Спир всегда был способен на это, но Майриннен Теарца слишком боялась действовать. Последняя спирская королева позволила поработить родной остров, боясь, что Феникс испепелит весь мир. Она могла бы иметь все, но ей недоставало воли.
Рин не совершит ту же ошибку.
– Я не хотел. – Сквозь гул пламени она услышала мольбу Катая, обращенную к Нэчже. – Она не собиралась…
– Угомони ее, – сказал Нэчжа.
– У меня не получится.
Нэчжа встал, оттолкнув стул. Рин улыбнулась. Когда он бросился на нее, она была готова. Она заметила под его рубашкой спрятанный кинжал. И знала, что когда он нападает первым, то предпочитает удар правой в корпус. Она отскочила. Нэчжа пырнул ножом пустоту. А когда попытался сбить Рин с ног, она повторила его же движение и свалила на песок.
Одолеть его было так просто.
Рин ожидала, что придется приложить больше усилий. В рукопашной Нэчжа имел преимущества – он был выше и тяжелее, его руки и ноги длиннее, и, если Рин не придумывала какую-нибудь хитрость, всегда побеждал.
Но что-то изменилось.
Он растерял всю свою грозную силу и проворство. Его удары были неуклюжими и вялыми. Рин не видела ран, но при каждом движении Нэчжа морщился, словно в него вонзались невидимые ножи.
И он не вызвал Дракона. Почему он не вызвал Дракона?
Если ли бы она присмотрелась получше, то заметила бы, что при каждом движении золотые браслеты странно гудят, а кожа на его запястьях и лодыжках темнеет. Но сейчас Рин не думала о Нэчже. Он был лишь препятствием, большой глыбой, которую нужно убрать с дороги. О Нэчже она думала в последнюю очередь.
Рин думала о небе и о флоте.
Не так ли всегда чувствовал себя на поле боя Цзян, сметая целые полки одной мыслью? Разница в масштабах была невероятная. Рин не сражалась, все давалось ей без каких-либо усилий. Она просто переписывала реальность. Рисовала новую картину. Она указывала пальцем, и аэростаты воспламенялись. Она сжимала кулак, и взрывались гондолы.
Она видела четче и дальше. Разбудив спящий вулкан, уничтоживший Федерацию, Рин была одна внутри каменного храма, но ей казалось, будто она парит над архипелагом, видя, как миллионы спящих внизу загораются, как спичечные головки, и тут же гаснут.
Теперь она снова видела неуклюжий, хрупкий и временный материальный мир глазами бога. Вплоть до мельчайших деталей дирижаблей, словно стояла прямо под ними. Видела гладкую текстуру аэростатов. Время словно замедлилось, и Рин наблюдала, как вспыхивает и сгорает наполняющий их газ. Это было так восхитительно…
– Хватит, Рин!
Сначала она увидела, как Нэчжа шевелит губами, и только потом поняла, что он кричит. Он больше не боролся, даже не пытался – не парировал удары, не шел в атаку.
Рин врезала ему коленом по ребрам, а левой рукой по плечу и повалила на землю.
Нэчжа ударился головой о край стола и рухнул с открытым ртом. И уже не встал.
Рин снова повернулась к дирижаблям.
Пляж расплывался перед глазами. Она видела все вокруг так, будто она – само пламя. Не людей или дирижабли, а только формы, все одинаковые, растопка для ее благословенных костров. И Феникс закатывался пронзительным смехом от радости, все громче и громче, он заполнял ее разум, пока они не стали единым существом, от горизонта до горизонта, и Рин методично уничтожала флот…
Пока все вдруг не затихло.
Она потрясенно обернулась.
Небо было ярко-голубым, а дирижабли парили где-то очень далеко. А она снова стала обычной девушкой, лишившись огня.
Рин набросилась на Катая:
– Что ты…
Он едва держался на ногах и схватился за стол. Его лицо посерело. По вискам струился пот, а колени дрожали так сильно, что он, казалось, вот-вот рухнет.
– Да как ты мог, – прошептала она. – Катай…
– Только с моей помощью. Только с моего разрешения. Так мы договаривались.
Рин потрясенно уставилась на него. Он отрезал ее от Феникса. Гнусный предатель!
Катай был ее воротами, ее мостом, единственным путем к Фениксу. С тех пор как их связали якорем, Катай всегда держал этот путь открытым, позволял пользоваться своим разумом, чтобы получить самое мощное пламя, какое она только пожелает. Он никогда не отрезал путь. Рин почти и забыла, что он может это сделать.
– Я не думал, что смогу, – сказал он. – Сомневался, что получится лишить тебя огня. Но получилось, просто раньше я и не пытался.
– Катай…
– Прекрати это, – велел он. Он дернулся от судороги и зажмурился, но успел уцепиться за стол и не упал. – Иначе никогда больше не вернешь себе огонь.
Нет! Нет, все не может вот так закончиться. Рин зашла так далеко не для того, чтобы дурацкие колебания Катая отбросили ее назад. Он не имеет права лишать ее власти, как снисходительный папаша, вырывающий из рук игрушки.
Рин видела в его глазах вызов, и это разрывало ей сердце.
Неужели и ты, Катай?
Рин не хотела с ним драться. Если бы Катай не напал первым, у нее не хватило бы духу его ударить. Несмотря на предательство, он остался Катаем, лучшим другом и якорем, самым близким на свете человеком и единственным, которого она поклялась всегда оберегать.
Но он первым начал драку.
Он бросился вперед, нацелив кулаки ей в лицо, и в эту секунду словно разлетелась разделяющая их стеклянная преграда. Больше Рин уже ничто не сдерживало – ни чувства, ни уколы вины. Она обрушилась на Катая со всей яростью.
Она никогда прежде не дралась с Катаем.
Рин осознала это, только когда они повалились на землю, – забавный факт, учитывая, что в Синегарде она как минимум один раз дралась с каждым студентом на курсе. А с Венкой и Нэчжей состязалась многократно. На первом курсе она так старалась прикончить Нэчжу, что это ей почти удалось. Но никогда не трогала Катая. Даже на тренировках. В те несколько раз, когда их поставили в паре, они нашли предлоги, чтобы сменить партнеров, не желая причинять друг другу боль, даже понарошку.
Рин и не думала, что он так силен. В ее представлениях Катай был ученым, стратегом. После северного похода Вайшры Катай не участвовал в боях. Он всегда пережидал сражения на безопасном расстоянии, под охраной целого взвода.
Рин забыла, что его тоже тренировали как солдата. И у него очень хорошо получалось.
Катай не был таким сильным, как Нэчжа, или таким проворным, как Рин. Но наносил удары со смертоносной точностью. Самые сильные удары он наносил точечно – ребром ладони, костяшками пальцев, коленом. И тщательно прицеливался. Он знал Рин, как никто другой, знал все ее уязвимые места – ампутированную кисть, шрамы на спине, дважды сломанные ребра. И бил по ним с невероятной точностью.
Рин проигрывала. После десятка болезненных точных ударов она утомилась и стала медлительной. Катай с самого начала перехватил инициативу. Рин с трудом удавалось даже отбиваться, она вряд ли бы протянула еще одну минуту.
– Сдавайся, – выдохнул он. – Сдавайся, Рин, все кончено.
– Да пошел ты! – огрызнулась она и нацелилась правым кулаком ему в глаз. В пылу драки она забыла, что кулака уже нет и в острые лицевые кости попадут не костяшки пальцев, а культя, и без того ноющая и защищенная лишь тонким слоем кожи.
Боль ослепила Рин. Она взвыла.
Катай отпрянул, оказавшись вне досягаемости, и подобрал с земли нож Нэчжи.
Рин отскочила, машинально вскинув руки, чтобы прикрыть грудь. Но Катай целился не в нее.
Проклятье!
Рин схватила его за запястье в тот миг, когда нож уже коснулся его груди. Ей не хватило сил, и острие вошло в кожу, прорезав ее вдоль ребер. Рин изо всех сил тянула нож на себя, а Катай пытался вонзить его глубже, и острое лезвие дрожало у его груди.
Рин поняла, что ей не победить.
Она его не переборет. Катай был сильнее. И у него есть обе руки.
Но Рин и не нужно было победить его физически, достаточно сломать волю. И она знала кое-что наверняка, именно это лежало в основе их отношений с самого начала.
Ее воля гораздо сильнее. Так было всегда. Она действовала, а Катай следовал за ней. Как две руки на рукояти меча, Рин определяла направление, а Катай вкладывал в удар силу, она придумывала, а он исполнял. И всегда воплощал все ее замыслы. Сейчас ему не стоило бросать ей вызов.
