Я вспомнила рассказ Эллиса и хотела покачать головой... но сказала почему-то:
– В каждом человеке есть что-то хорошее. Или по крайней мере что-то настоящее.
Она кивнула, а затем спросила снова:
– Как ты думаешь, Эллис меня любил?
Здесь в ответе сомневаться не приходилось.
– Да. Всем сердцем.
Мне почудилось, что Лотта фыркнула; кажется, моя уверенность её позабавила.
– Пусть так… И скажи ещё вот что: как ты думаешь, что там? – и она указала на огненную пропасть.
Язык точно к нёбу присох.
– Я… я не знаю.
– Тогда есть повод взглянуть, – откликнулась Лотта и вскочила на ноги, отряхивая колени от сора.
Потом она полуобернулась ко мне – на лице у неё блеснуло что-то, как роса – и прыгнула с обрыва, прямо к костлявым рукам, к жуткому багровому пламени…
Но не упала в него, а просто исчезла – вспыхнула, как сгорает на небосклоне падающая звезда.
…Когда я очнулась, то за окном занимался рассвет. Из окна немного тянуло затхлостью и гарью, верно, от Смоки Халлоу. Было удивительно тихо: не пели птицы в саду, молчали автомобильные моторы, даже редкие прохожие – и те передвигались абсолютно бесшумно.
Туман схлынул с города, унося с собою тревожные миражи и пугающие иллюзии.
Лето едва подбиралось к середине; впереди были самые жаркие, самые томные дни, самые яркие цветы, пламенные закаты и тёплые ночи.
Целая жизнь…
Всю следующую неделю «Старое гнездо» пользовалось необычайным вниманием светских сплетников, профессиональных репортёров и безудержных романтиков. Новости о том, что поймана особа, угрожавшая Мэдди, разошлись едва ли не по всей столице за считаные дни. Подробностей, впрочем, никто не знал, но каждый отчего-то находился в полной уверенности, что враг проявил исключительную подлость и коварство, и если б не храбрость и острый ум детектива Эллиса, то не миновать большой беды; во всём этом чувствовалась невидимая рука Особой службы, но дядя Рэйвен лишь пожимал плечами и говорил с улыбкой, что это «осы» должны выразить благодарность нам за избавление от Фрэнсис Марсден и за то, что попутно удалось обнаружить тайные пути контрабанды в Бромли.
– В такое время шпионаж и контрабанда, как никогда, угрожают Аксонии, – проронил он напоследок, уже собираясь покинуть особняк на Спэрроу-плейс.
Я нахмурилась, пребывая в замешательстве:
– Что значит – «в такое время»?
Взгляд у маркиза сделался пустым и усталым:
– Скоро узнаете, дорогая невеста. К слову, как там продвигается восстановление фамильного замка?
– О, ремонт уже завершён, да и мебель почти готова, и мистер Спенсер запросил…
– Великолепно, – прервал он меня. – Продолжайте в том же духе. И воздержитесь пока от поездок.
– Из Аксонии?
– Из Бромли.
На сей таинственной ноте мы распрощались.
Впрочем, и без того неразрешимых тайн хватало.
Клэр так и не отчитал меня за безрассудное поведение, хотя и грозился это сделать. Более того, он даже о Фрэнсис Марсден не вспоминал! Гораздо больше его, кажется, интересовали её подручные – те двое, что атаковали нас с Лайзо. Тогда, у моста, разглядев их, он побелел как полотно и, заставив Джула наклониться, принялся что-то втолковывать ему на ухо с необычайной живостью, указывая то на одно тело, то на другое. Я предположила, что ему уже приходилось встречать этих двоих – при самых неприятных обстоятельствах; Клэр не стал опровергать мою теорию, однако подробности излагать отказался. А после того как мертвецы загадочно исчезли – Эллис считал, что их забрали другие слуги Марсден, находившиеся в то время ещё на свободе, – он и вовсе несколько дней не выходил из особняка и выглядел крайне встревоженным.
Конец его затворничеству положил Джул: как и подобает хорошему камердинеру – не столько слуге, сколько компаньону – он настоял на прогулке и, если не ошибаюсь, на посещении некоего увеселительного заведения, откуда Клэр вернулся изрядно повеселевшим – и немного разбогатевшим.
Что же касалось моей собственной жизни, то после событий на мосту я долго не могла оправиться. Нет, меня больше не терзали кошмары, да и недобрые знамения не мерещились на каждом шагу… Но особенно остро отчего-то ощущалось теперь одиночество. Эллис и Мадлен были так откровенно увлечены друг другом, что становилось неловко даже подолгу на них смотреть. Супруги Перро готовились к переезду, но не говорили, куда им предстоит отправиться. Лайзо… Лайзо, кажется, чем-то помогал Клоду Перро с его самолётом, поскольку они часто обсуждали вдвоём детали конструкции, а несколько раз даже уходили вместе на целый день.
– Как же так, снова просишь выходной? Чувствую себя брошенной, – полушутливо упрекнула я Лайзо, когда он в очередной раз постучался в мой кабинет с утра, чтобы сообщить об отлучке.
– Сожалею.
Ответ прозвучал так серьёзно, что меня пробрало холодком. Продолжая негнущимися пальцами бессмысленно перебирать письма, я натянуто улыбнулась и произнесла, не рискуя поднимать взгляд от стола:
– Звучит так, словно за твоими отлучками стоит нечто большее. Мне пора искать нового водителя?
…когда Лайзо ничего не ответил даже через минуту, стало страшно по-настоящему.
«Надо его удержать, – пронеслось в голове. – Но как? И… от чего?»
– Виржиния…
– Мне нужна твоя помощь, – быстро произнесла я, ещё не представляя, о чём собираюсь попросить. И – через мучительно долгую секунду – придумала: – Сон. Я хочу покончить с Элси Тиллер… то есть со снами о ней. О моих родителях… о Валхе. Ты мне поможешь?
И – наконец решилась оторвать взгляд от столешницы.
Лайзо выглядел… виноватым?
– Да, Виржиния. Конечно, я буду рядом, – ответил он.
– Тогда сегодня, – кивнула я. – Приходи… приходи к ночи, как всегда.
Он покинул кабинет; сердце колотилось как сумасшедшее.
«Что происходит?»
Хотя просьба моя и прозвучала спонтанно, а продиктована была исключительно эгоистическими мотивами, за день я уверила себя, что приняла правильное решение. После встречи с призраком Элси на пепелище минуло почти две недели. Первые впечатления изрядно поблекли; ужас и ощущение собственной уязвимости теперь казались чем-то надуманным, нереалистическим. Наверное, потому что человек – существо простое и не может вмещать в себя слишком много беспокойства… Любые переживания, даже очень сильные, со временем точно выгорают, теряют яркость и остроту.
Страх за Мадлен, а затем и за Эллиса, настоящее – без шуток и преувеличений – сражение на мосту, сны о мёртвой Лотте, призраки, самоубийство Фрэнсис Марсден…
Пожалуй, я слишком устала быть ведомой; устала лишь следовать капризам судьбы, отражать её удары, ничего не решая.
Пришёл срок самой сделать шаг, пусть бы и навстречу опасности.
Словно в подтверждение того, что решение верное, события в течение дня складывались в мою пользу. Клэр отправился, как он выразился, «развеять хандру» и сообщил, что, вероятно, вернётся только назавтра.
– Ведите себя хорошо, дорогая племянница, – бросил он на прощание жеманно. – Не бросайтесь в погоню за опасными преступницами, не вступайте в схватку с подозрительными демонами, отложите подальше свой револьвер… Впрочем, нет, револьвер можете держать и поближе – вполне достойная дамская игрушка в нынешнее время.
– О, постараюсь, – ответила я.
Дети под предводительством Паолы так нагулялись днём в парке, на живых примерах изучая ботаническое разнообразие Аксонии, что вечером легли спать, едва закончился ужин. Лайзо тоже возвратился раньше обычного, хотя и задержался с Клодом Перро на пороге, беседуя о преимуществах и недостатках разных моторов; разговор шёл частью на марсо, потому, увы, разобраться в деталях не представлялось возможным.
Я заранее поднялась в спальню, но переодеваться не стала и отослала Юджинию, сказав, что собираюсь сегодня допоздна читать отчёт от мистера Спенсера. За окном догорал закат; тянуло холодом и сыростью от Эйвона. На столе стояла шкатулка, под крышкой которой покоились на бархатной подушке мамины серьги и отцовский перстень, а рядом лежала кружевная салфетка с отпечатком женской руки.
