- Что делает контрразведка? — Игнат подскочил на скамье. — Когда эта вшивая книжка мира не увидела! Кто, где, по чьему приказу, стало бы известно еще накануне печати! Раньше Орден умел отводить удары. А теперь мы похожи на подслеповатого глуховатого дурака, которому шутники смазали спину дерьмом, а он бегает по окрестностям в поисках виновника!
— Грустно признавать, но Орден ослаб. Война нас смяла, – кивнул Филипп. – Стоим на краю пропасти. Если толкнуть...
- Псекрев! — гаркнул Яровой, что покончил со вторым диванчиком. — Кто толкнет нас в пропасть, тот сам туда бултыхнет! Препуциум им на лоб, а не Серый Орден!
– Не занимай! — решительно сказал Северин.
– Не занимай! – подхватили другие.
Сыроманцы выпили и уперели пустыми рюмками по столу так, что загудело. Общее настроение улучшилось.
- У меня новость, братья, - Северин смущенно улыбнулся. — Хотел с нее начать... Словом, вы приглашены на мою свадьбу, которая состоится послезавтра!
– Что?! — заметил Ярема.
– Да ну! – вскочил Игнат.
– С кем?! - удивился Филипп.
- С Катрей.
Игнат ухватился за голову и выжал несколько странных бесчеловечных звуков. Ошалеть можно! Его дикая сестра выходит замуж?
— Погоди-ка! — сурово нахмурился он. – То есть Катя дала согласие?
– Да! Я ей как раз перед пожаром сделал предложение.
Игнать мгновенно нахмурился.
– А чего моего разрешения не спросил?
— А что мне спрашивать? — ощетинился Северин.
— Потому что так принято, болван! Сначала спрашивают отца, можно ли посвататься к его дочери, а если отца нет, то брата!
– Впервые слышу.
— Об исконных традициях никогда не слышал? И как такой болван узнал, откуда дети берутся? — вдруг лицо Гната просияло. — Постой-ка!
— Я никуда не убегаю.
Теперь все ясно! Как он сразу не понял?
– Она беременна, матери твоей ковечка! – заорал Игнат. - Катя беременна! Малыша ей смастерил, а теперь под венец зовешь, а?
— Что ты так решил? - покраснел Северин.
– Уши у тебя, как вареные раки, – развеселился Игнат. — А какого черта вы еще могли пожениться, черт возьми? Сбежались, разбежались, сбежались, разбежались... И вдруг свадьба! Вижу, что правда!
Северин потупился. Филипп с любопытством на него поглядывал, Ярема с хохотом хлопал в ладоши. А Игнат победоносно закрутил селедку вокруг уха и почувствовал милосердное снисхождение к побежденному.
— Не волнуйся, Щезник. У всех так было, у меня тоже. Бес с тобой! Простите, что разрешения не спросил, и благословение свое даю.
— Полегчало, — буркнул Северин с нескрываемым сарказмом.
Игнат этого не заметил.
— Первенцем должен быть сын, — разглагольствовал он авторитетно на правах единого семьянина. - Будущий характерник!
— Не уверен, что хочу волчьей тропы своему ребенку.
- Что за грязные? — уставился Игнат. – Сказал, как в воду пернул! Конечно, хочешь! Не мельником же ему быть с такими родителями!
– А твой в джуры пойдет? - спросил Филипп.
- Остап мой? Бигм! Через пять лет заберу к себе, как меня когда-то отец забрал. Эх, Щезник, жизнь течет! Теперь нас двое женатых будет!
Неожиданно встал Ярема:
— Ну, уж если об этом... Это будет трое женатых, — шляхтич элегантно поклонился, чего, как говорил Гнат, паничей учат с пеленок. — Имею честь пригласить уважаемое рыцарство на свадьбу брата Малыша, которое планируется следующей весной.
- О-го-го! Светлейший! — Игнат перевел подозрительный взгляд с Северина на шляхтича. — Вы сговорились... Ты тоже какой-то барышне пузо надул, Малыш?
- Подожду до первой брачной ночи, - ответил Ярема.
– Мы ее знаем? - спросил Филипп.
Шляхтич получил шейное украшение, внутри которого скрывался дагеротип изысканной барышни. Паша дома тоже имела такие портреты.
– Глаза как вишни в росе, – провозгласил Игнат одобрительный вердикт после придирчивого рассмотрения. — 3 лицо такое хрупкое... Сколько в ней пудов? Три?
- Где-то так.
— Не раздави в первую ночь, Малыш, ты весишь все тринадцать!
— Я вешу семь пудов.
— В амбаре у сундука, на белой перине — было крика и визга: задушил заяц лоска, — процитировал Игнат, играя бровями.
- Давно знакомы? – поинтересовался Северин.
— Пару раз встретились... — Ярема не пылал желанием делиться подробностями.
— Даже вместе не ложились, — покачал головой Игнат.
Иногда странность людей вокруг прямо на голову не налезала.
— Свадьба — не моя блажь, а замысел маменьки. Папа когда-то болтал, а она превратила его слова в настоящее завещание, — Ярема спрятал украшение и тут же понурылся. – Не будем об этом. Среди семей с гербами нечасто женятся на взаимной любви, поэтому я готов. Приглашение вы получили, только попробуйте не приехать.
Под гневные крики Мироси в комнату ввалился гость. На мгновение Игнат испугался, что это назначенец по его душу, но то оказался молодой человек с бандурой за спиной и полной кружкой пива в правой руке.
- Какие люди! — облегченно крикнул Игнат.
— Василий Матусевич, выдающийся кобзарь, чья слава гремит территориями Двухморского Союза! – поддержал Северин. — Озарил собственной персоной вечер серых нищих мугиров.
– Я уже подумал, что ты не придешь, – Ярема расчеснул медвежьи объятия.
– Ух, Мирося настоящая фурия! Пускать не хотела, мол, у господ характерников частная вечеринка! Но я сумел пробиться, – кобзарь поднял пиво. — Теперь ни тронь и цить на минутку.
С выражением неземного наслаждения он приложился к тормозу и опустошил его на три четверти длинным глотком.
— Первый глоток пива за день самый вкусный, — вдохновенно произнес Василий. — Ведь второй и другие после него всего лишь утоляют жажду... А первый глоток как первый поцелуй! Обладает свежестью и наслаждением, а его священное таинство — блаженная мистерия, дарованная грешникам самим Господом Богом и апостолами его пивоварнями, поэтому отвлекать человека от праздника его первого глотка пива за день — это большой грех.
— Аминь, — сказал Ярема.
— Сразу видно, кто здесь словами на жизнь зарабатывает,
— Игнат решил, что в остальные вечера будет разговаривать не менее высокопарно. - Истинный художник!
Яровой хруст был ребрами Матусевича, но истинный художник умело выбрался из тисков шляхетских объятий.
— Что вы здесь, лоботрясы? – кобзарь уселся за стол.
— Серпы свадебные косят спелые ряды одиночек, — ответил Игнат, гордясь молниеносно выдуманной метафорой. — Щезник, Малыш... Один только Варган останется свободным соколиком из нашей кумпании.
Филипп вздохнул и опустил глаза.
– А я его поддерживаю! Бандура - моя жена вовек, - Василий без приглашения набросился на остатки ужина.
– Ты с бандурой даже к ветру ходишь?
— После того, как у меня одну украли, я с этим не расстаюсь. А украли в первый же год! Это когда я сделал отклинщину, познакомился с вами и первую думу написал, — кобзарь с любопытством посмотрел на Северина. — Женишься на этой ведьме?
«О характернике и ведьме» стала одной из самых известных дум Матусевича, о чем он никогда не уставал напоминать при любом случае.
- Женюсь на характернице, которая тебе прутня отрежет, если при ней эту ведьму вспомнишь, - ответил Северин.
Игнат засмеялся, а Василий расстроился.
— Не унывай, тебя тоже приглашено. Что за свадьба без песен? - добавил Чернововк.
Кобзарь мигом расцвет и торопливо допил пиво.
— Буду за честь! Сыграю так, что на всю жизнь запомните! Но без ведьмского репертуара, конечно.
- Иначе прутня своего потеряешь, как колосок хрупкий под косой, - Игнат продолжал сверкать жемчугом красноречия, но почему-то застрял на теме жатвы. - Ну-ка по рюмке! Напьемся здесь, потому что в небе не дадут.
Ярема крякнул, поднял руку для крестного знамения, но только махнул ею и выпил.
- Прекрасная водочка, - объявил Василий. – Ох, друзья! Радуюсь нашей встрече! Как свободно дышится в Буде! Приехал и поет сердце... А вместе с ним могу здесь петь все, что вздумается.
