Я тяжело вздохнул.
— В лагере… В заброшенном пионерском лагере, в котором прятался Сафрон, был ещё один человек. Фёдор Алексеевич Громыкин. Когда-то он был пионервожатым, но не просто вожатым. Он похищал и убивал детей. Был одержим идеей вечной жизни… Старые дела, так и не раскрытыми были. А он все это время считал, что идет к своей темной цели.
Алёна сжала мои пальцы.
— Каким образом?..
Стиснул зубы. Эти мысли до сих пор вызывали неприятное чувство.
— Каждый год, в октябре, Громыкин возвращался в лагерь. Он верил, что может продлевать свою жизнь, забирая её у других. В свое время ему действительно удалось лишить жизни многих. Он изучал или придумал ритуалы, какие-то тёмные обряды. Согласно его извращённой логике, душа ребёнка, принесённая в жертву, давала ему дополнительные годы. Для него это было не убийство, а некий «священный акт» — словно он вырывал у смерти ещё один кусок времени.
Алёна передернула плечами:
— Это чудовищно…
Я кивнул.
— Он был настоящим монстром. Когда лагерь закрылся, он продолжил приезжать. Оставался здесь на несколько дней, проводил свои ритуалы. Именно там на него и наткнулся Сафрон. Два убийцы… они быстро нашли общий язык. Громыкин прикрывал Сафрона, а тот использовал лагерь, чтобы прятаться. Они, в общем, спелись. И, когда Сафрон уезжал в город, он оставлял ключ от подвала с Верой Фёдору. Тот приносил ей еду и воду.
Я замолчал, глядя в потолок.
Алёна молчала, обдумывая услышанное. Потом сказала тихо, почти шёпотом:
— И ты убил их обоих…
Я же улыбнулся.
— Просто сделал то, что должен был сделать. Я же начальник милиции…
* * *
Спустя месяц.
Вечернее награждение превратилось в событие грандиозное, больше чем областного масштаба. В Угледарск прибыл представитель из Москвы — генерал Черновольский, с целой свитой сопровождающих. Сегодня вечером высшие партийные и милицейские чины области собрались в ДК, чтобы публично отдать должное тем, кто поставил точку в деле лагеря «Чайка» и уничтожил убийц.
Я стоял на сцене рядом с Тулушем и Глебом Егорушкиным, пока генерал с суровым выражением зачитывал приказ о награждении. Голос у него хриплый, прокуренный, но, как и полагается, командный и слышен хорошо:
— За проявленное мужество и героизм при ликвидации особо опасных преступников… — он поднял взгляд на меня и моих коллег. — За верность долгу и профессионализм… Вручить Орден Красной Звезды капитану милиции Морозову.
Зал аплодировал стоя, хотя едва ли слышал их хлопки — всё было как в тумане. Генерал лично подошёл, вручил звездочку в красной коробушке и удостоверение к награде, крепко пожал руку.
— Хорошая работа, товарищ Морозов, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — Таких, как вы, в наших рядах должно быть больше.
Остальным вручили грамоты, были объявлены премии. Снова аплодисменты, которые я принимал с удовлетворением. Не за награды потрудился, а сделал нечто большее… Как тогда, со своим настоящим отцом. Кстати, надо его в ближайшее время навестить. Надеюсь, теперь у них все нормально, после того, как освободил его от Гурьева.
Когда официальная часть закончилась, ко мне подошёл Кулебякин. Лоснящийся, довольный, он сжал мою ладонь в крепком рукопожатии. Обнял и похлопал по спине. Рядом сияла его супруга в платье для балов.
— Ну, Саныч! — ухмыльнулся Петр Петрович. — Ядрёна сивуха! Делаешь карьеру. Мне ни разу москвичи награду не вручали.
— Да я, честно говоря, сам не ожидал, — улыбнулся я.
— А вот я ожидал, — Кулебякин прищурился, ловя на себе одобрительный взгляд благоверной. — Ты знаешь, я тут надумал на пенсию податься. Сдался мне этот Угледарск, честное слово, а вот рыбку ловить, да на даче ковыряться — совсем другое дело. Так что ходатайствую перед главком, чтобы тебя на моё место поставили.
Я поднял брови:
— Да вы что, Петр Петрович…
— Что «да вы что»? — рассмеялся он и тихо добавил. — Ты избавил меня от этого выродка Гурьева, теперь можно и уйти на покой. Спокойно, с высоким окладом — пенсия будет хорошая. Так что готовься, товарищ Морозов, будешь начальником УВД в Угледарске. Должность высокая, звание ты уже капитанское перерос, не успев получить. Давай, Сан Саныч, принимай бразды. Там коллектив тоже нормальный, только больше в десять раз. Можешь и своих прихватить в УВД. Переведутся из Зарыбинска. Как говорится, свою команду возьмешь. Я так не сделал, потом вот сильно жалел.
Я покачал головой, но возражать не стал. Задумался. Карьера развивалась стремительно, нужно все еще раз взвесить. Если и переведусь, то непременно с Мухтаром, ну и Тулуша с Глебом прихвачу. Да и потом, другой город — это надо обсудить. Алёну забрать.
Тут подошёл Тулуш, сияющий, довольный.
— Саныча! — мягко хлопнул он меня по плечу. — Поздравляю, брат. А ещё у меня новость. Карошая новость!
Глаза узкие и хитрые, как у бурундука, что спёр орехи.
— Какая новость? — вскинул я бровь.
— Свадьба! — объявил он, расправляя плечи. — Жена первый брать буду. Женюсь!
— Да ты что? — удивился я. — На ком?
Хотя я, конечно, уже знал ответ.
— Зина! — выпалил он с улыбкой.
Я усмехнулся:
— А почему ты сказал, первую брать будешь? Сколько всего должно быть?
— Эх…. У нас три можно, а здесь — одна. Но мне хорошо. Зина одна — хорошо. Свидетель нужен. Ты хочу, чтобы стал.
Я взглянул на него, пожал руку:
— Конечно, друг. Буду.
Тулуш улыбнулся, отступил в сторону, а ко мне подошла Мария Антиповна. Радостная и грустная одновременно.
— Поздравляю, Саша, — сказала она и покосилась в сторону, на Алёну, но та была занята разговором с какими-то дамами из горкома. — И спасибо…
— За что? — удивился я, ощущая приятное тепло от «птички».
— Ну… Ты дал мне понять, что в жизни действительно важно. Всё познаётся в сравнении.
Я внимательно посмотрел на неё. Тоска по Ване у неё в глазах была, но не глубокая. Видимо, она его не успела крепко полюбить. Оно и к лучшему.
— Слышала, тебя начальником милиции в Угледарск отправляют? — вдруг спросила она.
Я вздохнул:
— Да, сам только что узнал. И своего согласия, кстати, ещё не давал.
Мария хитро прищурилась:
— Ну-ну… В главке уже бумажки готовят. Вопрос времени только.
Я лишь покачал головой, а она вдруг шагнула ближе и сказала тихо:
— Ты, Саша, меня не бросай. Как переведёшься — забери с собой. Буду в кадрах в управлении работать. Тебе своя команда нужна будет, так проще на новом месте и в новом коллективе руководить.
Я взглянул на неё, оценивая всю серьёзность намерений кадровички. В её глазах блеснуло что-то тёплое, но недосказанное. Я усмехнулся:
— Посмотрим, Мария Антиповна. Посмотрим… Но я не против, чтобы вы возглавили отдел кадров Угледарской милиции.
Глава 24
Чуть более тридцати лет спустя. Москва. Кремль. Кабинет министра внутренних дел Российской Федерации.
За огромным дубовым столом сидел Александр Морозов — человек, чьё имя давно стало легендой. Министр МВД в звании генерала армии, тот, кто начинал свой путь в Зарыбинске простым кинологом, кто прошёл службу с низов, кто ловил убийц и маньяков, рисковал жизнью, раскрывал самые запутанные преступления. Тот, кто поднял развитие отечественной кинологии в сфере правоохранения на невиданный уровень. В кинологических центрах России стажировались полицейские из-за рубежа, эти курсы считались самыми престижными в служебном собаководстве.
Александр Александрович Морозов протер очки, отложил их в сторону и взглянул на экран — шла видеоконференция с членами Совета Безопасности.
— Товарищи, ситуация ясна, — произнёс он низким, уверенным голосом. — МВД обеспечит полный контроль по линии правопорядка. Но нужны скоординированные действия — это критически важно.
На другом конце провода нахмурилась женщина. Элегантная, подтянутая и, несмотря на возраст, все еще чертовски привлекательная. Генерал-полковник Вера Андреевна Соколова, директор ФСБ.
