыталась. Попрут тебя с должности директора мигом. И запись нехорошую в личное дело получишь.
Задумавшись, я смотрела на Никиту. Да уж, таким, как он, палец в рот не клади. По локоть откусят. Ни стыда, ни совести. Надо бы как-то сделать так, чтобы он сам ушел и навсегда, но при этом не обиделся. И мне на ум пришла одна идея.
— А знаешь, — помедлив, протянула я, — в целом, ты можешь остаться на неделю. Я и впрямь одна. Но не думай, что просто так. Мне помощник по дому не помешает. Работы накопилось много.
— Ну вот! — радостно хлопнул по столу Гвоздик. — Образумилась наконец! Ну согласись, лучше с мужиком, чем без него. Это испокон веков так! Да ты не бойся, не объем я тебя за неделю-то. И руки распускать не буду.
— Ладно, живи недельку, что с тобой делать, — деланно согласилась я и стала собираться. — Только, как я сказала, уговор: жилье отрабатывать. Так что, мужик, бери-как кисточку и иди крась забор. Ведро с краской в сенях.
— А ты куда собралась?
— По делам, — отрезала я, надевая туфли. — Да смотри мне тут! Забор крась, а не по дому шарься. Если что испортишь или стырить надумаешь — и впрямь кочергой получишь.
— Хорошо, хорошо, — закивал Гвоздик, явно изначально не рассчитывавший на положительный ответ. — Все будет в ажуре, не волнуйся. Это же я так, шутки ради…
Собравшись и предусмотрительно забрав на всякий случай с собой всю имеющуюся наличность, я убежала в гости к Катерине Михайловне. Проводить время в компании бывшего «мужа» — Никиты Гвоздика — у меня не было никакого желания. Он был мне попросту неприятен.
— Не волнуйтесь, Дарья Ивановна, — пробасил немногословный Климент Кузьмич, когда я поведала ему с супругой об утреннем происшествии. — Вы здорово придумали! Думаю, сработает! Ну а если не уйдет, — он угрожающе похрустел кулаками, — придется сказать ему пару ласковых. Он думал, что Вы тут — одна-одинешенька, бездельник этакий.
— Конечно! — поддержала мужа Катерина Михайловна. — Идея Ваша, Дашенька — просто блеск. Умница Вы, недаром Вас директором назначили. Так этих проходимцев учить и надо! Вы вареньице-то берите, вкусное получилось! Я и с собой Вам баночку дам!
Домой я вернулась только спустя три часа.
— Ну наконец-то! — недовольно встретил меня дома бывший «муж». За все время, что я была в гостях, он покрасил не больше двух метров забора. — Умаялся я за сегодня, грязный весь, вспотел, как слон. Полдень уже… Освежиться бы! И жрать хочу.
