— Да все путем, — отмахнулась я. — Далековато из Ленинграда в Подмосковье ехать. Обошлось без шума и пыли. Пришлось его впечатлить особенностями сельской жизни. Да и не к лицу мне было скандалы прилюдно устраивать.
И я в красках рассказала давнему приятелю о визите бывшего «мужа» ко мне в деревню.
Лед будто растаял. Зажатый, съежившийся и забитый двухметровый парень, боявшийся вздохнуть в не положенном месте, захохотал, расслабился и снова стал беспечным хиппи Максом.
— Слушай! — предложил он мне. — А может, и вправду повторить спектакль? Авось поможет!
Глава 12
Я в задумчивости смотрела на своего приятеля Макса. Этот огромный и очень суровый на вид двухметровый детина в свое время стал мне настоящим другом — понятным, простым и очень надежным. И я просто обязана была теперь отплатить ему добром за добро.
Это Макс приютил меня, когда я впервые приехала в Ленинград. Он же любезно помогал мне в поисках моей пропавшей подруги Лиды. А потом Макс вместе со мной привел к себе домой мою обезумевшую от горя Лиду, которая уже сама на себя была не похожа после долгих скитаний по зимнему городу… Это его стараниями мы когда-то давно закатили в коммунальной квартире на улице Желябова веселую вечеринку в стиле пятидесятых, после которой моя горемычная подружка наконец пришла в себя. Ради того, чтобы помочь мне и моей подруге, Макс, не раздумывая, состриг свои волосы, которые доходили ему почти до пояса, и уложил их в высокий стиляжий кок, сильно сбрызнув жутко вонючим лаком «Прелесть». Хотя, мне кажется, этому советскому чуду гораздо лучше подошло бы слово «Гадость».
Ну что ж, теперь, видимо, пришел черед и мне помочь своему безотказному ленинградскому приятелю. Друзей в беде не бросают.
— Слушай, — медленно сказала я. — Есть у меня тут одна идейка.
— Так-так, — подскочил на месте еще недавно смурной и потухший «Зингер». — Так и знал, что что-нибудь придумаешь! Давай выкладывай, что у тебя на уме! Одна голова хорошо, а две — лучше. Может, и я чем подсоблю, докрутим твою «идейку».
— Говоришь, она детей не очень жалует? — спросила я.
— Ха! — воскликнул Макс. — Не то что не жалует — она их попросту не считает за детей. Для нее дети — это просто недо-взрослые. Две дочки — у нее Варя и Настя, близняшки. Лет по семнадцать им сейчас. Они, как восьмой класс окончили, аттестаты в зубы — и на следующий день после выпускного в Москву свалили, там поступили в техникум. Даже за теплыми вещами домой не вернулись. Прикинь? Знали, что эта Олечка их обратно уже не выпустит. Она за них с рождения всю жизнь уже расписала: куда идти учиться, за кого замуж выходить. Решила, что Варя пойдет поваром, а Настя — санитаркой в больницу, до пенсии будет утки за пациентами выносить. Женихов им нашла — какие-то сорокалетние сыновья кого-то там из руководства предприятия. Хорошо хоть девки у нее с характером оказались. Послали ее подальше и и живут припеваючи. Сами себе в Москве парней нашли. А маменьку просто с Восьмым марта и Новым годом поздравляют. Даже на каникулы не приезжают.
— Вот и взял бы с них пример! — не удержалась я, чтобы не поддеть приятеля. — Девчонки смелее тебя оказались! Сменил бы замки — и все. Дешево и сердито. Если сам не умеешь, мужиков во дворе попроси.
— Да не надо никого просить, сам я все умею по хозяйству: и замок поменять, и кран перекрыть… Только без толку, — вздохнул Макс. — Олечка через полчаса уже слепок снимет и новый дубликат ключей сделает. Нормальных слов она не понимает. Не бить же мне ее? Не могу я так с женщиной…
— Ладно, интеллигент, не боись, прорвемся, — вздохнула я. — Значит, если она детей не любит, отсюда надо и плясать. Можно от тебя позвонить? Только это межгород… Ничего?
— Валяй, — радушно разрешил Макс. — Я-то только со смены из котельной пришел, время есть.
— Ты же говорил, что только полтора часа, и ты куда-то торопишься, — удивилась я.
— А, — беспечно махнул рукой приятель, вновь обретший жизнерадостность, — Олечка меня на Сенной рынок за овощами отправила. А я подумал: ну его нафиг? Если твоя идея выгорит, может, и не придется никуда чапать. Ненавижу сумки переть. В магазине у дома та же картошка по той же цене. Она мне на каждый день составляет ПЗНД.
— Что? — чуть не поперхнулась я чаем. — ПНД — это что еще за зверь?
— ПЗНД, — поправил меня Макс.
— А это что?
— Пакет заданий на день, — вздохнул хиппи, неожиданно для себя плотно засевший под каблуком у чрезмерно инициативной дамы. — Хотя, чувствую, до ПНД тоже мне недолго осталось. Цветы полить, посуду помыть, в магазин сходить — вроде ничего особенного. Но как же это раздражает, ты бы знала! В моем доме мной же и командуют… Готов поспорить, что она, как в трешке своей ремонт закончит, и здесь за демонтаж стен примется… Еще и ревизию электроприборов с учетом вольтажа заставила сделать. А теперь, чую, все, финита ля комедиа. Скоро вновь обрету свою драгоценную свободу! Хорошо, что ты приехала!
— Ну ладно, как знаешь, — рассмеялась я и пошла в прихожую, где на тумбочке стоял старенький дисковый телефон. Точно по такому же аппарату мы с моей подружкой Ритой когда-то звонили соседям и спрашивали, развлекаясь:
— Алло! Это квартира Зайцевых?
— Нет, Вы ошиблись, — вежливо отвечала соседка.
— А почему тогда уши из трубки торчат? — хихикали мы с Риточкой и вешали трубку.
Но сейчас мне нужно было провернуть другую аферу, более серьезную, чем безобидное детское телефонное хулиганство.
— Аркадий Павлович! — обрадовалась я, услышав в трубке знакомый голос.
— А? — рявкнул глуховатый фронтовик. — Слушаю!
— Аркадий Павлович! — почти закричала я в трубку. — Это Дарья… Дарья Ивановна!
— А? Дарья Ивановна? — обрадовался председатель. — Здравствуйте, здравствуйте, голубушка! Рад Вас слышать! Любаша говорила, Вы на выходные в Ленинград уехали? Передавайте привет культурной столице! Супруга моя оттуда, скучает очень по белым ночам. Как там погодка? Не унесло Вас ветром в Неву?
— Спасибо, спасибо, погодка шикарная, — вежливо поддержала я смолл-толк. — Аркадий Павлович, мне бы с Катериной Павловной покалякать, а дома у нее телефона нет. Вы не могли бы кого-нибудь из ребятишек к ней отправить и попросить, чтобы она мне от Вас позвонила? На ленинградский номер? А я Вам продиктую… А то на всю деревню телефон только на почте и у Вас в кабинете.
— Так нет ее, голубушка, — вежливо пояснил председатель. — Она тоже уехала — в Москву, на выходные. Квартира у них с Климентом Кузьмичом там имеется! Оставила супруга баню доделывать и в столицу укатила…
— Отлично! — обрадовалась я. — Тогда я сама ей позвоню!
* * *
— Значит, попал Ваш приятель, как кур в ощип? — добродушно рассмеялась Катерина Михайловна, когда я по памяти набрала номер ее московской квартиры. — А мы вот недавно только добрались! Вовремя Вы позвонили, Дарья Ивановна. Я уж ванну набрала, хотела в пене полежать. Такая роскошь после деревенского дома! Ни баню топить, ни дрова колоть… Чаю захотел — включил газ, пять минут — и готово! И вода горячая всегда есть…
— Попал, — расстроенно сказала я. — Влип по самые уши и не знает, как выбраться.
— А что Ваш «Зингер», или как его там, эту мегеру за порог-то не выставит? — изумленно спросила приятельница. — Тоже мне фифа!
— Да не может он, — вздохнула я. — Не хочет женщине грубить.
— Тьфу ты, ек-макарек! — выругалась подруга. — Что за мужики пошли, право слово! У меня Клим такой же. Как соседа нашего, Ореста Дмитриевича, за шкирку с лестницы спустить — так пожалуйста, только повод моему ревнивцу дай. Любому фонарь готов поставить, кто на меня «не так» посмотрел. Вовка, сосед наш, помог мне сумку с картошкой от магазина до дома донести, так Клим мой ему уши надрать «за приставания» грозился, хотя Вовка — сопляк сопляком, еще школу не окончил… А сходить в паспортный стол и форму № 9 взять — боится, говорит, там «тетка строгая». И в регистратуре поликлиники спросить ничего не может, стесняется. Сама вместо него хожу везде, пороги оббиваю.
