— Это та дрянь, которую капали, — сказал Стас, подвигаясь. Сон сном, но это даже хорошо. Лучше тут, чем там. Или это их зелье заработало? Нет, от зелья его мутило, а если и случались видения, то куцые какие-то, мультяшные.
А тут почти как взаправду. Даже комки в матрасе чувствуются. Или вот что стопа чешется.
— И что за она? — поинтересовалась девушка.
— Думаешь, нам сильно рассказывали? Она как-то… что-то с даром делала. Ну и ещё с головой. становилось всё… как будто безразлично, понимаешь?
Во сне и пожаловаться не грех.
Девушка кивает.
— Стас, — Стас решил протянуть руку, раз уж во сне она свободна.
— Ляля, — она пожала, и Стас ощутил это прикосновение. Теплоту пальцев, и кожу её мягкую, и ещё вот запах почуял, такой странный, летней реки и немного леса.
— А Данила где?
— Он? Тут что-то произошло и он убежал. То ли сатанистов спасать, то ли дом. Вернется и расскажет.
— А зачем сатанистов спасать?
— Не знаю. Тебя вот тоже спасли.
— Но это ж я…
— Логично, — согласилась девушка и руку убрала. И улыбнулась так, что сердце в груди застучало быстро-быстро. Это всё дрянь их. Она туманит…
Дурманит.
Она…
— Но ты спи. Во сне легче. Я сейчас чуть помогу, но дрянь эта крепкая, сама не выйдет. Ты не сопротивляйся… — девушка вдруг наклонилась и коснулась губами лба, отчего Стаса неимоверно потянуло в сон. Он и позволил себя уложить, и глаза закрыл. Если сон будет, как нынешний, то почему бы и нет. Стас, кажется, начал понимать остальных, тех, кто предпочитал не возвращаться в мир яви.
Оно и вправду…
Но уснуть почему-то не вышло. То есть, он сперва вроде бы и провалился в блаженную темноту, но как-то ненадолго.
— Игорёк, мне надо бы на речку сходить. Он сил вытянул, просто жуть. И у меня вот, дерматит начинается…
— Это просто сыпь.
— Сам ты сыпь. Я что, не знаю, как классический русалочий дерматит выглядит? Мне надо пару часов в проточной воде полежать, это как минимум.
— Да ладно, я ж не против. Посижу. Мне так-то без разницы, где сидеть. Ты только аккуратней. Там Лёшка снимать полез, для блога… как они вообще?
— Девушка тяжко. От края её отвели, но ей бы к нам надо, чтоб хотя бы на годик-другой, потому что сам понимаешь, когда такое, то всякую погань подцепить легче лёгкого.
Разговор был непонятным.
— Думаю, ба решит вопрос.
— Вот и мне так кажется. А парень упёртый… представляешь, я его еле усыпила! Но с ним что-то сделали… что-то иное, я не поняла, что конкретно, но ты с ним аккуратней. Ладно? Я бы и вправду осталась, но… чешется же.
— Беги. Справлюсь как-нибудь…
Тихо скрипнули половицы.
И дверь приоткрылась. И кто-то вошёл. Или нет? Ощущения присутствия не было. И в целом-то… сон или всё-таки нет? Или зелье? Стоило подумать о зелье, как заныл сгиб руки, словно вены помнили, как в них дрянь вливали.
Всё-таки дурак Стас.
Полный.
Попался… так, надо решать, что делать, потому что лежать становилось неудобно. А ещё вот это ощущение постороннего присутствия крепло с каждой секундой. И рука зудела.
Нельзя было вспоминать.
Нельзя.
Зуд появлялся точкой, как при комарином укусе, если бы комар пробивал глубоко, до вены. И Стас стиснул зубы. Надо погодить. Если заныло, значит, наступает время утреннего укола. Организм помнит. Организм не виноват, что его хозяин — придурок и попался. И его тоже попал. Подсадил на крючок.
Зуд расползался.
И скоро сменится болью. Что бы за дерьмо они там ни смешали, но один эффект у него был стопроцентный — быстрый откат. Никаких тебе часов. От первых симптомов до момента, когда тело распадается от боли — считаные минуты.
И время пошло.
Пора бы просыпаться. Пальцы начали подёргиваться, а рука утратила чувствительность. Первая стадия почти пройдена. И самое время появиться бы санитару с тележкой. Стас бы и не сопротивлялся. Это первые дни там связывать приходится. А потом просто — не слушаешься? Не получаешь укола. Ему один раз задержали на полчаса, после того звонка вот. И хватило. Стас стал очень послушным мальчиком.
А теперь?
Почему не приходят?
Почему…
— Эй, — раздалось сверху. — Тебе плохо?
Стас открыл глаза. На сей раз видение было средним. Он бы предпочёл ту девицу. А этот… бледный, болезненный и красноглазый.
— Плохо… где мой укол⁈
— Какой?
— Утренний… время… который час…
— Полдень скоро, — красноглазый склонился ниже, вдыхая запах Стаса. — А ты… ты вкусно пахнешь.
— Я? Нет. Погоди. Как полдень?
— Так. Обычно. Солнце высоко. Мы просто встали поздно. Сам понимаешь, и так всю ночь на ногах. Пока до твоей «Птицы» добрались, пока забрались, пока тебя вон отыскали и назад.
— Это… это неправда!
— Почему?
— Потому что… — сердце оборвалось и Стас уточнил. — Данька? Он за мной… приехал?
— Ну да. И он. И Улька. Я вот не смог, а то тоже бы не отказался… — красноглазый подал руку. — Садись, раз не спишь. Лялька вернётся, но чутка попозже. Ба тоже уехала. В общем, если хочешь, я тебя по дому проведу.
— Я… — Стас сглотнул, глядя, как мнут, комкают покрывало пальцы. — Я скоро… отключусь… они что-то кололи. И я на эту дрянь подсел. И… ты можешь сделать так, чтоб…
Он хотел договорить, чтоб отключить вообще, но там, в точке укола, зародилось пламя, которое прокатилось до кончиков пальцев и потом обратно, заставив стиснуть зубы. Сердце заухало. И Стас ощутил, как покрывается липкою испариной.
— Я…
Первая волна судорог была даже терпимой. Он сумел разогнуться и вдохнуть. И ещё подумал, что самое время попросить, чтобы его отвезли обратно.
Но…
Нет, уж лучше сдохнуть на свободе, чем так.
И Даньку нельзя подставлять. Если Данька в самом деле его вытащил, то… то и вправду лучше бы сдохнуть.
Тело закоченело, так, снаружи. А внутри оно рассыпалось на части. Все рецепторы загорались один за другим, будто Стаса изнутри набили раскалёнными иголками. И боль сводила с ума.
И ещё пришло понимание, что он всё-таки умрёт.
А потом…
— И-извини… — раздалось откуда-то издалека. А потом горячую руку пробило что-то холодное. Как клинок… два клинка.
И огонь, такой тяжёлый, тягучий, вдруг потёк.
Куда?
И…
— Игорёк! — донеслось откуда-то со стороны. — Ты чего творишь⁈
— Да уж… а тебя мама не учила мыть руки перед едой? Особенно, когда ешь чужие руки. Вот подхватишь стоматит, потом не жалуйся!
— Кто бы говорил, — этот голос был знакомым. — Ты вон жаб ловишь.
— И что? У меня, между прочим, иммунитет сильномогучий! Я и жаб могу, и не жаб… а ты точно к вечеру сыпью покроешься. Что на тебя вообще нашло? Тоже зов предков ощутил? Слушай, ты его не загрыз ненароком?
— Я? Н-не знаю…
Стас хотел было сказать, что нет, но не сказал, потому что было хорошо.
Очень хорошо. Настолько, что хотелось просто лежать и вот ни о чём таком не думать. И ни о чём не таком тоже не думать. Вообще не думать.
В шею ткнулось что-то мокрое.
— Не, дышит… и сопит. Пахнет он, конечно, странновато… — голос стал низким и рычащим.
— Кит, ты бы слез с него…
— Боишься, что раздавлю?
— Боюсь, что тебя тоже накроет. Я ладно, так… куснул чутка… а ты ж и горло перервать можешь.
— Да нет, — ответили не сразу. — Вроде не тянет. Запах, как по мне, гадостный. А тебе, значит, нравится?
— Ну… сейчас и нет, а так… не знаю. Странное такое чувство. Понимаешь, раньше, если так-то… я вот не особо… ну да, положено кровь пить, я и пил.
Всё-таки бред.
Зелье.
Наверное, организм не выдержал издевательств и отреагировал по-своему. Возможно, это вообще агония. Предсмертная. Тогда часто наступает бред. И если так, то остаётся порадоваться, что разум отрезал боль и в целом, если всё и дальше пойдёт так, то Стас не против.
Почти.
— Но тянуть не тянуло. Мама в детстве даже заставляла. Знаешь, как там… ложечку за маму, ложечку за папу… за дедушку обязательно.
