На дворе было тихо. Кровь из истерзанных тел поила землю, паря в воздухе, в изорванной плоти белели кости, из растроганных требух тяжело воняло дерьмом. Крук, начавший пир на одном из тел, осторожно посмотрел на Северина, решил, что угрозы тот не представляет, и вернулся к выклеванию глаз — спешил пороскошествовать до того, как налетят другие крылатые братья.
Живот Чернововка снова сжато, на языке расплылась горечь. В пылу битвы он перенесся на грань своих чувств, где насилие и смерть были такими же естественными, как сломанные во время урагана деревья, но молнии боя стихли - и за его пределом не было ничего, кроме безграничной, немой, черной пустоты. Может, отец погрузился в нее так глубоко, что никогда не мог вернуться, даже если бы действительно этого желал. Кто знает...
Северин двинулся между окровавленных тел, вымучил несколько шагов, а затем, обессиленный, упал на колени и тихо застонал. Отчаяние накрыло его, словно он взобрался на высокую гору, чтобы увидеть, что это был только пригорок, откуда нет возврата, а настоящая гора виднеется далеко впереди, и верхушка ее теряется между облаками.
Глава 14
- Молодой Черновок! Какая приятная неожиданность! Приветствую вас, — корчмарь поклонился.
- Спасибо, пан Буханевич.
– О, прошу, просто Владимир! Вы надолго?
Северин поправил саквы на левом плече. Ворона, сидевшая на правом, недовольно крякнула.
– Несколько дней. Может быть, больше. Может быть, меньше.
– Непредсказуемая характерная судьба, – Владимир заглянул под шинквас. — Где эти проклятые... Я же их... А вот они. Номер семь на втором этаже, пожалуйста.
– Спасибо, – Северин положил тяжелый ключ в карман.
– Ваша новая спутница? — корчмарь с любопытством посмотрел на ворону. - Я таких видел у рыцарей Полесья.
– Это почтовая птица, – вздохнул Северин. — Не отстанет, пока не напишу ответ. До завтра я планирую ее испекаться, потому не беспокойтесь.
— Никаких забот, пан Чернововка. Гостей нет, она здесь никому не будет мешать. Главное, чтобы ничего не украла, потому что их племя любит блестящие вещи...
Ворона недовольно крякнула, будто обиделась на замечания о воровстве.
— Также примите мои искренние соболезнования.
Он знает о Кремне? Или о Павле? Но это секретные сведения, откуда...
— Простите?
– Недавно вы потеряли отца, – сказал Владимир скорбно. — До меня дошло известие, что Игорь погиб при трагических обстоятельствах.
– А, да, – Северин кивнул. – Спасибо.
— Через три месяца вы изменились, — корчмарь внимательно присмотрелся к нему. — Взгляд стал другим. Может, поделитесь какой-нибудь историей для моего сборника? Готов заложиться, что у вас есть незаурядная повествование. Если хотите, ею можно рассчитаться за постой.
- В другой раз, - отказал Северин вежливо. - На этот раз заплачу деньгами.
– Понимаю, – не настаивал Буханевич. — Свежие раны болят больше всего. Подать вам обед?
— Было бы здорово.
«Под тысячей лезвий» царила тишина и тьма. Сабли сверкали на стенах в пустом зале, табуреты замерли на столах ножками вверх, комнаты стояли закрытыми.
– Не сезон, – объяснил Владимир. - Помощника уволил, сам со всем советуюсь. Все время соперничаю с собой в тавлию. Вы не играете в тавлию?
– Захар пытался меня научить, но игрок из меня никакой.
Выросшим почти молниеносным обедом можно было накормить двух Ярем. Ворона слетела с плеча, пристроилась у стола, щелкнула клювом. Северин бросил ей несколько кусков мяса.
Филипп, Игнат и Ярема двинулись на постой к «Черту и Медведю», владению благородной семьи Яровых в Буде. Северин сказал, что нуждается в тишине и одиночестве, и поехал в Буханевич.
После обеда характерник вымылся, закурил трубку и уселся на кровати. С дремотой вернулись воспоминания последних дней.
После битвы под холмом мир размылся, словно чернила под дождем. Северин собирал вещи, приводил лошадей, помогал носить покойников, заботился о раненых. Ночью умер брат Луч. Многочисленные раны оказались сильнее волшебства крови. Он стал вторым из отряда брата Полины, чья жизнь унесла битва. Первый погиб в поле боя.
Наутро перевязанных Филиппа и Игната положили на повозку, которой правил Ярема, и вместе с Катрей и вторым контрразведчиком, чье имя Северин не запомнил, ватага двинулась к Яструбиному имению. Путешествие забрало сутки, потому что возвращались прямой дорогой. Северин надеялся заскочить во дворце брата Павла, но казначейцы сообщили, что Мирон Деригор вместе с двумя потусторонними забрали Савку в Буду.
В имении ватага пробыла пару дней. Раненые набирались сел, чтобы иметь возможность ездить верхом без посторонней помощи, а дворцом кипели сборы: казначеи сняли запрет на выезд, поэтому вся прислуга собирала вещи — никто не хотел оставаться в имении. Мажордом Стефан возвышался посреди той суеты, как капитан корабля, уходящего под воду.
Несмотря на боль в бедре Северин долго гулял по лесу, пытаясь воспроизвести тот путь, по которому бежал памятной ночью. Нашел ручей, прогулялся по течению, побродил по зарослям, нашел ту самую волчью яму. Ранивший его колок лежал у ловушки — видимо, его достали охотники в поисках пропавшего характерника. Северин поднял штык, посмотрел на темный след собственной крови. Бедро прошило болью. Захотелось в сердцах бросить колышко обратно в яму, но, опираясь на него, юноша поковылял к полю битвы.
Здесь было пусто — оружие, мертвых собак и коней забрали, остальные следы смыли дождь, о бое напоминали сломанные кусты и вытоптанная земля. Но на самом деле побоище не исчезло, а просто перенеслось к хижине у холма, подумал Северин. Когда оно исчезнет оттуда, то обязательно появится где-нибудь.
Охотничий дом был закрыт на большой висячий замок. Молодые дубы понемногу осыпались пепельными листьями.
- Мы нашли их, брат, - сказал Северин над могилой Вишняка. — Нашли и вырезали ногу. Покой спокойно.
Он умолк и посмотрел на дорогу от дворца: к дубраве шагал Ярема. Шляхтич грустно усмехнулся Северину.
- О, братец. Тоже пришел навестить?
— Когда еще придется побывать в этих краях.
— Правду говоришь, — Ярема вытер глаза, разбухшие слезами. — До сих пор не верю, что здесь лежит Кремень, хотя уже росток проклюнул.
Северин присмотрелся. Действительно: с голой земли уже сдержал небольшой, но уверенный росток дуба.
– Так быстро! Я думал, он только весной взойдет.
- Характерные дубы даже зимой растут, - сказал Яровой. — Несмотря на все законы природы. Через год уже будет молодым деревом, а через два раскинется огромным дубом.
Итак, на могиле отца тоже вырос росток, подумал Северин. Впервые от воспоминания об Игоре ему стало грустно.
- Что за палка? — шляхтич кивнул в его импровизированную костыль.
- Тот самый, что ногу пробил, - Чернововк покрутил колья в руках и забросил его подальше в чащу. — Будь железным, все прошло бы синяком.
— А был серебряным, мог бы без ноги остаться, — Ярема тряхнул рыжей гривой и поправил главу. - Никогда не понимал этих условий. Почему Мамай избрал именно такие силы и именно такие слабости? Бог его знает. Кривая волчья тропа...
Шляхтич вздохнул, протер красные глаза. Северин молчал, чувствуя, что Яровому нужно выговориться.
— Когда Савку увидел, готов был голыми руками умертвить его обидчиков... Такая ярость меня исполнила! Как тогда, когда пришел в себя и увидел убитого Вишняка... А потом, в бою, когда Офелию попали, но пуля в меня попала, — Ярема перекрестился. — Столько времени вместе... Родной стала. Так хорошо и чутко! Понимала приказы самой мыслью, не приходилось даже рот открывать...
— Я бы тоже плакал, если бы потерял Шарканя, брат.
— Да не придумывай! Ты держишься молодцом... И Варган тоже, он как образец... Когда лежал подстреленный на руках, то говорил, что мне с котомки достать и как его лечить. Словно не серебром подстрелили, а скобу в пятку загнал, Ярема достал огромного носового платка с монограммой «YY» и высморкался. — А я только слезы лью постоянно. Такой большой, а такое рюмсало... Как настоящий малыш.
