– Я не могу знать, что случилось при моём рождении. Как и все люди, я его, естественно, не помню.
Не смотря на спокойный тон, я чувствовала зло, исходящее от каждого сказанного слова.
– Но первым моим воспоминанием стал приют. Ты знаешь, что такое приют?
– Разве в наше время приюты существуют?
– Конечно, ведь ребёнку, оказавшемуся без семьи, нужно же где-то находиться до того времени, как его пристроят, словно щенка. Пока не заработает механизм государственной защиты. Концепция фостерной семьи – слышала о такой?
Я покачала головой, потому что, как и многие другие в этом мире, никогда не задумывалась о печальной участи сирот.
– Приёмные семьи. Но я там долго не задерживался, раз за разом возвращаясь в эти пункты передержки. Пока в один прекрасный день не подрос настолько, что просто сбежал, оказавшись на улице. По началу всё казалось не так плохо. Я познакомился с младшими членами банды, им пришлись по вкусу мои особенные способности. Детей, вроде меня, там было много. Симпатичные девчонки и мальчишки, мы собирались вместе и проводили вместе время под покровительством старших товарищей. Было весело – дешёвый алкоголь, дармовые наркотики. Поначалу – дармовые. Потом заставили всё отработать. Тех из нас, что посимпатичнее, насиловали, отвозили на какие-то закрытые «вечеринки», где заставляли заниматься проституцией. Различий по полу практический не делали. Тех, кто пытался бунтовать и как-то противостоять, избивали и запугивали.
– Какой ужас! – искренне возмутилась я. – Неужели никто не додумался обратиться за помощью?
Взгляд, брошенный на меня Вороном, был полон сарказма:
– Обратиться за помощью? Куда? Да подобные преступления происходят по всей Англии. Они исчисляются сотнями. Власти нарочно об этом замалчивают, предпочитая дать возможность преступнику уйти от ответственности. На закрытые вечеринки класса-люкс слесари и разносчики пиццы обычно не ходят, подобным вирусом заражены высшие эшелоны власти. Скажу тебе больше, в среде им подобных это преподносится как прогрессивный, современный образ жизни. Я думаю, недалеки те времена, когда педофилия предстанет перед обществом как угнетаемая сторона и потребует для себя равных со всеми прав. Как это было в своё время с гомосексуалистами.
Поняв, что помощи ждать неоткуда, я решил помочь нам тем, чем мог. А сумел я прилично. Когда наши «клиенты» стали сдыхать, разлагаясь практически на глазах, это привлекло к нашей банде внимание Инквизиции. Кажется, с чем-то подобным те уже сталкивались во времена охоты на ведьм. В общем, вычислили они меня довольно быстро, но убивать двенадцатилетнего ребёнка, который сам смутно догадывается о своих способностях не стали, а взяли на воспитание. Вот так мы и познакомились с твоим дедушкой, дорогая.
Лоуэл поставил передо мной дымящуюся тарелку.
– В Ордене мне по-своему объяснили разницу между героем и злодеем, добром и злом.
– И ты им поверил?
– Я никому не верю, кроме самого себя, Вероника. Хочешь знать моё мнение – в чём она, эта пресловутая разница между Добром и Злом? По мне, очень часто она заключена лишь в том, на какой стороне рассказчик. Взять нашу историю? В ней можно злодеем и предателем вывести меня, если смотреть на всё твоими глазами. А можно назначить им твоего драгоценного кузена. Но на самом деле мы оба и не злодеи, и не герои. Во многом мы с ним даже похожи и при других обстоятельствах могли бы стать друзьями.
– Так почему не стали?
– Потому что твой кузен заносчивый сноб, третировавший меня с первых дней моего появления в Магистратуре. Пока я не доказал, что круче него и ему бы лучше со мной считаться, чем задевать. Он парень неглупый. Так и сделал. Отстал от меня, найдя себе другое развлечение.
– Почему бы и тебе не последовать его примеру? Просто не забыть о вашей вражде, с чего бы она там не началась?
– Потому что, дорогая моя, что не всё в этом мире крутится вокруг того, что хотим я или ты. Есть ещё другие люди, держащие нас на крючке.
– Так ты служишь Ордену из верности? Или из страха перед ним?
Лоуэл усмехнулся, не разжимая губ:
– Верность пса, которого никогда не спускали с цепи, вопрос спорный, но я знаю, кто мой хозяин. И знаю, что может последовать за неповиновением. Ошейник на моей шее с острыми шипами.
– Ты надеешься выслужиться до такой степени, что тебя пощадят?
– После того, как узнал, что твой дед убил родного сына, ставшего в его глазах предателем? Я не настолько глуп.
– Тогда на что ты рассчитываешь?
– Ни на что. Просто тяну время. Возможно, настанет час, когда я сумею защититься и спрятаться от Ордена.
– Зачем прятаться? Почему – не уничтожить его?
– Потому что Орден это Лернейская гидра. Отрубишь одну голову – на её месте вырастет три.
– Ты пытался ухаживать за мной потому, что об этом тебя просил мой дед?
– Озвученный приказ сложно расценивать, как просьбу.
– А тебе не кажется, что это довольно подло – пытаться сыграть на моих чувствах?
– А тебе не кажется, что задавать мне такие вопросы, после того, как я рассказал тебе о моём детстве, как минимум – глупо? Благородно, не благородно – какая разница? Мы не на балу, принцесса. Все претензии – дедушке! Он приказал мне следить за тобой, держаться рядом, стараясь привлечь к себе, а затем – в наши ряды. Я делал, что мог. К слову, я большой любви тебе и не обещал. Речь шла о том, чтобы ты записалась в мою группу и была рядом со мной.
Он слишком горячо оправдывался для того, кому плевать на подлость и благородство. Может быть, Ворон вовсе и не безнадёжен?
– Ты действительно будешь просто стоять в стороне и смотреть, как твой опекун будет убивать меня и Адейра?
– Сильно сомневаюсь в том, что Инкриз планирует тебя убивать. Полагаю, у него на тебя другие планы.
– А как же Адейр?
– Я бы предпочёл, чтобы он остался в живых. Честно. Мне его даже немного жаль. Но, если выбор встанет ребром, кому из нас двоих умирать завтра – угадай, каким будет мой выбор?
– Послушай! Нас же может быть трое! Трое магов против одного инквизитора! Мы сможем с ним справиться. И выжить – все вместе!
От избытка всколыхнувшегося энтузиазма я положила ладонь на руку Ворона, но он тут же отдёрнул свою:
– Твой план не сработает.
– У меня нет плана, пока только идея. Но почему ты думаешь, что она обречена?
– Потому что я не пойду против Инкриза из желания спасти жизнь Адейру. Если эти два куска дерьма сожрут один другого, или взаимоуничтожатся – я не против!
– Ты ставишь на одну доску человека, оказавшегося способным убить собственного сына ради фанатичной идеи и Адейра?
– Инкриз фанатик, это да. Но во многом он всё-таки прав.
– И в чём это он прав, скажи на милость!? – в ярости сжала вилку я. – В том, что готовится сжить со света мальчишку, годящегося ему во внуки?
– Адейр не всегда будет юнцом. Придёт время, и он заматереет. И тогда справиться с ним станет в разы сложнее.
– О, Господи, дай мне терпения! – воскликнула я в ярости и отчаянии. – Зачем его уничтожать?! Почему не жить всем в мире и согласии?!
Лоуэл посмотрел меня с такой уверенностью в собственном превосходстве, что я разозлилась ещё сильнее.
– Маленькая глупышка, – проронил он, не меняясь в лице. – Думаешь, если пару раз перепихнулась с этим смазливым котом, так уже узнала всю его подноготную?
– Сейчас будешь рассказывать мне о нём страшные истории? Думаешь, я тебе поверю?
– Верь во что хочешь. Чувств Кошака к тебе я не знаю, и судить их не берусь. Но у Морела в Магистратуре стойкая репутация шлюхи. Удивлюсь, если он сам сможет вспомнить всех своих любовниц и любовников.
– Это клевета!
– Не будь смешной. Тебе это не к лицу.
– Как же меня всё это достало!!! – поднявшись, я в ярости смахнула тарелку со стола.
Скрестив руки на груди, Ворон с философским спокойствием проследил взглядом за её полётом.
– Что тебя достало?
– Всё! Всё эти разговоры! И грязные намёки! И эта бесконечная ложь!
