— Нельзя рассчитывать, что у тебя всегда будет несколько лишних секунд на прыжок в тень. Нельзя рассчитывать, что всегда будешь иметь тень.
В сообщениях Катри, то есть жены (Северин еще не привык к этому слову) сообщалось, что живот растет на глазах, и поэтому Басюга отстранил ее от всех интересных задач. «Это несправедливо! Сижу на жопе, как какой-то казначей!» - жаловалась Катя. «Я действительно не очень прыткая с этой пузякой. Как дирижабль... Надеюсь, что перестану расти, иначе взорваюсь. А неусыпное желание жрать уничтожает наше состояние ежедневно! Как женщины решаются на такое во второй или в третий раз? Никогда в жизни больше не забеременею, полно меня этих издевательств!» От ее писем теплело на сердце, но возвращалось воспоминание о разговоре с Линой и снова делалось отвратительно.
Часы показывали вторую ночь. Северин коснулся плеча есаулы, Иван мгновенно открыл глаза.
- Готов?
– Да.
Он даже не беспокоился. Все как на войне.
– Пусть Мамай помогает.
Северин разрезал пальцы и приложил порез к своей тени. Белый туман, Калиновый мост, прыжок.
Потусторонняя сторона застыла во времени за несколько мгновений до собственной погибели. Низкое небо с тусклым огрызком светила, потрескавшаяся земля, серый пепел, извитые стволы — неприязненный мир, погруженный в вечную тишину. Характерник закрыл глаза и растер кровь на веках, нашептывая формулу. Выучил ее из подаренных Забилой дневников брата Блукача, который был когда-то есаулой шалаш потусторонних и имел такой же дар. Из них Чернововк узнал много нового — в частности, о втором взгляде.
Он медленно открыл глаза. Пейзаж изменился: там, где раньше была пустота, возникли багровые силуэты. Над землей поднималась призрачная трава, за спиной высились деревья, а впереди мерцала стена имения — все начертано густыми красными акварелями прямо в воздухе.
Очертания подлинного мира.
Северин направился к дому, что багровой цитаделью истуканов на фоне темного неба. Трюк брата Блукача облегчал путешествие по Потустороннему миру: благодаря второму взгляду не стоит беспокоиться риском вынырнуть где-то посреди стены. Жаль, что это зрение не давало возможности разглядеть живые существа.
Характерник успел добраться до очертаний дома, как вдруг дорогу перескочил небольшой дедо. Быстрый старичок имел кучму седых волос, лохматую бороду к глазам и оттопыренные уши. Он едва достигал характера череса, но был настроен решительно: наставлял перед ним кулаки и гневно мигал глазами цвета спелой сливы.
— Ни трогай! – приказал дедо. — Думал через эту сторону залезть? А шиш тебе с маком. Я все вижу! Не пролезешь.
Вот только домового мне не хватало, подумал Северин.
- Хорошие шаровары, - сказал он вслух.
Шаровары домового были такими широченными, что странно, как он вообще умудрялся у них хоть как-то передвигаться.
– Ты меня не заболтай, – домовой не дал сбить себя с толку. – Надеялся прыгнуть сюда и все, готово? Нет, воришка! Ушивайся отсюда, потому что усыплю на орехи!
Северин вздохнул. Со второго по четвертое ночи — лучшее время для диверсии, и он его не тратит.
Характерник выхватил пистолет и выстрелил. Домовой испуганно пригнулся, закрыл заложенные выстрелом уши, а Северин уже стоял рядом: чем чиркнул по чумазой руке и вонзился в землю. Кровавая печать, скороговорка формулы.
— Приказываю никогда не причинять мне вреда с умыслом или ненамеренно!
Домовой ошарашенно коснулся лба и посмотрел на свои пальцы. Сделал шаг к Северину, но багряная точка сверкнула и он упал. Тело сотрясали судороги.
— Приказываю убраться с дороги и не мешать моему делу, — жаль домовой, который только делал то, что должен, но у сероманца не было времени на переговоры. – Приказываю сидеть здесь тихо до моего возвращения.
Домой подтянул колени к носу, перекатился на бок и едва слышно заплакал. Северин чувствовал себя дерьмом, однако усилием силы воли вернулся мыслями к задаче: начиналось самое сложное.
Перед лестницей он тщательно протер обувь от пепла, перехватил нож для метания и перелетел назад — нарисованной лестницей не подняться. Оказался посреди широкой пустой прихожей, двинулся вверх, прижимаясь к стене, осторожно прошел второй этаж и добрался до третьей; дальше, снова у стены, слева по коридору, в последнюю дверь. Охранник прижал ружье к стене и тихо похрапывал на стуле.
В кабинете витали запахи кожи и старинных книг. Документ должен быть в столе, в скрытой ячейке. Северин принялся постепенно обследовать гигантский письменный стол: нужная кнопка нашлась через несколько минут. Звонко щелкнуло. Характерник замер, потому что звук раздался так громко, что могли и за домом услышать.
Однако храп охранника не прервался. На всякий случай Северин подождал, но все так же было тихо. Он повернулся к скрытой каморке, внимательно разглядывал ее, запечатывая ее в памяти, один за другим выкладывал высокие кипы перевязанных банкнот и поднял второе дно. Там, под экземпляром «Летописи Серого Ордена» Буханевича, лежал нужный документ — лист, исписанный странными символами, похожими на латинки и кириллицы.
Северин был обращен более восьми лет, поэтому видел в темноте значительно лучше простого человека. Постоянно глядя на оригинал, он риска-в-штрих, как приказал есаула, перерисовывал неизвестную ему азбуку. Надо обустроить все так, чтобы никто не заподозрил, что здесь кто-то побывал: если бумажку украсть или оставить хоть намек на незваный визит — дело потеряет смысл. Такое поручение Северин выполнял впервые, и изготовление копии оказалось довольно медленным делом: он возился около сорока минут, трижды меняя карандаши.
Когда копирование было завершено, Северин на минуту зажмурился, потащил в темноту, давая глазам передышку, сравнил документы и остался доволен. Напоследок проверил книгу: пятнадцатая страница была преломлена.
Он осторожно уложил оригинал на место, приделывал дно, сложил деньги в надлежащем порядке и ячейка заняла свое место. Характерник оглянулся, чтобы убедиться, что в кабинете ничто не свидетельствует о его гостеприимстве. Пора возвращаться.
Борода домового промокла от слез и сопляк.
— Сними проклятую печать! — прошептал он, как только Северин оказался рядом. - Сними ее немедленно!
Северин нахлынул пальцы, стер знак из грязного лба и прошептал формулу.
– Прости.
Он не боялся нападения в спину - домовые не отличались коварством - и двинулся дальше, так что вслед прозвучало:
— Проклятый вор! Как мне теперь жить в доме, который я поклялся защищать? - причитал домовой. - Думаешь, тебе это пройдет? Думаешь, можно приходить, крепостить кого захочешь и все тебе сойдет с рук? Я этого так не оставлю!
Северин на всякий случай оглянулся, но домовой грозился обоими кулаками одновременно.
– До самого Гаада дойду, слышишь? Даже до самой Гадры! Будет тебе кровавая печать! До кончины будешь помнить, выкуренный сын!
Под неумолкающие проклятия домового характерник вернулся за стену и перепрыгнул к Ивану.
– Как все прошло?
– Из людей меня никто не заметил, – Северин отдал ему копию. — Нашел в тайном отделении, как и ожидалось. Переписал все как можно точнее. Книга – «Летопись», пятнадцатая страница.
– «Летопись»? Вот чертовщина... Отлично. Наконец-то мы взяли след, брат! Итак, надежные люди до сих пор есть, Иван улыбнулся. Давно никто не видел улыбки есаулы назначенцев.
Если надежные люди так хорошо знали имение, то могли бы собственноручно перерисовать проклятый узор, подумал Северин. Ему было стыдно за обиженного домового, которого он, вероятно, сделал бездомным.
- К коням, брат, - Иван не терял времени. — Надо поскорее отдать записку казначеям. Холера, как долго мы охотились на нее!
— Можно теперь узнать, что это за документ? — спросил Северин, который иногда не знал цели задачи (другая распространенная практика куреня назначенцев). — Едва глаза не вылезли на той китайской грамоте.
– Это шифр, брат. Шифр важнейшего документа, а страница книги – ключ к нему.
