— Я вызову полицию! — пригрозил я и для вида похлопал себя по карманам, словно бы искал мобилу.
— Сиди ровно, Рэнд!
— Откуда ты знаешь мое имя? Кто ты?
— Нам нужно поговорить, Рэнд.
— Остановись и выпусти меня, тогда и поговорим.
— Нет, мы будем разговаривать здесь и сейчас!
Я постарался взять себя в руки:
— Шеф, я понимаю, у тебя выдался плохой день, ты расстроен... Но послушай...
— Нет, это ты меня послушай! — резко оборвал меня таксист. — Ты разрушил мою жизнь, сволочь!
— Ничего я не разрушал...
— Нет, разрушил!
Возражать и спорить было бесполезно. За рулем находился сумасшедший. Чтобы не раздражать его и не провоцировать на агрессивные действия, я посчитал за благо взять тайм-аут и пока помолчать.
— Я любил ее! — проорал болезный.
Терпения соблюдать обет молчания мне хватило всего-то на пару секунд:
— Кого?
— Марию-Луизу!
Я обмер. А в сознании один за другим пронеслись несколько кадров из минувшей ночи. Вот Мария-Луиза в кротком шелковом халатике, в правой руке армейский бластер, в левой бокал с красной водкой. А вот ее труп в луже крови, в окружении фараонов и судмедэкспертов.
— Я любил ее, понимаешь ты, сволочь? — хлюпая носом, сбивчиво затараторил таксист. — Мы познакомились, когда я подвозил ее до дому. А потом провели ночь вместе. И это была лучшая ночь в моей жизни. Мы стали встречаться, но скоро я узнал, что у нее были и другие мужчины. Она сама мне об этом рассказала. Я ревновал, а она смеялась над моими чувствами. Больше смерти я боялся ее потерять и поэтому покорно сносил все насмешки. Но наконец мне все это осточертело. Рядом с ней я превратился в тряпку, в размазню, и я решил разорвать наши отношения. Раз и навсегда. Сегодня утром я решил сказать ей об этом. Подъехал к ее дому, и вижу, что из ее дверей выходит какой-то пижон в шляпе. И в меня словно вселился дьявол. Я ворвался к ней в дом и ударил ее. Она стала угрожать мне бластером. Я попытался ее обезоружить. Но пушка выстрелила, и... Это была всего лишь случайность! Я не хотел ее убивать!
Итак, передо мной находился собственной персоной убийца Марии-Луизы, безумный ревнивец, оказавшийся не в то время и не в том месте.
— Узнаешь? — он постучал по решетке стволом бластера.
Это была моя пушка, о чем свидетельствовала рукоятка, перемотанная синим скотчем.
— Когда морок рассеялся, я осознал, что гоню по шоссе, а на коленях у меня лежит вот эта железка. А потом обратил внимание на гравировку на стволе. «Рэнд и сыновья», — водила не прекращал хлюпать носом.
Вот же, блин, и угораздило меня сделать эту надпись! Правду говорят — понты до добра не доводят.
А таксист продолжал:
— Я решил узнать, что за птица этот Рэнд, и поисковик выдал мне сайт твоего детективного агентства. А на сайте агентства я увидел фотографию того самого пижона в шляпе. Твою фотографию, Рэнд.
Я еще раз, мед-лен-но, потянул на себя ручку дверцы, но чуда не произошло. Покинуть салон по-прежнему нельзя.
А ревнивец все сыпал подробностями:
— Все эти годы я жил как волка-одиночка. Но стоило мне найти ту самую, единственную, как появился ты и все испортил. Ломать — не строить, правда, Рэнд? Это как трюк с домино. Просто толкаешь одну доминошку — и рушится вся фигура...
Я начал было оправдываться, сердито и бестолково, но таксист меня не слушал.
— И тогда я решил заглянуть к тебе в гости, — вдруг успокоившись, зловеще проговорил он. — Пробить твой адрес по пиратской базе было парой пустяков. Я хотел просто поговорить по-мужски, понимаешь? Но дверь мне открыла твоя женушка. Ее ведь, кажется, звали Тална?
Последняя фраза врезалась мне в мозг, как торпеда.
— Тална сказала, что тебя нет дома. Я не поверил. Попросил войти. Она сказала, что вызовет фараонов. Так что мне пришлось выломать дверь. Она стала звать на помощь, и я заткнул ей рот...
Таксист все говорил и говорил, но я уже ничего не слышал. В моей голове был только белый шум. Но в какой-то момент сквозь него проникло вполне отчетливо:
— Когда я прикончил ее, пути назад уже не было. Я должен был довести дело до конца. А по дороге в твой офис я вдруг увидел тебя голосующим на дороге...
— Ты сдохнешь, падаль! — заорал я и в бессилии ударил по двери кулаком.
— Домино начало падать, Рэнд.
— Ты больной ублюдок! Я убью тебя!
— Нельзя убить того, кто уже мертв, Рэнд. А я, как есть, мертвец! Я умер в тот день, когда впервые увидел ее. Так что стреляй, мне больше нечего терять! — с этими словами он приоткрыл решетку и бросил мне бластер.
И я выстрелил.
Электромобиль съехал с дороги и упал в канал. Потом в новостях я услышал, что в багажнике тачки фараоны обнаружили труп задушенной женщины. Других подробностей я не знаю, вернее, не хотел знать тогда, и не хочу знать их сейчас.
Ну почему Тална не послушалась меня и не уехала сразу в Шугуан?! Впрочем, она была та еще копуша...
Я должен был погибнуть в той аварии, но проклятый инстинкт самосохранения заставил меня бороться за свою никчемную жизнь. Когда электромобиль упал в воду, я выдавил ногами заднее стекло и выплыл на поверхность. О том, чтобы идти в полицию, разумеется, не могло быть и речи. Я слишком глубоко увяз во всем этом дерьме.
Многие бы на моем месте наложили на себя руки. Но какая-то неведомая сила удерживала меня от греха. Теперь-то я понимаю, что за сила, но тогда я просто повиновался ей, так как был слишком слаб, чтобы сопротивляться.
Потянулись долгие дни моих скитаний. Я ночевал где придется, воровал, питался на помойках. Я превратился в животное, в крысу. Мог обходиться месяцами без душа, перестал стричься и бриться. В конце концов я устроился докером в космопорт. Год трудился не покладая рук, а когда скопил достаточно деньжат, чтобы сделать себе новые документы, то навсегда покинул Марс.
Ты, наверное, ожидаешь, что дальше я расскажу тебе историю вроде той, что случилась с Моисеем? Про неопалимую купину и Божий глас, который призвал меня на служение Ему. Должен тебя огорчить, ничего такого не было. Все было куда прозаичней. Как-то я нанялся разнорабочим в один экуменистической монастырь, и это определило мою дальнейшую судьбу. Там я понял, что служение Богу — мой путь. Крестился именем Никон. Прошел весь путь, долгий и трудный, от простого монаха до капеллана. С тех пор и окормляю военнослужащих и гражданских во всех жанрах, кроме скучного...
Когда отец Никон закончил, я понял, что не могу не задать ему несколько уточняющих вопросов.
И первый касался его боевой подготовки.
— В Системе стало неспокойно, столько всяких подонков развелось, — ответил капеллан. — Напасть на экуменистическую миссию, обнести монастырь или ограбить монаха — для них раз плюнуть. Так что многим священникам приходится иметь дело с оружием и пускать в ход кулаки. Как говорится: «На Господа надейся, да и сам не плошай».
Затем я поинтересовался следом от сведенной татуировки, сообщив:
— Гуччи думал, что там было клеймо боевика «Гарроты», — объяснил я.
— Там было имя моей жены...
Все остальные расспросы тот, кто в мирской жизни именовался Рэндом, прекратил, тонко намекнул, что пора бы уже отправляться на боковую.
Но напоследок он сказал:
— Спасибо, сын мой, что выслушали меня. Прямо камень с души упал. Столько лет носить это в себе... Вы не представляете, какой это тяжелый груз.
И мы легли спать.
* дерьмо (рато.)
** кастрирую (рато.)
XVIII. Симурги
Профи ворвалась на чердак, словно ураган, и тут же принялась всех тормошить. Настроение у нее было боевое.
— А можно еще часик покемарить? — попросил я.
— Нельзя, — последовал строгий приказ.
Я встал с раскладушки, закутавшись в одеяло, и выпустил изо рта облако морозного пара. Дубак был такой, что сопли в носу замерзали.
