Тут-то меня и посетили сомнения. Зачем миллионерше вообще работать? Сомнения усилились, когда мы подошли к ее жилищу. Это был многоквартирный дом с квартирками-гробами, в которых жили беднейшие наши сограждане.
Мы попрощались, и я сразу же набрал номер своего информатора. Я высказал все, что о нем думаю, и потребовал назад свои деньги. Но он заверил меня, что вся его информация из надежных источников. И попросил не волноваться.
Но чем больше я узнавал Глорию, тем ясней становилось, что меня дезинформировали. Оказалось, что Глория живет в этом гробике не одна, а со своей престарелой матерью-инвалидом, и они влачат почти нищенское существование. А мой информатор вдруг перестал отвечать на звонки и пропал из соцсетей. Короче, надули меня, как последнего лоха.
Но я не бросил ходить на собрания «АА». И все из-за Глории. Я проникся к ней симпатией и не хотел терять из виду. Это была не любовь, а скорее, жалость. И да, наши отношения были чисто платоническими. Мы стали переписываться, созваниваться. Несколько раз встречались в кафе и один раз гуляли в парке. Она оказалась милой девушкой, хоть и немного угловатой. Я искренне хотел как-то помочь ей, так что, когда Глория сказала, что ее матери срочно нужна дорогостоящая операция, я не остался равнодушным. Операция стоила без малого триста тысяч кредов. Я откупорил свою заначку, еще немного занял — так и собрал нужную сумму. Глория долго плакала и не хотела брать деньги. Но я ее уговорил.
Глория сказала, что немедленно займется вопросами, связанными с подготовкой к операции, и попрощалась со мной до следующего собрания «АА», как обычно, в пятницу.
Всю неделю у меня было замечательное настроение, я чувствовал себя окрыленным. Гордился собой, радовался за Глорию. «Может быть, это мое призвание — помогать людям? — размышлял я. — Может, мне завязать с преступной деятельностью и пойти в Армию спасения? Или заняться каким-нибудь другим полезным делом.»
В пятницу я, разумеется, пришел в церковный подвал. И каково же было мое удивление, когда я там никого не обнаружил. Ни Глории, ни братьев Венедиктовых, ни лохматого Олега, ни бабы Юни. Даже пастор Назарий отсутствовал. С полчасика я подождал, а, истощив терпение, спросил про собрание «АА» у настоятеля церкви. Он ответил, что не в курсе, а подвал сдал в аренду одному симпатичному прихожанину. Церковь остро нуждалась в деньгах, а тот предложил хорошую сумму и обещал вести себя благопристойно.
И тут глаза мои открылись. Меня облапошили! Вся эта компашка действовала заодно! Мой информатор, Глория, лохматый, мать его, Олег, гребаные братья Венедиктовы, баба Юни и этот чертов пастор! Как там его назвал настоятель? «Симпатичный прихожанин»? У, сука, встретил бы — прибил!
Но когда наиболее острые вспышки гнева утихли, я оценил профессионализм мошенников. Проворачивать такие дела — это не мелочь по карманам тырить. Видать, они подкованные ребята. Все сделали как по нотам. Мастера!
Сделанный же мной из случившегося вывод очень прост: на каждую хитрую гайку найдется болт с резьбой.
Я хотел было рассказать эту историю Профи, но не решился. Очень не хотелось выставлять себя дураком. Тем более что мне все больше и больше нравилась эта дредастая малышка. Буду откровенен, я уж и забыл, когда в последний раз испытывал подобное чувство.
Помнится, я раньше говорил, что не распечатывал свое либидо только потому, что не хотел заводить служебных романов. Я врал. А если по-честноку — в Форте просто не было нормальных баб. Ксюха, на которой негде ставить пробы, и скромняга Мира — не вариант. Тем более последняя, как оказалось, вообще биогибрид.
Упомянув по соседству слова «биогибрид» и «либидо», я просто обязан сказать одну вещь. Секс с биогибридным роботом невозможен! Любая попытка чпокнуть умную машину заканчивалась ее блокировкой. Ради интереса я как-то спросил Миру реально ли снять эту блокировку, она ответила отрицательно. А потом еще долго подкалывала меня. К тому же с недавних пор действия сексуального характера по отношению к биогибридам стали караться штрафами и тюремными сроками. Об этом позаботился наш президент-экуменист, известный всем моралфаг.
Само собой, все это породило анекдоты разной степени пошлости и несколько городских легенд о существовании подпольных борделей с биогибридами, которых перепрограммировали для любовных утех. Но больше всего мне нравилась вот такая быличка.
Однажды ученые решили создать идеальную женщину. Долго трудились, и наконец изваяли биогибрида Матрену. По-простому Матрешку. Красивую, умную, работящую, понимающую. А так как наши ученые были идеалистами и из всех добродетелей особо ценили свободу воли, то они сделали Матрешку полностью автономной, на чем и погорели... Случилось так что начальник лаборатории по уши втрескался в свое творение. У них завязался бурный роман, который закончился тем, что он ушел из семьи и укатил со своей новой пассией в далекие дали. Но на полпути к новой жизни этот охламон вдруг опомнился и сказал, что все еще любит свою жену и хочет вернуться в семью. Пара крепко повздорила. А дальше все как в скверной мелодраме. Со словами: «Если ты не будешь моим, то не будешь ничьим!», она ударила предателя кухонным ножом в грудь, а сама выбросилась с крыши стоэтажного небоскреба. Конец фильма.
А вот этой байкой я с Профи поделился. Она сказала, что уже слышала ее. Но в известном ей варианте все заканчивалось гибелью ученого.
— Ты лучше покажи, где тут у вас космопередатчик находится, а то я его найти не могу, — попросила она.
Я показал.
Прибор стоял за шкафом. По виду он напоминал огромную тыкву на высоких ножках, из которой торчал пучок проводов.
— Что это?! — охнула Профи.
— Как что? Космопередатчик! — гордо сказал я.
— Проблема в том, что мы не в сказке, а я ни разу не фея-крестная.
— В каком смысле?
— А в таком, что едва ли я смогу превратить эту тыкву в золоченую карету!
Гигант инженерной мысли обошла кругом космопередатчик. Остановилась. Еще раз обошла.
— Интересно, из какого века эта штука? — она постучала кулаком по «тыкве». — Кажется, я такую бандуру в музее видела. В археологической секции.
— Как думаешь, можно его как-то...
— Разогнать? — Профи хихикнула.
— Ну.
— Слушай, я вообще удивляюсь что он еще работает. Это же натуральное ископаемое!
— Значит, ничего нельзя сделать?
— Это вряд ли. Машина древняя, как дерьмо мамонта.
Тут наши глаза встретились. Я почувствовал, как между нами пробежала искра. Звучит банально, но именно так все и было.
Еще миг, и мы бросились бы в объятия друг друга, но в кабинет вошла Мира. Вернее сказать, влетела. Она выглядела крайне растерянной. «Какие все-таки молодцы, эти ученые. Такие качественные эмоции запалили! — подумал я, посмотрев на взволнованную биогибридицу. — Только вот не вовремя ты пожаловала. Ох как не вовремя!»
— Арчил застрелился, — выпалила Мира.
Я отвернулся к стене и с силой ударил по ней кулаком.
— Sankta merdo! — выругалась Профи.
Как оказалось, кашевар покончил с собой из моего «Люгера», стоявшего на подзарядке. Рядом с телом валялся клочок бумаги: его предсмертное послание. В нем Арчил писал, что он виноват в смерти Гуччи и больше не в силах нести тяжесть своего греха.
Вот сейчас прозвучит гаденько, но больше всего я переживал из-за того, что меня обвинят в оставлении пушки без присмотра. Но, к счастью, никто ничего такого не сказал. И, переведя дух, я, как и все, предался скорби.
А пушку на всякий случай сныкал в карман.
XXII. Чертова железка. Эпилог
На этом месте моя история замедляет свой ход. И я, признаться, этому рад. Приключения приключениями, а отдохнуть бы тоже не помешало...
И нам это удалось на славу. Вволю отоспались, отъелись, почистили перышки. Сожгли ветхую одежду и облачились в новую. А для Помилки Профи собственноручно сшила платье из куска желтого брезента. Оно прекрасно сочеталось с ее резиновыми сапожками со снежинками по бокам. Малая была так рада обновке, что целый час вертелась у большого зеркала в коридоре. Никак не могла на себя налюбоваться.
