— Это я их привел, — пискнул выбравшийся их кустов Лазарь.
Отец едва не подпрыгнул:
— Лазарь?! Ты жив?
— Не-е, — бросил Джек. Удивился, похоже, не меньше отца, но быстро взял себя в руки. — Где ж он жив? Прикидывается.
— И воззвал он громким голосом: Лазарь! иди вон, — обалдело пробормотал Кирилл. — И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами...
— Почему это «вон»? — обиделся Лазарь. — Ничего я не прикидываюсь! Я правда живой.
— А чего не приходил, если живой? — вмешался Джек. — Пелены мешали?
Лазарь неуверенно хихикнул:
— Да не. Я просто болел долго, а потом меня в Джубгу отправили. Только сегодня удрал.
— Молодец, — похвалил Джек.
Лазарь зарделся от удовольствия.
— Вы бежать можете? — не поднимая головы, спросил Серый.
Веревку, похоже, чем-то пропитали — обычную он давно бы разрезал. А в этой нож вяз, словно пила в сыром бревне, поддавались путы неохотно.
— Попробуем.
Рука у Серого дрогнула. До сих пор он не понимал, насколько ослабел отец и с каким трудом держится. Сейчас, по голосу, понял. Поднял на Кирилла лицо.
— Режь, — попросил отец, — не отвлекайся. Уйти можно тут — если потратить какое-то время на то, чтобы прорубить проход в изгороди. А можно тем путем, которым пришли вы. Я бы выбрал первое.
— Про изгородь я не думал, — признался Серый.
— Ты просто не успел. А у нас много времени было... Рад, что с тобой все в порядке, Лазарь.
— Я тоже рад, что вы живые, — пискнул пацан, — хоть и худющие! Правильно мать Мария сказала, скелеты прям. А я тоже чуть не умер, но меня спасла Мать Доброты! А Александр скоро очнется? Ты же его как-то так ударил, что ему не больно, да? Что он даже не закричал? А мы сейчас к Шаману пойдем?
Серый переглянулся с Мраком.
***
— Повторяю еще раз: к Шаману мы не пойдем. Решай быстрее, с нами ты или остаешься. — Серый едва сдерживался, чтобы не рявкнуть на Лазаря.
Веревки почти перерезаны, на счету каждая секунда — не хватало еще тратить их на уговоры.
— Объясни, для чего тебе Шаман, — вмешался отец.
Лазарь всхлипнул.
— Чтобы вы приняли Мать Доброты! Почему... — он уставился на Серого широко распахнутыми, не верящими в такую подлость глазами. — Зачем вы меня обманули?!
— Потому что иначе ты бы не привел их сюда. — Отец, видимо, догадался, в чем дело. — Видишь ли... Серый не стал тебе об этом говорить, но мы с Джеком не можем принять Мать Доброты. Поэтому, если останемся здесь, скоро умрем.
Лазарь охнул. Отец кивнул:
— Мне хреново настолько, насколько выгляжу. Пошла вторая неделя, как не могу подняться без помощи Джека. Еще несколько суток, и вовсе не смогу встать. Джек сильнее меня, но когда-нибудь сломается и он.
— Да щас, — бросил Джек, — это еще поглядим.
Но Лазарь его, кажется, не услышал. Он смотрел на Кирилла.
— А почему вы не можете Ее принять? Все могут, а вы нет?
— Мы другие, — просто объяснил Кирилл. — Не такие, как вы... Понимаю, что для тебя это прозвучит дико, но в своем мире мы обходимся без Матери Доброты.
— Почему?!
— Ну... Вероятно, потому, что нам она не нужна. Мы живем, полагаясь на собственные силы.
— Дак, в том и дело! — вскинулся Лазарь. — Вы живете плохо — а нужно хорошо! В Добре и Справедливости!
— Разве мы с Джеком — плохие люди?
— Нет, — растерялся Лазарь.
Кирилл кивнул:
— Вот и мне кажется, что не совсем пропащие. Если бы мы были плохими людьми, вряд ли ты захотел бы нам помогать, верно? А стало быть, можно не жить в Добре и Справедливости, оставаясь при этом человеком?
Лазарь сосредоточенно сопел.
— Я не утверждаю, что хорошим, — продолжил Кирилл, — ни я, ни Джек, ни Серый или Мрак — мы далеко не идеальны. И по части соблюдения Доброты и Справедливости ты или любой из твоих соплеменников наверняка даст нам сто очков вперед.
— Так попросите Мать Доброты! Она всему вас научит!
Кирилл покачал головой:
— Видишь ли. Бывают люди, не готовые слепо принимать чужие законы. Несмотря на то, что укладываться в рамки, установленные кем-то — куда проще, чем создавать свои. Это бывает тяжело, бывает больно. Бывает, что люди страдают и даже умирают. Но они живут так, как считают нужным, понимаешь? Идут своей дорогой, создают собственный мир. Они готовы отвечать за то, что делают, а не кивать на законы матери Доброты. Ты когда-нибудь видел людей на костылях?
Лазарь кивнул.
— Вот, а теперь представь — здоровому человеку предлагают костыли. Если ты сейчас возьмешь костыли, они помогут тебе ходить? Или будут мешать?
— Мешать.
— Вот. Для нас Мать Доброты — такие костыли. Мы ходим и без них, понимаешь?
Лазарь растерянно молчал.
— А мне вот интересно, — с досадой глядя на Кирилла, вмешался Джек, — до каких же пор тебе усохнуть надо, чтобы байки травить прекратил? Я так думаю — в гроб тебя положат, и там не заткнешься. К тебе с крышкой — а ты давай трындеть! Сперва про то, где дерево росло, из которого крышку состругали, потом про то, какая в тех краях погода, потом про то, какие птички на дереве сидели, да сколько раз дровосеку на башку нагадили... Он что спросить-то хотел? — Джек повернулся к Лазарю. — Ты с нами или нет? Вот и всё.
***
— Почему ты ему не сказал, что Мать Доброты — хрень собачья?
Серый шагал рядом с отцом. Лазарь ушел вперед вместе с Джеком, Мрак топал позади.
— Потому что никто не вправе разрушать чужую веру.
— Даже если эта вера — бред?!
— Даже если так. — Кириллу нелегко было разговаривать на ходу. Он задыхался, делал паузы, но голос звучал твердо. — Этого мальчика воспитывали... не мы. Есть люди, которые многое вложили... в то, чтобы он вырос таким, каким вырос. Выбивать у него почву из-под ног... неправильно. Он должен во всем разобраться... сам. И сделать собственные выводы.
— А если они будут неправильными?
— Может, и неправильными... с нашей точки зрения. Но кто сказал, что мы с тобой... истина в последней инстанции? Правда у каждого своя.
— Вот всегда ты так, — пожаловался Серый. — Со Сталкером — как хорошо! Приказал, а ты беги и делай. Справился — молодец!
— А облажаешься — башку открутит. — Отец улыбнулся. — Сталкер есть Сталкер... Я — это я. Спорить мы никогда... не прекратим. Ну так это ведь неплохо, правда?
— Наверное. — Серый помолчал. — Пап.
— У?
— Я скучал.
Кирилл остановился, долго посмотрел на Серого. И вдруг обнял его, прижал к себе. Полгода назад у Серого от такого родительского порыва кости бы затрещали. Сейчас он понял, что за эти полгода обогнал отца ростом. А еще почувствовал, как сильно Кирилл исхудал, все ребра можно сосчитать. К горлу подступил ком, Серый его сердито сглотнул. Пообещал отцу:
— Ты поправишься!
— Да куда я денусь. Идем.
Они снова тронулись.
— Как думаешь, этот Шаман скоро узнает, что вы удрали?
— Думаю, он еще вчера понял, к чему готовиться.
— То есть?! — обалдел Серый.
— Ну, Посланники ведь пришли вчера, так? Вряд ли для того, чтобы молчать. И вряд ли Шаман решил отложить разговор. Так что, думаю, он уже знает о вас, а два и два сложить не трудно. Кто эти посланники, кстати? Сколько лет, как выглядят?
— Девчонка чуть помладше нас с Мраком, — хмуро буркнул Серый. Воспоминание об Аде до сих пор вызывало неловкость. — А пацану лет четырнадцать.
— Правда? — удивился отец. — Я почему-то думал, что посланники — взрослые... Как, говоришь, их зовут?
— Я ничего не говорил. Девчонку — Ада. А пацана — Виссарион. Зашибись имена, да? Мы по дороге еще Евстафия встретили.
— Подожди. — Отец знакомым жестом потер виски. — Так... Ада, говоришь? А полное имя как?
— На помню. Арианда, что ли...
— Может, Ариадна?
— Ну, может. А что?
— Ариадна, — задумчиво проговорил отец. — Ей, говоришь, около шестнадцати?
— Ну да.
— А — Ариадна. Шестнадцать, — забормотал отец. — Б — прецедентов нет, пока пропустим... В — Виссарион, четырнадцать. Г — в поселке у Шамана есть девочка Гликерия... — Лазарь, — окликнул отец, — а сколько лет Гликерии?
