Лето, пляж, зомби. Окталогия (СИ) - Выборнов Наиль Эдуардович

– Идите, – ответил я, а потом сыграл смущение. – Только, блядь, очень тебя прошу – Лике ничего не говори. Она думает, что мы с пацанами сейчас план следующей вылазки готовим. Если узнает, она, конечно, от меня не уйдет – тупо некуда. Но ора будет. Это ни мне, ни тебе не надо.

– Ладно, не скажу, – все с таким же мрачным выражением лица проговорил Фред, махнул рукой своим. – Пошли, пацаны.

Они побежали дальше по улице. Я же закрыл калитку и пошел обратно в дом. Замерз я, если честно, все‑таки после пробежки разогретый был, а ночи тут уже прохладные. Действительно дело к осени идет.

Вошел в дом, запер за собой дверь, пошел на кухню. Не выдержал, налил себе в бокал еще коняька, махнул, после чего пошел в комнату, сел на диван. Через полминуты из спальни выглянула женщина, она так и не оделась. Насчет достоинств ее тела я в общем‑то не соврал – там и сиськи были, пусть и чуть‑чуть висячие, но это не для всех недостаток, и жопа такая толстая, пусть и с небольшим целлюлитом.

– Они ушли? – спросила Катя.

– Да, – кивнул я. – Больше не придут. Но мне придется тут пару часов просидеть. Не против?

– Нет, – она покачала головой, прошла в комнату и примостилась в кресло напротив меня.

– Я слышала, о чем вы говорили… – пробормотала она. – Ты ведь и правда кого‑то убил, а?

– Это не твое дело, – отрезал я, не повышая голоса, но в тоне было достаточно жесткости, чтобы стало ясно: не стоит лезть.

Она замолчала. Только встала и вышла из комнаты, но через минуту уже верлась с бокалом. Так ничего и не сказала, только глотнула, на этот раз не залпом. Я даже сморщился – коньяк был так себе.

Лицо у нее было напряженное, но не испуганное. Скорее… Растерянное. Или возбужденное. Да, было в этом что‑то такое.

– Я просто… – начала она. – Я не из любопытства. Мне просто страшно. Они ж за мной могут потом прийти.

Я не ответил, просто смотрел на неё. Даже не в упор, а как бы сквозь. Меня все это уже выматывало. Да и время к утру подходит, а я почти сутки не спал, да еще стрелять пришлось, а потом бежать. Хотелось просто минуту побыть в тишине, без людей, без слов. Стоило признать, что я заебался.

Она вдруг встала и подошла ближе. Я поймал ее взгляд, и увидел в нем не просто тревогу, а что‑то еще. Более того, она ведь была голой полностью, а так и грудь, ни промежность с курчавыми светлыми волосами на лобке не скрывала. Будто наоборот, открывалась мне.

– Ты ведь… Ты же никому не расскажешь, что я тебе помогла? – спросила она.

– Нет, – я покачал головой. – И тебе нельзя никому рассказывать. Вообще о том, что я тут был. Лучше реально думай, что я с тобой Лике изменил, и об этом никому знать нельзя. Поняла?

– Я просто… – она опустила глаза, потом подняла – уже другим взглядом. Мягким.

Податливым. Глупо‑восприимчивым, как бывает у женщин, которые сами себе уже всё решили, только ищут повод, чтобы это не выглядело слишком очевидно. Похоже, что я все‑таки более‑менее в них разбираюсь. Пусть и не совсем.

– Они приходили, конечно, но я никому… Просто ты… Не такой, как они. Совсем не такой.Она помолчала ещё секунду, потом вдруг выдохнула:

– Я нормальная, здоровая баба. У меня мужика с осени не было.

Я не ответил. Просто смотрел. Она подошла ближе. Теперь уже в упор.

– Я… Если ты хочешь… – и тут она замялась, но глаза не опустила.

Ну и что я должен ответить? Тут ведь все сыграло: и то, что я ее задоминировал сперва, грубые касания, то, что рот зажал. И то, что коньяком напоил. И она боялась сначала, а потом вдруг резко поняла, что угроза миновала. Всякое может быть.

Люди вообще разные, и ее организм внезапно сыграл так.

– Я не хочу, – сказал я.

Тихо. Не грубо. Но так, что спорить не хотелось.

Она застыла. Не сразу поняла. Потом отступила на шаг. Не обиделась, нет. Просто удивилась. Так бывает, когда тебе вдруг не дали того, чего ты сама не знала, зачем предложила.

– Оденься, – попросил я. – И просто поговорим, если захочешь, если тебе одиноко.

Она развернулась и ушла обратно в спальню. Не виляла бедрами, не пыталась соблазнить, обычная походка, ничего особенного. Скоро вернулась, уже в ночнушке, и сквозь нее я заметил, что и трусики одела. Ну что ж, гроза миновала похоже.

Я посмотрел в окно, и увидел, что там постепенно начинает светлеть. Скоро можно будет уйти домой. Потом, скорее всего, придется двинуться в город, если ничего не случится. Там есть еще что обнести, тот же виноводочный. Да и желательно еды сразу на промежуточную базу натаскать.

А еще надо что‑то решать с лагерем. Туда сегодня должны были отнести еды, но держать там Алмаза постоянно нельзя. Может быть велосипеды завести? Пешком пройти сложно, а на велике проехать до туда будет гораздо проще. Правда, по трассе, заметно.

А если горный велик? Не знаю, вот эта для меня кромешный лес, я в таких вещах совершенно ничего не понимаю.

– Ты задумался… – проговорила Катя.

– Да, – кивнул я. – Задумался. Я сегодня сделал… То ли очень умную вещь, то ли наоборот, полную глупость. И пока не совсем понимаю, что именно.

– Ты про то, что кого‑то убил?

– Не надо об этом, – я покачал головой. – Меньше знаешь – крепче спишь.

– Да, но…

– Вот и все, – я уже откровенно говоря грубил. – Кать, они поняли. Если окончательно в этом удостоверятся, то придут к тебе. Ты можешь на своем стоять, конечно, что мы тут с тобой ночь любви провели, или как там это называется. Но они не поверят. Так что лучше пусть они ничего не знают.

– Хорошо, – проговорила она. Кажется, смирилась.

– А мне сейчас подумать надо, – сказал я. – Просто подумать. Иди лучше спать, на самом деле.

Она снова посмотрела на меня, повернулась и ушла. А я так и остался сидеть. Посмотрел, увидел на подлокотнике кресла ее недопитый бокал коньяка. Почему бы и нет, в самом деле?

Подошел, взял, залпом опрокинул себя, уселся в это же кресло, вытянулся, положил руки на подлокотники и уставился в потолок. Закрыл глаза.

Надо домой идти, но сперва подождать, пока все немного успокоится. Лика с Наташей там с ума сходят наверняка, особенно если бандиты вломились опять посреди ночи. Да они и так волнуются, они же знают, куда я пошел. Даже девочка в курсе, я не стал ей врать. И предупредил, что мы можем не вернуться, даже сказал, чтобы они забирали оружие и уходили в горы. А потом на север, где смогут взять машину и уехать к Севастополю, на базу Росгвардии.

Если у них все в порядке до сих пор, в чем я, если честно, далеко не уверен. Потому что слишком близко к мертвому городу. Потому что военные порядки могут боком выйти. Смотря какие авторитеты выделятся. Это в мирное время среди них обычно числятся лучшие бойцы, рукопахари или просто нормальные пацаны. А в военное могут совсем другие появиться – ушлые и хитрые.

Хотя, может быть, у полицаев этих не так? Я же никогда там не служил, сперва армия, потом ЧВК. Но в ЧВК‑то все деньги зарабатывали просто, это я потом сдернул оттуда и в Крым свалил. Может быть и зря, стоило послушать остальных, остаться.

Ладно, что‑то я о пространных вещах стал рассуждать. Нужно о другом думать. О том, что сейчас лучше залечь на дно и больше никаких диверсий не устраивать в ближайшее время. А совсем даже наоборот – в город дернуть. Там, кстати, ситуация устаканиться должна более‑менее, зомби снова разбрестись. Возможно, стоит и в тот супермаркет сходить, что в «Восточном»?

Нет, там без машин делать нечего. И что тогда, договариваться, чтобы Фред нам машину дал? Почему бы и нет? Хотя после сегодняшнего он меня, подозреваю, на хуй пошлет. И может быть даже будет прав.

Ладно, думаем‑гадаем. Вопрос «кто виноват» не стоит, потому что и так все понятно. Мы да «Вороны» на самом деле – две стороны одной медали, и виноваты одинаково. Остается только «что делать».

Если говорить о том, что «сейчас» – это надо залечь на дно. Если о перспективе, то дел много. Союзников найти. Пошариться по окрестным мобильным военным базам в поисках хоть чего‑нибудь, что может полезным оказаться. Мины, оружие, мало ли, что там они бросить успели.