Его невинная ирландская натура никак не могла принять до конца реальность того мира, в котором мы оказались. Ну и еще, если честно, думаю, Патрик в некотором роде... как бы это сказать... Невинен не только помыслами, но и телом.
В этот момент дверь одной из комнат распахнулась и оттуда вышла девушка. Лет восемнадцать, не больше.
Ее кожа казалось слишком светлой, почти прозрачной, а губы – наоборот, ярко-красными. Будто на снег плеснули кровью. Даже в полумраке я заметил, как у висков незнакомки выступают тонкие вены, что свидетельствовало о некоторых проблемах со здоровьем.
Длинные темные волосы волной спадали на худые плечи. Этакий типаж Белоснежки, которая долго голодала.
Но больше всего выделялись глаза — огромные, карие, с неестественно расширенными зрачками, полные такой бездонной усталости и тоски, что смотреть в них было больно.
Ну и еще... Пожалуй, я бы сказал, девица эта пребывала в очень "несвежем" состоянии. Похоже, в заведении Матильды в ход идёт не только алкоголь, но и другая "запрещенка".
На девушке, прямо на голое тело, был одет потрёпанный шелковый халатик, короткий, едва прекрывающий задницу. При каждом движении полы разъезжались в стороны, позволяя рассмотреть те части тела, которые, по идее, она должна показывать только за определенную плату.
Девчонка остановилась и посмотрела на нас. В её взгляде я увидел внезапный проблеск разумности и что-то вроде понимания. С точки зрения жрицы любви, мы с ней были из одного мира — мира грязи и отбросов. Она молча усмехнулась, а потом шустро скользнула в соседнюю дверь.
— Шевелитесь, мальчики, у меня дела, — Раздался за нашими спинами насмешливый голос Матильды. – И нечего глазеть на Роззи. Не доросли еще до такого уровня. Деньжат не хватит.
Патрик резко сорвался с места и выскочил на улицу. Я последовал за ним, оставив слова Матильды без ответа. Вполне понятно, она над нами просто глумилась.
Как только оказались на свежем... ну, ладно, на относительно свежем воздухе, Патрик резко остановился, посмотрел мне в глаза, а затем на одном дыхании выпалил:
— Господи, Джонни... Эта девушка... Она почти как моя сестра... Такая же молодая и...
— Это ее работа, — Перебил я друга, – И это ее выбор. Кто мы такие, чтоб осуждать девчонку или лезть с нравоучениями.
Не хватало еще, чтоб Патрик из лучших побуждений начал спасать проституток. А он может, с него станется. Я прямо кожей почувствовал, как в нем просыпается рыцарь на белом коне, готовый броситься на помощь незнакомке.
– Это не работа. – Мрачно ответил ирландец, – Это просто ад. Ты заметил, как она выглядит? Словно приведение.
Я ничего не сказал Патрику в ответ. Просто молча двинулся в сторону "склада" Салли, чтоб взять следующий груз. Мы уже отдали две корзины и нам срочно нужно было снова затариться.
Но в чем-то с ирландцем я был согласен. Реальность, с которой мы сталкивались каждую минуту, кувалдой била по голове, заставлял еще отчаяние думать о том, как улучшить свою жизнь.
Однако, запомнился мне "Версаль" совсем по другой причине. Именно там случилось то, что послужило первым толчком к переменам, о которых мы пока ещё не могли даже подумать. Бордель стал отправной точкой событий, перевернувших все с ног на голову. Хотя, тогда я этого еще не понимал.
Второй наш визит в "Версаль" приключился прямо на следующий день. Похоже, алкоголь там улетал как горячие пирожки, что, в принципе, не удивительно.
Все началось как обычно: звонок у черного входа, недовольная физиономия матроны Матильды, спертый воздух коридора. Мы уже поставили корзину в подсобке, когда хозяйка вдруг повернулась и посмотрела мне в глаза. Ее взгляд вспыхнул откровенным интересом. Я молча усмехнулся и еле заметно покачал головой.
Матильда нахмурилась, капризно надув губы. Она прекрасно поняла мой ответ. Я дал ей понять, что не испытываю интереса. Дамочку это расстроило, но не остановило. Она посмотрела на Патрика, подумала буквально секунду, а затем медовым голосом протянула:
— Ты, рыжий, возьми-ка вон ту коробку со стола, донеси до моей комнаты. По коридору до самого конца, слева – дверь.
Патрик покорно кивнул, схватил со стола ящик, набитый какими-то банками, и направился к выходу из подсобки. Матильда бросила в мою сторону хитрый взгляд, а потом, приспустив пеньюар с плеч, двинулась вслед за ирландцем
Я замер, соображая, стоит ли мне вмешаться в то, что происходит. Просто... Насколько я знаю женщин, а я их знаю очень хорошо, Патрик имеет все шансы в ближайшие пять минут лишиться невинности и душевной, и телесной. Похоже, хозяйке борделя стало скучно и она решила вспомнить прошлое, но чисто по велению души.
В итоге я промолчал. Подумал, что это не мое дело. Патрик не маленький мальчик, а я ему не "мамочка" и не наставник по жизни. В конце концов, сам решит, принимать внезапно проснувшееся желание Матильды или отказаться.
Я выждал пару минут и вышел в коридор, который вполне ожидаемо оказался пустым. Приглушенные звуки за дверями, скрип половиц, да где-то вдалеке фальшивый звук рояля – все. Я двинулся к выходу, решив подождать друга на улице.
И вот тогда услышал их. Не привычные для этого места женские смешки или стоны, а низкие, властные мужские голоса со стальными нотками.
Эти голоса доносились из-за двери, которая находилась ближе к черному входу. Створка оказалась прикрыта не до конца. Я замедлил шаг. А потом...
Не могу объяснить, что мной руководило. Думаю, это была интуиция, смешанная с врожденным идиотизмом. Я прижался ухом к щели, но разобрать слова было почти невозможно — мешал гул голосов и музыка из соседней комнаты. Тогда я опустился на корточки, пытаясь заглянуть в замочную скважину. Идея была блестящей, если бы не одна деталь: с обратной стороны двери кто-то вставил ключ, который нагло перекрывал весь обзор.
«Великолепно, — подумал я. — Прирожденный шпион. Меня спалит какая-нибудь проститутка, потому что я буду тут сидеть на корточках, словно собираюсь нагадить прямо посреди коридора".
Нужен был другой план. И он пришел мне в голову с дурацкой скоростью. Окно. Комната находилась на первом этаже, а окна первого этажа «Версаля» выходили в узкий, замусоренный внутренний дворик. Если я выйду на улицу и проберусь туда...
Не дав себе времени передумать (иначе обязательно передумал бы), я выскользнул через черный вход на улицу и рысью поскакал за угол, чтоб попасть во двор, который оказался именно таким, каким и должен быть: грязным, вонючим, абсолютно безлюдным. Под нужным окном валялась перевернутая старая деревянная бочка. Я решил, что это – знак свыше.
Осторожно, стараясь не производить ни малейшего шума, я перевернул бочку в удобное положение и вскарабкался на нее. Бочка подозрительно скрипела, грозя в любой момент развалиться под моим весом. Я поймал равновесие, упершись руками в шершавую кирпичную стену, а затем, практически не дыша, заглянул в окно.
Комната была окутана сизым дымом сигар. В центре, за массивным столом из темного дерева, лицом к лицу, сидели двое мужчин. Атмосфера казалась настолько плотной, настолько напряжённой, что ее можно было резать ножом. Поначалу я не понял, кто эти люди, но по их уверенным лицам и дорогим костюмам было ясно — большие шишки. Очень большие.
По одну сторону стола восседал грузный, могучего телосложения мужчина лет пятидесяти. Его лицо с квадратной, словно высеченной из гранита челюстью и густыми седыми бакенбардами выглядело непоколебимо уверенным и холодно жестоким.
Костюм из дорогой ткани явно стоил целое состояние, но сидел на мощной фигуре мужика мешковато, выдавая в незнакомце не столько любителя моды, сколько солдата, напялившего непривычный для себя образ.
Его толстые пальцы с отполированными ногтями барабанили по столу, каждый жест был весомым и значительным, как у человека, привыкшего повелевать.
Напротив мужика с "баками", откинувшись на спинку стула с показной, какой-то хищной небрежностью, сидел другой — моложе, лет тридцати с небольшим.
