Храбрость (ЛП) - Флетчер Майкл

— Мы все слушали рассказы Буйюка, но это было больше, чем простые сказки.

Снова племя пробормотало согласие.

— Его истории были источником мудрости и смеха, и именно эти две черты он нес в себе в таком изобилии, что без них мы были бы ничтожеством.

Рух указал на красный камень.

— Мудрость Буйюка будет направлять нас на протяжении многих поколений.

Он указал на белый камень.

— Не менее ценно и то, что его чувство юмора поможет нам пережить самые темные ночи.

Три года назад, когда шаман не выявил никаких важных черт от его матери, Чезарет потребовал объяснить, почему ранее не были собраны все навыки и сильные черты характера, чтобы сохранить их для будущих поколений.

— Твоя мать была замечательной женщиной, и нам будет ее не хватать, — сказал тогда Рух. — Она была честной и преданной. Она любила свою семью больше всего на свете. Но люди должны кое—чему научиться сами. Нельзя прийти на все готовое, так же как нельзя получить не отдавая ничего взамен.

Чезарет потопал прочь, разозленный отсутствием ответа.

Сейчас он не мог оторвать глаз от голубого кианита. С такой храбростью, хранившейся в этом камне, он бы уже отправился в погоню за теми, кто убил его отца. С этим камнем он бы точно не колебался. Дождавшись наступления темноты, он дал бы киевлянину еще один день, чтобы сбежать через реку. Надо быть справедливым, особенно обладая силой. Он мудро дождется утра. Ночью на лугах может быть опасно. Все самые страшные хищники вели ночной образ жизни.

— Кардес, — сказал Рух. Запавшие глаза, почти скрытые на морщинистом лице, обшаривали толпу. — Как перворожденная, камни силы переходят к тебе. Возьми же храбрость, силу, мудрость и чувство юмора своего отца.

Племя расступилось, и Кардес вышла вперед. Она склонила голову и приклонила колено перед шаманом.

— Это слишком много для одного человека. Я бы разделила камни поровну со своим братом.

По толпе пронесся одобрительный ропот. Делиться всегда считалось хорошим знаком. В глубине души Чезарет надеялся что так и будет. По крайней мере, это означало, что если бы она пала в битве или была взята в плен, все ее черты характера не были бы утрачены.

Рух махнул старческой рукой.

— Как пожелаешь. Но возьми сначала камень. Ты первая.

Сжав губы в жесткую линию, сузив темные глаза, Кардес взглянула на брата.

— Чезарет может выбрать первым.

В толпе воцарилась тишина. Хотя делиться таким богатством было не редкость, но предоставить младшему брату или сестре право первого выбора было неслыханно. Еще никто так не распоряжался камнями в их племени.

Чезарет шагнул вперед и встал рядом со своей сестрой. Она крепко обняла его и прошептала:

— Выбирай мудро, братишка.

— Я так и сделаю, — пообещал он.

Ему хотелось плакать от любви и радости. Она увидела его сомнения и предложила ему способ осуществить месть, которой он слишком боялся. Чезарет знает, что ей это не нужно. Кардес всегда была уверена в своем мастерстве. Она была сильной, владела оружием и могла постоять за себя.

— Я... я выбираю голубой кианит, — объявил он. — Я унаследую храбрость моей семьи.

По толпе прокатилась еще одна волна одобрения, но когда он посмотрел на свою сестру, ему показалось, что он увидел намек на разочарование.

Кардес выбрала следующий камень, им оказался юмор, и все казались более довольными, чем они были, его выбором.

Что он делает не так? Почему она выбрала бесполезный камень? Чезарет не понимал. Истории их отца были занимательными, но они вряд ли подавали еду на стол или помогали убивать врагов.

Его очередь выбирать. Взгляд Чезарета остановился на обсидиане. Много веков назад какой-то предок был настолько искусен в обращении с седельным топором, что шаман счел нужным заключить эти силу в камень, чтобы передать будущим поколениям.

Она сделала это нарочно! Кардес, должно быть, знала, что храбрости будет недостаточно, чтобы победить трех киевских войнов. Хотя ее младший брат был опытным охотником, он никогда не дрался и не убивал.

— Я возьму навык топора, — объявил он, и оглянулся на сестру. Она в молчании склонила голову.

То, что последовало дальше, было размытым пятном. Люди толпились вокруг, хлопали его по спине, обнимали его и его сестру. Они говорили добрые слова о его отце, но он не слушал. Скоро он станет храбрым. Скоро он научится обращаться с топором. Скоро ничто не сможет помешать ему осуществить свою кровавую месть.

Как только Рух передал Кардес ее выбор, он подошел к Чезарету.

— Ты выбрал могущественные и древние камни.

В отверстия была продета кожаная нитка, чтобы их можно было носить на шее. Камни должны были касаться плоти, чтобы быть эффективными.

Шаман тоже знает, что я сделал разумный выбор.

— Спасибо.

Морщинистое, как яблоко, лицо выглядело более осунувшимся, чем обычно.

— Будь с ними осторожен. Такие...

— Я так и сделаю, — ответил Чезарет, прерывая шамана. Он хочет убедиться, что я не сделаю какую-нибудь глупость и не потеряю их. — Я обещаю.

Отвернувшись, он проталкивался сквозь толпу, пока не нашел свою сестру. Затем он обнял ее и прошептал "Спасибо" ей на ухо. Никому не нужно было знать, что она сделала для него и почему. И теперь они никогда не узнают о его трусости. Ему не придется встречать завтрашнее утро в отчаянии, пытаясь найти еще один предлог, чтобы не уходить.

Отпустив сестру, он нырнул в толпу. 

Он пробыл там достаточно долго, чтобы его отъезд не привлек внимания. Когда все, казалось, отвлеклись, он нырнул в палатку, которую делил с отцом и сестрой. Вещи отца уже были собраны и разложены на его спальном матрасе.

 Чезарет схватил свой дорожный рюкзак и запихнул в него спальный мешок. Он также положил немного сушеного мяса, висевшего в задней части палатки. Он хотел путешествовать налегке, и небольшой голод только обострил бы его чувства. Костяной кинжал с гладкой рукоятью он заткнул за пояс. Взяв седельный топор(Табарзин), он проверил лезвие и нашел его острым. Отец всегда хорошо заботился о своем оружии.

Я тоже буду, — пообещал он сам себе.

На рукояти виднелась засохшая кровь.

Это, должно быть, от отца.

Чезарет потратил бы все камни мира, чтобы все исправить и вернуть отца к жизни.

Ему было приятно держать топор в руках, как будто он был вырезан только для его пальцев. Он ощущал его тяжесть в своих костях, глубоко в своей душе. Его семья носила этот камень и владела этим оружием на протяжении многих поколений.

Наконец, он надел кожаную петлю на шею и позволил камням повиснуть у него под рубашкой, на коже.

Я действительно собираюсь отправиться в путь один?

Да, это так.

Холодная каменная уверенность наполнила его сердце.

Собираюсь ли я охотиться и убить трех киевских войнов?

Без колебаний, — ответил он.

Взяв седло и перекинув его через плечо, Чезарет выглянул из-за полога палатки, чтобы посмотреть, не смотрит ли кто в его сторону. Несколько человек поблизости были поглощены беседой, без сомнения, обсуждая как сестринскую щедрость, так и его собственный блестящий выбор. Он выскользнул из палатки, борясь с желанием убежать, и направился к загону, где паслись пони. Официально сестра поделилась только камнями, а не пони. Но Чезарет был уверен что она поймет и простит его. Как только он приблизился, Йилдирим заржал и затопал ногами, ему тоже не терпелось поскорее уйти. Прошло мгновение — животное было оседлано, а отцовский топор водружен на место, Чезарет вскочил Йилдириму на спину. Он пригнулся к шее пони, чтобы его не увидели те, кто был за забором.

— Мы едем на восток, навстречу возмездию, — сказал он Йилдириму, почесывая за ушами. — Поездка будет тяжелой. Ты готов?

Пони фыркнул, как бы говоря: "Поехали уже!"

Йилдрим с легкостью перепрыгнул через забор, и они понеслись галопом по лугам и полям.

* * *