А дальше будет ждать позорная смерть — вот и все, чего Игнат Бойко добился при жизни.
- Не заметил, как прошло семь лет, - сказал Северин. - И война...
— Как ужасный сон, — глухо добавил Ярема.
Игнат вспомнил взрывы. Вверху свистит, уши заложило, пощечину воздухом по лицу, через мгновение кричат раненые.
– Сон, который всегда с тобой, – добавил Филипп. — Я иногда мыслю так глубоко, что не вижу мира вокруг.
Забрызганные кровью мундиры не отличишь: где свой, где чужой — безразлично. С нескольких часов боя ноют мышцы на руках. Сабли зазубренные.
— У меня тоже самое, — признался Игнат.
Он никогда не оправдывал войну и свое участие в боях. Не увлекался, не гордился, не рассказывал, не вспоминал. Это была просто работа, оставшаяся за плечами. Из всех отобранных жизней было стыдно только за одну – за убийство Павла.
— Постоянно такое, — поддержали Чернововк и Яровой.
В голове до отчаяния ясно. Неужели он умер тогда, на войне, сам того не заметив?
- Война изменила каждого, - подытожил Василий Матусевич.
И мы навсегда в ее сетях, мысленно добавил Игнат.
***
Северин нервничал, что угадывалось из распахнувшихся щек и покусываний косточек на кулаке. Как и остальные присутствующие рыцари, он был наряжен в форму, а чуб 7 украшал венок из черных дубовых веток. За отца стоял его учитель, брат Брыль, который вчера на рассвете уехал с Буханевичем и вернулся около полуночи, известив шляхтича об удачном бегстве несчастного трактирщика.
– Нас никто не заметил. "Черту и медведю" ничего не угрожает, - сказал старый характерник. — Спасибо, что приютил Владимира. Он поклоняется тебе.
- Так он в безопасности? — Ярема смутился от стыда за то, что ставил безопасность корчмы выше человеческой жизни.
— Не волнуйся, брат.
Гости собирались у дуба Мамая. Землю здесь вчера немного вытоптали джуры, которые арканом отмечали золотые скобы и сероманские прозвища. Шесть новых рыцарей Ордена... Сколько из них доживет до следующего августа?
– Подарок не забыл? - спросил Филипп.
— При мне, — Ярема для убедительности хлопнул по чересу, где ждал в свое время набитый монетами кисет.
Солнце медленно стекало к горизонту, выигрывало лучами на темных листьях, блестело золотыми прожилками. Вера Забила сидела у ствола и улыбалась: ее взгляд блуждал где-то между ветвями. Из есаула также пригласили главу контрразведчиков, в чьих рядах сестра Искра прослужила много лет. Басюга тихо переговаривался с Варганом. Тавриец, как всегда, был неразговорчив и задумчив — но что-то неуловимо исказилось в его взгляде или в движениях. И голос тоже изменился... Или это все ему кажется, потому что Ярема в странствиях по землям Северного Альянса слишком долго не видел старых друзей?
Кроме рыцарей здесь был кобзарь Василий Матусевич, звеня мелодию Мендельсона. Неподалеку от столов возились Мирося и двое ее племянников-помощников. Ярема настоял, что пир, который привезли прямо в поле несколькими повозками, будет свадебным подарком от семьи Яровых.
– Идут! – провозгласил Захар.
Немир охнул, Филипп широко открыл глаза, Вера захлопала в ладоши, Василий чуть не выпустил бандуру из рук, но не растерялся и начал громко и вдохновенно выигрывать свадебный марш, а Северин задышал так часто, словно грудную лягушку поймал.
Никто и никогда не видел сестру Искру без пары сабель за спиной... И такой прекрасной. Она шла полем в белом вышитом платье, совсем не беспокоясь, что на длинном подоле уже зеленеют несколько свежих пятен. Кромка подчеркивала выпяченный живот. Катя несла свою беременность надменно — и это удивительно подходило ей. Распущенные волосы украшал дубовый венок, в медовом свете заката белый наряд стал золотистым, а сама невеста походила на прекрасную скульптуру, чудом ожившую.
Ярема такую Катрю даже во снах представить не мог.
Игнат вел сестру на правах самого старшего мужа в семье, его телосложение даже лучилось гордостью. Брат Эней мог бы катиться колесом - так торчала его грудь. Шляхтич попытался вспомнить, каким был Эней на собственной свадьбе, но с того праздника он помнил немного, потому что тогда вся шайка, за исключением Варгана, быстро налигалась.
Под радостные возгласы и марш Мендельсонов Гнат торжественно передал руку сестре Северину и стал рядом с Яремой.
– Чтобы не раскопаться, курва, – прошептал Эней.
Вера отряхнула кунтуш от земли, взяла в руки чашу и предстала перед молодоженами. Василий сыграл последний аккорд, гости замерли, наступила торжественная тишина.
— В тревожных сумерках праздники всегда горят ярко, — начала есаула. — Дарят всем толику надежды. Супруги среди тех, кто выбрал волчью тропу, — редкость, а за последние годы и подавно. Я счастлива, что меня почтили честью соединить брачный союз сестры Искры и брата Щезника.
Молодожены обменялись быстрыми взглядами. Северин улыбнулся, Катя чуть не расхохоталась.
— Я не буду долго говорить. Мы все знаем, что должно произойти. Под дубом Мамая, перед родными и друзьями, обменяйтесь кольцами.
Невесты несколько секунд смотрели друг другу в глаза, потом обручились.
— Пора разделить напиток, являющийся символом жизни, — то ли кислое, то ли горькое, то ядовитое, то ли сладкое —. вы будете делить его отныне на двоих.
Катя нерешительно заглянула в чашу, потом взглянула на свой живот, но Вера только улыбнулась и прошептала:
– Это сок.
Невеста потеряла напиток, передала Северину, тот допил остальные и отдал чашу Вере.
- Идите за мной, как пойдете отныне дальше - вместе.
Есаула связала их руки полотенцем и повела вокруг дуба Мамая. Церемония Забилы отчасти напоминала церковное венчание, но в ней чаялось больше древнего таинства дохристианских времен. Когда-то Ярема посоветовал бы молодым пойти к священнику и скрепить супругов перед лицом Господа, но тот остался в прошлом.
Он смотрел, как молодые проходили вокруг могучего ствола, видел, каким счастьем сияли их лица, увидел себя рядом Галины в темноте храма, позади слышно дыхание дружек, держащих над ними тяжелые золотые короны, в ноздри сует тяжелый сладковатый запах, возносится в торжественные молы. эпитрахилем...
– …поцелуйте друг друга!
Он пропустил напутственные слова Веры, но захлопал в ладоши вместе со всеми, искренне радуясь за Северина и Катрю, исполненный не менее искренней зависти к их счастью.
– Я не рюмсаю, – пробормотал Игнат рядом.
После поцелуя Вера провозгласила молодоженов мужем и женой, а могучие ветви дуба Мамая качнулись, засвидетельствовав новый союз. Торжественную тишину обряда смыло приветствиями, аплодисментами и топотом ног. Захар подкинул вверх новенькую шляпу, Филипп унизительно засвистел, Игнат пальнул из пистолета, а Василий заиграл веселую мелодию.
Едва Ярема собрался подойти и вручить Щезнику подарок от шайки, как вдруг на супругов посыпался разноцветный снег. Лысу голову нового гостя покрывали ужасные шрамы, за ухом подпрыгивало приклеенное кусочком смолы перо павлина.
– Праздник! Праздник! — восклицал мужчина с детской улыбкой и подбрасывал горсти цветочных лепестков, у которых была целая корзина.
- Ошалеть, - прошептал Игнат. - Это же Павлин!
Странный гость махнул корзинкой, чтобы остальные лепестки взмыли в воздух, швырнул его в сторону, радостно засмеялся и бросился обниматься с Северином.
– Черный во-о-о-овк!
Ярема, Игнат и Филипп в стороне не остались и быстро образовали шумную кучу.
- Павлин!
— Вынырнул, засранец!
- Ты где столько лепестков насобирал?
Наобнимавшись с друзьями, Павлин не ответил ни на один вопрос и двинулся к Вере, а Ярема вручил вновь супругам Черновиков кисет с монетами.
— Мы подумали, что немного золота не помешает, — сказал шляхтич серьезно. — Малыш ведь немало нуждается!
Катя наградила его звонким поцелуем в щеку. Ярема покраснел и в очередной раз подумал, как повезло Щезнику. И исчезать он умеет, и невероятную девушку в жены взял... Мгновенно стало стыдно за такие мысли, поэтому Ярема пошел к столу и набросился на угощение, чтобы заглушить досадные ощущения.
