Рин устремила все мысли к Фениксу, пытаясь пробиться через хрупкую преграду в разуме Катая.
«Я знаю, что ты там, – беззвучно сказала она. – Я знаю, что ты со мной».
– Сдавайся, – сказал Катай. Однако пот уже струился по его лбу, а зубы были напряженно сжаты. – Ты меня не одолеешь.
Рин закрыла глаза и удвоила усилия, пытаясь проникнуть в мир духов, пока наконец не уловила тоненькую ниточку, едва заметный намек на божественное присутствие. Этого ей хватило.
«Сломи его», – велела она Фениксу.
И тут же услышала в голове звон, словно фарфоровая чашка разбилась о камни.
В глазах полыхнула красная вспышка. Пляж исчез.
Они были вдвоем в мире духов, стояли друг напротив друга на большом кругу, обнаженные и телом, и душой. Между ними лежала общая ярость, мстительность, жажда крови и вина. Жестокость Рин. Соучастие Катая. Ее отчаяние. Его сожаления.
Рин смотрела на него, понимая, что хочет подавить и ей достаточно лишь подумать об этом. Однажды Рин почти сделала нечто подобное – в тот миг, когда их связал якорь, в первые мгновения после того, как Катай стал ее связью с Фениксом, Рин чуть не уничтожила его. Она могла разорвать его разум, словно хлипкую сеть.
Катай тоже это понимал. Рин чувствовала его смирение перед неизбежным поражением.
Поражением, а не согласием. Теперь они стали врагами, и Рин могла сломить его волю, но не завоевать сердце.
И все же по какой-то причине у нее защемило сердце, и она остановилась.
– Прошу тебя, Катай.
– Нет, – ответил он. – Просто… Давай, действуй. Но я говорю «нет».
Он обмяк. Мир духов исчез. Рин пришла в себя в тот миг, когда Катай рухнул на землю, лихорадочно брыкаясь. И ее рука каким-то образом оказалась на его шее, а большой палец – на сонной артерии.
Их взгляды встретились. Рин охватил ужас.
Она узнала этот взгляд. Так когда-то она смотрела на Алтана. Так Дацзы смотрела на Жигу – с отчаянной, болезненной и полной угрызений совести преданностью.
Этот взгляд говорил: «Давай, сделай это. Возьми все, что пожелаешь. Я вечно буду тебя за это ненавидеть. Но и любить тоже буду вечно. Я не могу перестать тебя любить. Уничтожь меня, уничтожь нас, и я тебе позволю».
Она чуть было не приняла это за разрешение.
Но если она это сделает, если сломит его душу и заберет все, что хочет…
Она никогда не остановится. Ее власти не будет пределов. Она никогда не перестанет его использовать, разрывать его разум и жечь, каждый час, каждую минуту и каждую секунду, потому что ей всегда будет нужен огонь. Если Рин так поступит, то война охватит весь мир, а враги будут только умножаться, всегда найдется кто-нибудь новый, очередная Петра, которая попытается запретить ее бога и подавить народ, или очередной Нэчжа, подстрекающий к мятежу изнутри.
И если Рин не убьет всех до последнего, она никогда не будет в безопасности, никогда не завершит свою революцию и не остановится, пока не обратит весь мир в пепел, пока не останется в живых последней.
Пока не останется в одиночестве.
Будет ли это миром? Будет ли это освобождением?
Рин увидела свои будущие победы. Увидела обугленные руины Гесперии. Рин стояла в центре опустошительного пожара, пожиравшего мир вокруг, очищающего, сносящего прогнившее основание…
Но не видела, где заканчивается пожар.
Не понимала, где кончается боль – ни для всего мира, ни для Катая.
– Мне больно, – прошептал он.
Ее словно окатили ледяной водой. Рин вздрогнула от ужаса, всхлипнула и отдернула руку от шеи Катая.
Гул над головой превратился в оглушающий грохот.
Рин слишком поздно посмотрела наверх. Ее пронзила молния, окутав множеством безболезненных зарядов света в тысячу раз ярче солнца. Феникс умолк, как и ее ярость, алая пелена огня перед глазами исчезла. Молния уничтожила божественную сущность Рин, остался лишь чистый ужас перед тем, что она чуть не натворила.
Катай застонал, коснулся висков пальцами и обмяк. Рин прижала его к груди и начала покачивать в полуоцепенении.
– Рин, – прохрипел Нэчжа.
Она обернулась. Нэчжа сидел на песке. По его виску текла кровь, а глаза были мутными и расфокусированными. Приоткрыв рот, он смотрел, как по телу Рин пляшут электрические разряды. Нэчжа медленно встал, но Рин поняла, что он не собирается нападать. Он выглядел совсем как мальчишка, испуганный, смущенный и совершенно потерянный.
Рин поняла, что он ничего и не может сделать. Ни Нэчжа, ни Катай не могли повлиять на то, что сейчас произойдет. У них не хватило бы сил.
Это она должна сделать выбор.
За долю секунды Рин поняла это с полной ясностью. И знала, что нужно делать. Был только один путь, единственная дорога вперед.
Такая знакомая дорога. Сейчас это стало очевидным. Мир – это сон богов, а боги видят сны в виде симметричных повторяющихся узоров. История повторяется, и Рин – лишь последний на сегодняшний день вариант определенной сцены на гобелене, который соткали задолго до ее рождения.
Многие стояли на этом пороге до нее.
Майриннен Теарца – спирская королева, которая предпочла умереть, но не связать себя с ненавистным ей императором.
Алтан Тренсин – мальчик, который горел так ярко и сам запалил свой погребальный костер.
Цзян Цзыя – клинок Дракона-императора, чудовище, убийца, ее наставник и спаситель.
Ханелай, которая решила умереть, чтобы не вставать на колени.
Все они обладали невероятной, невообразимой силой и могли переписать историю. Но предпочли стереть себя из нее.
А теперь судьбу Никана держат в своих руках они втроем, фактически еще дети, слишком юные и неопытные для унаследованных ролей. И Рин могла бы получить империю, о которой мечтал Жига, если бы только была такой же жестокой.
Но каким императором стал бы Жига? И не была бы Рин еще худшей правительницей?
О да, история зловеще движется по кругу.
Рин увидела будущее, его форма была уже начертана, определена узорами, сплетенными еще до ее рождения – жестокостью, бесчеловечностью, угнетением, болью, которые привели ее в ту же точку, где когда-то находился Триумвират. И если Рин сломает Катая, как Жига сломил Цзяна, то узоры истории повторятся, и будет сопротивление, и будет кровь, и устранить это можно будет лишь одним путем – сжечь весь мир.
Однако она могла принять решение, единственное решение, способное поменять курс истории.
«К освобождению ведет долгий путь, – когда-то сказал Катай. – Иногда приходится склонять колени, Рин. Иногда стоит хотя бы притвориться».
Она наконец-то поняла, что это значит.
Поняла, что должна сделать. Речь не идет о поражении. Просто это очень долгая игра. Речь идет о выживании.
Она встала, взяла Нэчжу за руку и положила его пальцы на рукоять меча.
Нэчжа окаменел.
– Что ты…
– Завоюй их уважение, – сказала она. – Скажи, что это ты меня убил. Скажи им все, что они хотят услышать. Чтобы они могли тебе доверять.
– Рин…
– Это единственный путь, ведущий вперед.
Нэчжа понял, чего она от него хочет. Его глаза встревоженно округлились, он попытался выдернуть руку, но Рин крепко сжимала его пальцы.
– Нэчжа…
– Ты не можешь так поступить ради меня, – сказал он. – Я тебе не позволю.
– Не ради тебя. Я не оказываю тебе услугу. Это мой самый жестокий в жизни поступок.
Рин и правда так думала.
Умереть легко. Жить гораздо труднее – такой самый важный урок она получила от Алтана.
Рин опустила взгляд на Катая.
Он пришел в себя, и на его лице была написана решимость. Он мрачно кивнул. А больше Рин ничего и не нужно было. Только его разрешение.
Она не могла его отпустить. Они просто не знали, как это делается. Но она поняла с той же ясностью, как если бы Катай сказал это вслух, что он готов следовать за ней до конца. Их судьбы связаны, они оба виновны.
– Ну, давай же. – Она сплела свои пальцы с пальцами Нэчжи. Их ладони лежали на холодной рукояти меча, а вокруг них и между ними сверкали молнии. Рин поднесла острие к груди. – Только теперь доведи дело до конца.
