— Рад видеть, братец, — Яровой обнял Гната так, что хрустнули ребра.
— Борода у тебя висит, как колбаса, с подбородка, — прохрипел Бойко, отдышавшись.
– И Варган здесь! Я тебя не заметил.
Филипп стал новым пленником объятий, которые Северин справедливо называл медвежьими.
– Привет, Малыш, – он тоже был рад видеть рыжего характерника, которого считал самым хорошим из всех знакомых.
— У тебя голос загрубел, — сказал шляхтич, завершая пытки-поздравления. — Что случилось, друзья?
– Щезник пусть расскажет, он прибежал первым.
Тебе не скучно?
Чернововк ловко уклонился от Яреминых ручищ и подал знак учителю — Захар принялся поить без сознания корчмаря из фляги.
– Боны сначала вопили под корчмой, – рассказал Северин. – Владимир скрылся и не вылезал. Тогда они натолкались внутрь и объявили, что сожгут корчму через десять минут, если тот не выйдет. Собравшиеся после такого предупреждения успели забрать свое имущество, но Буханевич не вылезал. Видимо, надеялся отсидеться в тайнике до последнего. Когда я примчался, то из корчмы уже валил дым, а Владимир выползал на четвереньки, его мгновенно окружили и начали колотить. Я успел заступиться, испугал фамилией Чернововка, но выкрикнул одноглазый и мигом всех сплотил. Было бы мне несладко, если бы не прибежали другие.
— Всех сплотил, говоришь... А он точно из наших? - переспросил Филипп. – Эней час назад одного самозванца охотился. Может, это еще один зайда?
А я предлагал разорвать ему глотку. Ты меня не слушал!
– Наш он, – констатировал Ярема. – Я его из Стокгольма вспомнил.
— Но книга действительно мерзкая, — Северин неодобрительно посмотрел на переплет. — Самое название чего стоит.
— Рассказы оказались не такими геройскими, как ожидалось, — согласился Филипп.
Да неужели?
— Если бы не вы, братия, стал бы я на сторону поджигателей, честное слово, — вмешался Игнат. - Даже мой отец, земля пухом, который в детях любил разве что процесс их зачатия, а от одного взгляда на младенца его трепало - так вот, даже он никогда бы не замахнулся оружием на малыша. А молодой матери угрожать? Да кому такое в голову приходило?! Даже пьяный такого не сделал бы!
Игнат измерил бессознательного трактирщика гневным взглядом.
– Не понимаю, почему мы его защищали! За такую ложь действительно на кол надо!
– Это мой старый друг, – ответил Северин.
– И мой, – добавил Филипп.
Твой единственный настоящий друг – только я.
– Отказываюсь верить, что Владимир сделал это сознательно, – отозвался Захар. — Он не сделал бы такого ни ради славы, ни ради денег.
- Думаю, с этим следует разобраться позже, - заметил Северин. – Малыш, у вас лишней комнаты не найдется? Его надо где-нибудь положить.
— Для своих всегда что-нибудь найдется, — кивнул шляхтич. — Тряска, не так я себе представлял начало нашей пирушки...
Стрела, плюнув искрами, со страшным грохотом обрушилась, и на этом корчма «Под тысячей лезвий» отошла в историю.
Пойдем сегодня на охоту, Филипп?
***
В конце августа в банкетном зале «Черта и медведя» шум не умолкал до рассвета, однако в комнате для особых гостей царила тишина. Филипп листал страницы крамольной книги, Ярема рассматривал носаки собственных сапог, Северин вертел носогрейку в руках. Захара вместе с Буханевичем провели через черный ход и закрыли в ячейке для челяди.
Одежда проникла дымом. Игнат снова потрогал усы — не обжарило ли временами — и побрел задом на скамье. Триумф разоблаченного ссыльного, шок от предупреждения Варгана, радость от второго шанса, водоворот пожара, возмущение лживой книгой... Слишком много для вечера.
Молчание раздражало, очень хотелось выпить. Словно ангел, услышавший его молитву, в комнату влияла трактирщика Мирося с огромным подносом, посреди которого возвышался запотевший штоф ледяной водки с башенкой дубовых рюмок, рядом стояла кружка компота для Варгана, а вокруг расположились тарелки еды, зелень, зелень, мраморно-розовое сало. От созерцания этого грандиозного зрелища желудок заворчал, а рот наполнялся слюной. Игнат бросил на женщину счастливый взгляд, хлопнул в ладоши и подкрутил усы. Ветчина подмигнула в ответ и покинула комнату с пожеланием вкусного.
— Ты к Миросе усы не подкручивай, — хмуро бросил Ярема и разлил водку по рюмкам.
– Что-то ты нахмурился, Малыш, – ответил Игнат и поднял рюмку. — Ну-ка, братья, чего хмурились? Мы в этот вечер долго ждали!
Он старался ободрить не столько их, сколько себя.
– Четыре года не видел вас, – констатировал Филипп.
— Начало вечера чуть-чуть испоганили, — Северин взял рюмку.
— Совсем немного, — буркнул шляхтич.
– За встречу! – Филипп поднял кружечку со компотом.
Они поругались, выпили и принялись за ужин. Праздничного настроения не было. Ярема, обычно поглощавший больше всего, сидел, гневно надувая щеки.
– Малыш, я тебя таким не помню, – пробормотал Игнат, пытаясь прожевать откушенные куски колбасы и горохового пирожка. — Сидишь как сватанный, ничего не ешь... За Миросю переживаешь? Я к ней клинов не подбиваю, не бойся!
— Боюсь, чтобы «Черта и медведя» не отправили в ад вслед за «Тысячей лезвий», — пробормотал Ярема.
– За нами не следили, брат, – заметил Филипп. – Не стоит беспокоиться.
— Тем более, утром Буханевича здесь не будет, я лично в этом убедись, — поддержал Северин.
— Тогда, Щезник, каждый второй тост ты теряешь, — сказал Ярема без улыбки.
— Все ради того, чтобы ты начал наконец есть, светлейший.
Ярема посопел и принялся мастерить бутерброд, что было хорошим знаком. Филипп тем временем продолжал учить книгу Буханевича.
— Очень заметно, где оригинал меняли: прибавляли предложения, абзацы, даже целые рассказы. Никакие усилия, чтобы сохранить аутентичную стилистику.
— Это не его работа? — удивился Игнат.
Он уже размышлял, как бы толкнуть корчмарю бока перед тем, как учитель Северина его куда-то вывезет.
— Оригинальная рукопись, безусловно, принадлежит Буханевичу, но потом все рассказы очень исказили. Похоже, здесь работала группа авторов.
— Чихать всем на стилистику, — ответил Ярема, гневно поглощая бутерброд. — Это дерьмо будут читать и пересказывать!
Игнат вспомнил об Остапа. С этой книгой сельские дети получат очередную возможность поиздеваться над его сыном... Сукины дети! В воображении характерника они представали карликами, покрытыми гнойными волдырями, с выпученными глазками, желтыми клыками и слюнявыми пастями.
— Продолжение этих сраных листовок, — процедил Игнат. — Чтоб им вылезло!
– В такую ложь не поверят, – Филипп покачал головой. - Передали кутьи меда.
- Как же, не поверят, - хмыкнул Северин. — Расскажи это пепелу, которое осталось на месте «Тысячи лезвий».
— Не меряй по себе, Варган, — добавил Ярема. — Нас теперь возненавидят так, что мы ни одного джуры в ближайшие годы не увидим.
– Это плохо, – согласился Филипп. — Во всех шалашах не хватает людей, а книга отвадит и тех немногих желающих... Коварный удар.
— Наибольший приток в ряды волчьих рыцарей всегда был во время обороны Украины, — вспомнил Северин. — Все стремились присоединиться к рядам героев-защитников. А что сейчас? За последние годы имеем внутренний раскол, о котором известно при всех усилиях его скрыть, и войну на далеком Севере, к которому всем безразлично... Кому захочется подписать себе пожизненное проклятие ради этого?
- Тайная Стража эти пасквили заказывает, - Игнат стукнул кулаком по столу. - Я сегодня переодетого в сероманца шпиона разоблачил, зуб даю, что из этой братии!
– Их служба всегда нас ненавидела, – кивнул Северин. — Да и кому еще, кроме них, курировать такое?
- Курвить, - буркнул Игнат.
– Или кто-то хочет, чтобы мы так думали, – заметил Филипп. — Кто-то, кому выгодно рассорить Варту и Орден, ослабить внимание обеих служб... «Разделяй и властвуй».
Ярема молча впился зубами в новое наложение.
