– Джентльмен ответил, – продолжил тем временем Георг. – Завязалась безобразная перепалка, и, что удивительно, миссис Скаровски поддержала мистера ла Рона. Мы и оглянуться не успели, как они покинули кофейню, да ещё и половину посетителей за собой утянули. Я велел пересадить гостя за ширму – в конце концов, вдруг у вас правда с ним назначена встреча, но сейчас уже сомневаюсь. Может, стоило и выгнать… Кстати, его зовут Пек, Стюарт Пек.
Головоломка мгновенно сложилась.
«Сибилла Аксонская»! Тот самый продажный щелкопёр, который по заказу «Общества благодетельных леди» распространял слухи о цирке! Неудивительно, что Луи ла Рон едва не ввязался с ним в драку – они ведь, насколько мне помнится, заклятые враги… Но что же тогда привело мистера Пека в «Старое гнездо»?
– Мэдди, – обратилась я к подруге. Та, поняв, что я не сержусь из-за скандала, улыбнулась. – Гость уже заказал что-нибудь?
– Воду, – кивнула она. – Попросил воды. Сказал, что он не деньги пришёл сюда тратить.
– Что ж, отнесите ему воды, – разрешила я, чувствуя предвкушение и азарт – не иначе, от Эллиса набралась манер. – А мне – какой-нибудь вычурный, донельзя эстетский кофе. Пусть мистер Пек оценит, что он упустил.
– И пирожное? – спросил восторженно Мирей, но, увы, уже мне в спину, ибо я возвращалась в зал.
Мне не терпелось узнать поскорее, что за человек заставил ретироваться самого Луи ла Рона.
А выгнать его никогда не поздно.
По рассказам мистер Пек представлялся кем-то вроде классического опереточного злодея – брюнета с капризным лицом и непременно с тонкими чёрными усиками. Однако выглядел он более чем благопристойно: белокурый джентльмен средних лет с напомаженными волосами, одетый в неброский серый костюм в узкую полоску, причём ткань жилета была всего на полтона светлее остальной. К лацкану пиджака зажимом в форме четырёхлистного клевера крепилась цепочка от монокля; свободный стул по соседству занимал маленький, изрядно потёртый чемодан, обитый кожей. Мистер Пек неторопливо изучал газету – «Бромлинские сплетни», как это ни удивительно – и, похоже, чувствовал себя превосходно. Заметив меня, он тут же встал и коротко поклонился.
– Леди Виржиния, польщён знакомством. – Взгляд его, как и у многих обладателей монокля, казался слегка презрительным, но тон был безукоризненно вежливым. – Я не отниму у вас много времени.
Честно признаться, я шла в зал с намерением обменяться с наглецом парой фраз и выставить его вон. Мне были отвратительны его методы работы, и напыщенные статьи, и то, что он вообще водился с «Обществом благодетельных леди»… Но у него оказалось умное и спокойное лицо – и это совершенно меня обезоружило.
– Что ж, – присев за стол, я механически разложила веер и сложила его с щелчком, – с удовольствием выслушаю вас.
Только после этого мистер Пек вернулся на своё место. Выдержав небольшую паузу, как раз подходящую для того, чтобы убрать монокль в жилетный кармашек, он сцепил пальцы в замок и с безупречной выдержкой произнёс:
– Полагаю, меня убьют до конца недели, самое большое – в следующий вторник. Нет-нет, не спешите возражать и разубеждать меня. Это вполне взвешенный вывод. Пока я шёл сюда, то заметил по крайней мере двоих, следующих за мною. У меня была назначена встреча с перчаточником поблизости, потому никто из преследователей ничего не заподозрил, однако когда я открыл двери вашей кофейни, моя судьба была предрешена.
…а вот речи его звучали совершенно безумно.
Однако я одёрнула себя, не позволяя делать поспешные суждения, и коротко спросила:
– Почему?
Мистер Пек достал монокль из кармана и покрутил стёклышко в руке; блик света резанул глаза.
– Потому что вы – невеста маркиза Рокпорта и друг детектива Норманна. А мне ясно дали понять, что если я попытаюсь обратиться в Управление спокойствия, то не проживу и часа. Не покривлю душой, если скажу, что всегда ожидал чего-то подобного, с моей-то работой, – признался он со вздохом и отвернулся в сторону, подслеповато щурясь. – Но у меня жена – младше меня самого на девять лет. И шестеро детей, все девочки. Хотелось бы их обезопасить.
– Тогда почему вы обратились ко мне? – спросила я без обиняков. – Если один разговор со мной для вас несёт такую угрозу?
– По двум причинам, – не моргнув глазом, ответил мистер Пек. – Во-первых, вы невеста маркиза Рокпорта и друг детектива Норманна, а значит, сумеете правильно распорядиться тем, что я собираюсь вам передать. Во-вторых… Я ведь следил за вами, леди Виржиния, последние два года, не стану скрывать, во многом ради того, чтобы заработать на вашей славе. И вы – не воспринимайте как оскорбление – необычайно живучий человек. Вас, конечно, попытаются устранить, но вряд ли преуспеют.
Пока я приходила в себя, переживая глубочайшее изумление, репортёр сноровисто расстегнул многочисленные пряжки на своём чемодане, вытащил кипу бумаг и тонкую бритву, затем распорол шов на подкладке и извлёк из-под неё около десятка крупных, мутноватых фотографий.
– Вот, – переложил он их на стол. – Три месяца назад я готовил один заказной репортаж об «Обществе благодетельных леди» и отснял некоторое количество материала. Был я и на открытии «Сада Чудес» и также сделал несколько фотографий. А потом, две недели назад, перебирая снимки, заметил кое-что необычное… и имел глупость задать несколько вопросов не тем людям. С тех пор мой кабинет дважды переворачивали вверх дном, мой дом обворовали, «Благодетельные леди» ни с того ни с сего отказались от моих услуг, а позавчера я заметил за собой слежку. Хочу предупредить сразу, леди Виржиния – я не знаю, кто на этих фотографиях. Знаю только, что некие могущественные силы жаждут их уничтожить – и меня вместе с ними.
Ещё не притронувшись к снимкам, я уже собиралась немедленно послать за Эллисом… нет, лучше даже – за дядей Рэйвеном, ибо догадалась, кто мог попасть в объектив мистера Пека.
На четырёх фотографиях были, вероятно, благодетельные леди – скромные, но явно состоятельные женщины, в деревянно-благопристойных позах замершие на фоне книжных полок, генеральских портретов и мраморных бюстов. Далее следовала одна общая фотография – почти два десятка женщин, среди которых я с некоторым удивлением опознала леди Фэйт, и двое мужчин: один – довольно молодой и миловидный, похожий на проказливого языческого божка, другой – старик в мундире. Потом следовал портрет седовласой дамы рядом с ростовым зеркалом и оленьими рогами на стене, затем – снова леди Фэйт, склонившаяся над книгой вместе с миловидным джентльменом. На восьмой фотографии были две леди, одетые почти одинаково, на фоне анфилады комнат. На девятой – снова группа женщин, но на сей раз с плакатами, напротив амфитеатра Эшли. Кудрявый мужчина рядом с леди Фэйт, вероятно, был тем самым баронетом Джеффри Олбрайтом, которого упоминал дядя Рэйвен. Но, как верно заметил Эллис, ухаживать за наследницей герцога – не преступление, из-за этого мистера Пека не стали бы преследовать…
Мне понадобилось около четверти часа, чтобы разгадать загадку; Мэдди за это время успела принести кофе, воду и – готова спорить, по наущению мистера Мирея – шоколадное пирожное.
Не сразу я заметила ускользающие от внимания детали.
На портрете седовласой дамы в зеркале отражалась сгорбленная спина и ноги, определённо принадлежащие немолодому уже мужчине; одна часть воротника у него торчала вбок, другая комично приподнималась.
На фотографии с двумя похожими леди позади них, в анфиладе, виднелись два силуэта. Один, судя по кудрям и осанке, принадлежал Олбрайту. Другой – тому мужчине с загнутым воротником.
Третье и последнее совпадение я едва не пропустила вовсе и, лишь случайно перевернув вверх ногами фотографии, заметила странное: у пожилого джентльмена, отразившегося в зеркале на портрете седой дамы, и у монахини со снимка на фоне амфитеатра Эшли были одинаковые ботинки! Крупные пряжки, слегка сбитые внутрь каблуки – нет, никакой ошибки, это совершенно точно была та же самая пара обуви.
