— Умнею, — хмыкнул Джек. — Тут нахрапом не взять, аккуратно надо. На ходу не управишься, а привалов, по всему видать, не светит. Ты ж глянь, как скачет — будто горная коза! Пока не притащит куда надо, не присядет, точно говорю. Баба упертая, это я сразу срисовал.
— И все? Больше ничего не срисовал?
Джек пожал плечами:
— Не-а. Мутно... Вроде она и не врет — реально помочь нам хочет, и вообще вся до того добрая, что с моим рылом подходить-то стремно. А вроде и... не знаю. Вот, валялся бы я сейчас, к примеру, с простреленной ногой — неизвестно, что бы она сделала. Может, перевязала бы, а может, башку свернула, чтоб не мучился. Исключительно по доброте душевной.
— Тебе свернешь, — фыркнул Кирилл. — Да ну, ерунда! Не может быть.
— Жизнь, бункерный, такая штука, — наставительно объявил Джек, — что в ней что угодно может быть. Особенно здесь. Тут будто наизнанку все вывернуто! Хрен знает, чего ждать — красавицы нагой или по жопе кочергой... Говорю же, сам пока не воткнул, что к чему. Одно радует — идти недалеко.
— С чего ты взял?
— Так баба налегке прискакала. Глянь — ни котомки с собой, ни даже фляжки, воды хлебнуть. Про оружие вообще молчу. Стало быть, знает, что идти недалеко и безопасно.
Кирилл вздохнул — в очередной раз подумав, насколько он, сидя в поселке, расслабился. Мог бы и сам сообразить.
***
Джек оказался прав — путь занял около полутора часов. А потом они вступили в рай.
— Добро пожаловать, — мелодично пропела Ангелина, остановившись между двух рядов высаженных вдоль дороги высоких, стройных деревьев — с изящными, будто вылепленными из воска фигурными веточками.
Кирилл даже вспомнил название деревьев — кипарисы. Это было слово из детства, из книг о далеких морях и храбрых путешественниках. То есть, наверное, это были они. Уточнить у Ангелины он не успел — та устремилась по дорожке, посыпанной мелкой галькой, дальше. За кипарисовой аллеей начинался сад.
— Мать Доброты послала нам хороший урожай, — похвасталась на ходу Ангелина. И прижала правую ладонь к сердцу — этим жестом сопровождала каждое упоминание Матери Доброты.
Ветви плодовых деревьев клонились бы до земли, если бы не были заботливо подвязаны и подперты рогатинами. Яблоки, груши, сливы — мелкие и почему-то желтые. Ягоды, напоминающие малину, но черные и растущие на дереве. Незнакомые плоды, покрытые пушком — что это, интересно?.. Кусты, усыпанные крупной, с вишню величиной, смородиной. Еще что-то, чему Кирилл и названий не знал...
— А урожай-то реально офигеть, — заметил Джек. Окликнул: — Слышь, красавица! Тут у вас как — пробовать дают, или только показывают? Или сперва Матери Доброты свечку поставить надо?
— Мать Доброты несет свои дары бескорыстно.
Кирилл не сразу понял, откуда раздался мужской голос, завертел головой. Джек подобрался и положил руку на кобуру. Мужчина появился на дорожке так, будто вырос из темноты — до сих пор его присутствия ни Кирилл, ни Джек не замечали.
Невысокая, ростом ниже миниатюрной Ангелины, фигура — широкоплечая и оттого кажущаяся квадратной. Темный плащ с капюшоном, скрывающим лицо. Мужчина подошел к ближайшему дереву, из широкого рукава плаща вынырнула рука — светлокожая, не такая, как у адаптов. Значит, отметил про себя Кирилл, лет человеку не мало. Он явно из времен до того как все случилось... Неужели — тот, кого они так долго ищут?
Рука мужчины взялась за какой-то плод, другая бережно придержала ветку, помогая его сорвать. Голос из-под капюшона закончил фразу:
— И лишь от нас зависит то, как мы воспользуемся ее дарами. Сотворим с их помощью благо или зло... Угощайся. — На протянутой Джеку ладони лежало большое яблоко.
— Так уверен, что зло не сотворю? — хмыкнул тот. Яблоко, впрочем, взял. Взвесил в руке. — Не, ну если что — можно в лоб зарядить, конечно. Так себе артиллерия, но кому-то хватит. Если, например, не сильно крупному.
— Жека! — прошипел Кирилл. Шагнул ближе к мужчине. — Здравствуйте, — протянул руку.
— Здравствуй, путник. — Сухая, прохладная ладонь протянутую ладонь не сжала, а будто обняла. Рукопожатие задержалось — Кириллу почувствовал себя облепленным датчиками. — Ты можешь называть меня Шаманом.
Джек невоспитанно прыснул:
— А мне имя — Вельзевул, хозяин стратосферы! Будем знакомы.
— Я — Кирилл, — торопливо перебил Кирилл. В очередной раз пожалев, что так выразительно, как Рэд, сверкать глазами не умеет. — А это Джек.
Шаман учтиво наклонил голову:
— Рад знакомству. Следуйте за мной.
За садом начался огород. Что росло на кажущихся бесконечными грядках, украшенных пугалами и разбрызгивателями для полива, оставалось только догадываться. А вдали, за огородом, угадывались поля — которые, вероятно, Мать Доброты урожайностью также не обделила.
— Жить можно, — чуть слышным шепотом прокомментировал открывшуюся картину Джек. — Даже теплиц не видать. Тут, походу, веник в землю воткни — заколосится... А этот, в колпаке — пахан, что ли?
— Думаю, да.
— А чего колпак не снимает? Лысины стесняется?
— Я слышу ваш разговор, — не оборачиваясь, ровным голосом обронил идущий впереди Шаман. — У меня хороший слух. — Это прозвучало без гнева, без хвастовства и вообще без эмоций — просто констатация факта. — Если угодно, могу пойти быстрее, тогда не придется шептать. Но обещаю, что скоро у вас и так появится возможность уединиться.
— Жека! — прошипел на упреждение Кирилл. И на всякий случай вцепился Джеку в плечо. — Заткнись.
Джек, уже открывший рот, вздохнул. Явно сожалея о том, что Шаман так и не узнает, что он думает о мужчинах, стремящихся к уединению друг с другом.
***
До того как все случилось здесь, вероятно, располагался коттеджный поселок или пансионат. Дома находились на приличном расстоянии друг от друга и в прежние времена выглядели, вероятно, одинаковыми — хотя и вряд ли такими, как сейчас. Сейчас каждый из них напоминал огромную клумбу.
Сплошь увитые плетистыми растениями, скрывающими и углы, и крыши — полушария из зелени и цветов выросли, казалось, прямо из земли, вместе с окнами, дверями и аккуратными крылечками. Кирилл будто перенесся в сказку. Красивую, добрую, пахнущую цветами и кипарисами.
Шаман уверенно шагал впереди, Ангелина семенила рядом. Праздношатающихся людей вокруг не наблюдалось. В саду Кирилл заметил нескольких женщин — одетые в такие же, как у Ангелины, платья и косынки, они собирали ягоды с каких-то кустов. Среди грядок тоже виднелись склоненные спины. Мужчина чуть постарше Кирилла, в рубахе с длинным рукавом и мешковатых штанах прокатил по дорожке тачку, наполненную песком. Возле Шамана остановился, прижал руку к сердцу — так же, как делала Ангелина, поминая Мать Доброты. Шаман и Ангелина, не останавливаясь, ответили похожими жестами. На незнакомцев мужчина старательно не смотрел, опустил голову и молча прошел мимо. От грядок и кустов с ягодами, поглазеть на чужаков, тоже никто не отрывался.
Удивительно нелюбопытный народ, — думал Кирилл. Мы, все-таки, и одеты не так, как они, и рюкзаки за спинами — ну явно не местные! У нас бы уже целая толпа сбежалась, разузнать, кто да что... И детей нигде не видно. И, стоило об этом подумать, как с крыльца одного из домов скатилась целая стайка — девочка лет тринадцати и два мальчика помладше.
— Мать Серафима, мы на качелях будем, — прокричала девочка в открытую дверь. Дернула за руку одного из мальчишек. — Бежим!
Но не побежала. Увидела Шамана, Ангелину и незнакомцев и замерла на месте. Мальчишки застыли рядом с ней.
— Мира и добра, дети, — подойдя ближе, сказал Шаман. — Чего ты кричишь, Гликерия? Мать Серафима и без крика отлично тебя слышит.
Гликерия смущенно опустила голову — покрытую такой же косынкой, как у Ангелины. Платье девочки тоже представляло собой уменьшенную копию Ангелининого, разве что подол покороче. Знакомым жестом Гликерия прижала руку к сердцу. Смущенно сопящие мальчишки повторили жест.
— Занятия закончились? — продолжил Шаман.
