- Что значит "второй волк"? – спросил Северин.
- Метод слежки, - ответил Филипп. — Первый волк преследует цель, а второй волк ведет группу по следам первого. Позволяет не потерять цель и одновременно не подойти к ней близко.
После этого ватага молчала.
О чем говорить? Об ужасах, исказивших веселого Павла на этот окровавленный человеческий облик? О уродах, которые могли такое делать?
Оно не нуждалось в словах. Единственное, что имело смысл – месть.
Кони брата Луча и брата Рогача с их вещами послушно трюхали вместе с другими. Надо будет так Шарканя научить, подумал Северин, но забыл об этом. Перед глазами стоял брат Павлин и беспомощная слюна на его подбородке.
Характерники ехали часа два, преследуя волка, пока Самойло не объявил:
- Сейчас мы незаконно пересечем границу с Изумрудной Ордой, - его палец указал на таможенную колонку. - Ответственность за нарушение беру на себя.
И, не останавливаясь, характерники поехали дальше.
- Граница? - прошептал Ярема. – И где пограничники?
- Где золотых швырнули, - мрачно ответил Игнат. — А то ты не знаешь, как дела делаются.
Северин впервые попал за границу.
Земли Изумрудной Орды встретили безлюдью. Когда-то здесь стояло Московское царство, не устоявшее под нашествиями возрожденной Орды, превратившись в очередной улус. Молодой Гетманат выстоял — по легендам, благодаря жизни четырех Мамаевых джур, которые вместе защищали границу.
Вскоре вернулся брат Луч.
— Нашел их логово, — спешно сообщил характерник, опрокинувшись на человека. — Собираются в дорогу, могут разъехаться в разные стороны через несколько часов. Насчитал двадцать солдат.
- Обратные?
— Похожи на недобитков Свободной Стаи.
Ярема скрипнул зубами. Игнат выругался. Кныш раздумывал несколько секунд и приказал:
— Будем готовиться к бою.
* * *
Мало кто знал о существовании той хижины: заброшенная дорога обходила другую сторону холма, поэтому ни одному путнику, которого здесь случалось немного, не приходило в голову сойти с пути и объехать холм в поисках убежища. Старый перехлестнутый сруб стоял у подножия, прислонившись к земле стеной, рядом наклонились древние конюшни. Неподалеку торчал неприметный характерный дуб, ветки которого постоянно рубили и потому они казались мало для своего ствола, словно детские руки на взрослом мужчине.
В конюшнях теснились кони, возле дома стояли груженые повозки, а несколько десятков мужчин устроили толоку вокруг пустого — делили клад из сундука Борцеховского. Шум и брань слышались за милю. Лучшего случая нападения нельзя было ждать.
Катя предложила заскочить кавалерийским нападением, но Кныш не согласился: похитители могли опрокинуться и растекться волками во все стороны. Он считал, что первая атака должна была быть неожиданной и как можно более смертельной, после чего нужно сковать остатки вражеских сил боем и не дать им никакого шанса на побег.
По приказу брата Полины характерники зарядили пистоли и ружья. Филипп и тавриец по контрразведке проверили тетивы. Северин дважды убедился, что его шар серебряный (видимо, это останется его привычкой до конца дней).
После подготовки все, кроме часовых, разделись — Северин старался не таращиться на Катрю, сбросившую одежду без намека на застенчивость, — спрятали вещи по саквам, набросили на голые тела опанчи и начали движение. Приближались к хранилищу похитителей против ветра, чтобы не проявить себя запахами; за командой слезли с лошадей и дальше ползли на брюхах, пока Самойло не приказал остановиться.
- Цельсь.
Характерники вставали на колено; Северин взял на мушку толпу возле телеги. Это вам за Савку.
– Огонь!
Гром залпа разорвал степную тишину, свистнули стрелы и у хижины раздалось несколько пронзительных криков. Когда пороховое облако развеяло, полем мчалось восемь волков, а рядом ватники остались только отброшенные опанчи и разряженное оружие.
Толпа у телеги попадала судьбы, некоторые не шевелились. Пока Ярема, Игнат и Северин перезаряжали пистоли, Филипп выпустил еще две стрелы: земляк из контрразведки одолжил ему свой арсенал с серебряными наконечниками.
Выжившие после залпа вскочили на землю волками и с рычанием бросились в бой.
– Я приведу коней, – сказал Игнат и помчался назад.
Перед началом битвы Самойло строго-настрого запретил им лезть в ближний бой.
– Разорвут, – лаконично объяснил характерник. — После первого залпа внимательно следите за полем боя. Как кто попытается убежать, стреляйте. Никто не должен вырваться!
Кныш помолчал и добавил:
— Если нас положат, бегите. Это приказ.
Северин зарядил пистоля, но нового выстрела не производил — в такой передряге не разберешь, где свой, а где чужой. Руки его едва дрожали от напряжения, хотя издалека битва казалась не более чем громкой суетой в пыли.
Игнат вернулся со скакунами.
– Надо подъехать поближе, – заметил Филипп. — Если кто-нибудь будет бежать за холм, то мы не заметим.
Ватага осторожно приблизилась. Северин сжал пистоля, готовый стрелять. Какая-то сумасшедшая его часть хотела обернуться и броситься в гущу, по телу пробегало бешенство, от которого стучали зубы. Он слышал странный зов, похожий на голос...
До боя!
Конечно, Северин остался в седле.
Никто не убегал: кипела волчья грызня, слышалось ржание ошалевших лошадей, вздымалась пыль. Разобрать, что там происходит и кто побеждает, было невозможно.
Время растянулось. Северину казалось, что прошло не менее получаса, хотя битва бушевала всего несколько минут. Ватага напряженно наблюдала, пытаясь увидеть, на чьей стороне преимущество, и тут из дома грохнул выстрел. Филипп мгновенно поднял лук, прицелился и послал впившуюся над окошком стрелу, откуда расплылся пороховой дым.
- Сейчас достану, - сказал Олефир.
Он положил следующую стрелу, натянул тетиву, сделал поправку на ветер, слегка прикусил нижнюю губу, прицелился и второй выстрел выбил его из седла. Бахмат встревоженно заржал, лук таврийца выпустил стрелу в небо и упал рядом с владельцем.
Игнат прыгнул первым, Ярема бросился за лекарством. Пуля попала Филиппу под мышку, у сердца, где быстро расцветало кровавое пятно, а тавриец только бормотал.
— Уберите... стрелка... немедленно... уберите...
Третий шар чиркнул у уха Яремы и вместо него упала кобыла.
– Офелия! — вскричал шляхтич, падая на колени.
Враг стрелял так быстро, словно перезаряжал ружье мыслью; каждое мгновение промедление грозило смертью.
- Щезник! – закричал Игнат. Отчаяние в его голосе вырвало Чернововка из странного оцепенения, с которым он созерцал рану таврийца.
Северин вскочил на землю.
Нож. Кровь. Тень. Городок.
Северин побежал по рассохшей земле Потустороннего мира, не отвлекаясь на глухую боль в левом бедре, мчался как можно скорее сквозь тишину, и слышал только звук собственных шагов. Ладонь сжимала рукоятку пистоля. Он знал, что должен сделать.
Насчитав пятьдесят шагов, он перепрыгнул назад; на мгновение замер, потому что какофония битвы ударила по ушам, на глаз измерил оставшийся путь; вернулся в Потусторонний мир и снова помчался вперед; главное – не ошибиться с расчетом.
Второй скачок вернул его к самому дому, когда из окошка раздался очередной выстрел. Северин инстинктивно пригнулся, на него выскочил окровавленный волк, левый глаз повис на ниточке мышц, но хищник только яростно щелкнул клыками и бросился к другому волку, а характерник перенесся к Потойбичу в третий раз.
Мысли лихорадило: выживите, выживите, не дайте себя убить, я быстро...
Он отсчитал десять шагов и коснулся изрезанного пальца тени, не думая, что произойдет, если он ошибся.
В хате было темно. В раненое бедро словно сунули ржавого гвоздя, но Северин этого не замечал: перед окном мужчина готовился к новому выстрелу, а рядом с ним прижались десять ружей — секрет быстрой стрельбы. Чернововк поднял пистолет.
