- Самый важный документ?
Северин уже и не ожидал получить ответ, как есаула сказал:
- План уничтожения Серого Ордена.
Глава восьмая
Союзники Украины? Скорее союзники сатаны! Серый Орден умалчивает кровавые преступления характерников», — вопила передняя страница газеты «Visnyk Het'manatu».
Филипп вздохнул и принялся за статью.
«Месяц тому общину взбудоражила «Летопись Серого Ордена» — книга, которая не оставила равнодушным ни одного читателя. Все мы привыкли к героическим легендам и думам, где победоносные характерники становились на защиту Украины и жертвовали собой ради ее спасения... Но пора спросить: как оно на самом деле? Имеет ли этот пламенный образ хоть что-то общее с реальной жизнью? Вдохновленный примером бесстрашного Владимира Буханевича, чью корчму сироманцы сожгли в знак мести, когда тот открыл темный занавес над скрытой правдой о волчьих рыцарях, автор этого сообщения (не разглашая собственного имени по соображениям безопасности) тоже провел небольшое расследование, а затем общиной...»
Филипп посмотрел на портрет рядом со статьей. С портрета угадывался он сам, правда, с большим носом и глазами, но в общем похож. Неизвестный художник даже косу опрокинул через плечо для наглядного показа ее длины.
«Свидетель, выживший в той битве, рассказывает (далее подается прямой язык без правок): «Варяги нам во фланг зашли, ударили конными. Кто побежал, кто за саблю ухватился. Мне затылок копытом зацепило, замакитрилось, а когда оклыгал, вижу, как он шастает среди варягов и колет их штыком, как свиней. Курва! Глаза безумные, весь в крови, настоящий тебе черт! Когда очередного шведа настраивал, то ударил так сильно, что и ружье треснуло пополам. Тогда он на волка опрокинулся, всю одежду в паклю, и дальше убивает. Мать Богородица! Я много дерьма на своем возрасте видел, но это была масакра! Летал, словно смерть! Было страшно и радостно одновременно, потому что он контратаку, считай, самостоятельно похоронил. Когда враги пали, все бросились его приветствовать, мол, с десятком таких бойцов можно войну выиграть, а он оглянулся, изо рта слюна кровавая течет, хвост по бокам хлопает, и как бросится вдруг к ближайшему стрелку! Все остолбенели, пыль, это был наш стрелок, наш! Какого черта? И тут один хлоп его штыком шлепнул, болван, что оборотню произойдет от того штыка... Так он и второго разорвал, даже глазом не моргнув... Я попятился, потому что швед конный и безумный сероманец — это не одна беда: если против первого выстоять можно, то от второго лучше убегать. Он еще двух загрыз, подлец, вдруг скорчился, взвыл и снова человеком обернулся...»
Дальше шел не менее красочный рассказ о том, что упомянутого характерника все любили и уважали за спокойный нрав и рассудительную натуру, поэтому никакого выходки от него не ожидали. После битвы безумного сероманца отозвали, а старейшины строго-настрого приказали держать язык на припоне. «Эти события подтвердил другой стрелок, переживший битву. Редакция газеты обратилась за комментарием к Совету Симох есаул, но никакого ответа от Серого Ордена не получила».
Однако, продолжал рассказчик, на этом история характерника не заканчивается. «Возможно, читатель подумал, что после расследования наставники Ордена приговорили душегубца к смертной казни? Отнюдь! Недавно мужчина, очень похожий по описанию на того же братоубийцу с поля битвы Северной Войны, под самым носом у главного штаба войска Сечевого напал и сжег новый состав в Запорожье».
Далее выкладывалось воспоминание свидетеля, чудом не погибшего в пожаре, потому что палач связал его и бросил на произвол судьбы. Катюга имел черес с тремя клямрами, а описание его облика полностью совпадало с описаниями ветеранов. По словам очевидцев, художник воспроизвел внешность обезумевшего характерника, которого всем советовалось обходить десятой дорогой, пока ему, несмотря на законы государства и здравого смысла, разрешено свободно жить и передвигаться по украинским дорогам.
Филипп снова посмотрел на свой портрет. Теперь ясно, почему продавец газет так на него смотрел - он стал печально известным на весь Гетманат разбойником.
Статья заканчивалась так: «Когда наши предки нуждались в слугах Сатаны. Но теперь, когда государство украинское стоит крепко, а на страже его войско Сечево и Тайная Стража, я спрашиваю всех: нужны ли на государственной службе опасные оборотни, которые якобы защищают нас, и действительно вредят не меньше врага?!
Уже перед самой печатью этого выпуска до меня дошли слухи, будто в Красном Совете назрела фронда, и вскоре там проголосуют за вотум недоверия Серому Ордену. Дальше дело за Черной Радой и гетманом. Надеемся, что власть больше не будет закрывать глаза на произвол сироманцев, о которых давно и неутихательно предупреждает святая Православная Церковь, потому что сейчас так сложилось, что народ украинский надо беречь от тех, кто вроде бы клялся беречь его».
Филипп швырнул газету в костер.
Последним сообщением Басюга приказывал покинуть расследование и притихнуть на несколько недель — желательно, где-то на безлюдье, пока шум вокруг выборов не заставит общину забыть рожу Олефира, растиражированную на страницах одной из крупнейших газет страны. Кроме Газды написали Щезник и Эней, оба со словами поддержки и советом ко времени исчезнуть. Он никогда не рассказывал друзьям о случае на войне... Но они все равно поддержали его.
Филипп знал, что прошлое укусит, но не ожидал, что это произойдет так. Трудно спорить: с точки зрения анонимного газетчика, он совершил ужасные преступления, и здесь, в отличие от обезображенной книги Буханевича, не было ни слова неправды. Конечно, у людей были основания бояться и осуждать его. А что Филипп мог сказать в ответ? У него не было никакого оправдания.
Одно радовало: Майя, наверное, прочла эту статью и поняла, почему он покинул ее. Любопытно, что она думала при этом, что чувствовала? Отвращение? Страх? Облегчение? Жалость? Может, стоит написать ей и...
Нет. Нет! Он вычеркнул себя из ее жизни. Пусть Майя будет счастлива, а их история останется в прошлом. По крайней мере, для нее.
Газета превратилась в хрупкую пепел. Сероманец учел на руке небольшого пистоля. Где-то он прочел, что в Японской Империи после бесчестия рыцарь должен убить себя, чтобы ритуально очистить собственное достоинство.
Филипп приложил дуло к виску. С тех пор как он заставил Зверя отступить (из-за этого убежал Хведир Цапко), надоедливый голос больше не отзывался ни днем, ни ночью. Даже волчьи сны исчезли... Но статья вернула мысли о серебряном шаре.
Палец лежал на крючке, однако характерник никак не мог сосредоточиться на мысли о смерти. Голова продолжала размышлять над задачей: из всех возможных целей избрали именно его; опубликованный портрет; свидетельница из сожженного состава... Статью напечатали неслучайно. Он кому-то очень насолил и получил ответный удар — значит, бросать дело нельзя, тем более когда появился след!
А когда он кончит, тогда уже ничто не удержит его от нажатия на крючок... Это расследование — единственная причина отложить пистолет.
Вместо этого решительно взялся за нож. Лезвие скользнуло, вгрызлось, опыляло быстро и неровно, пока коса, похожая на огромную мертвую змею, не упала к ногам. Почти пятнадцать лет его жизни извратилось в этой тяжелой веревке пепелистых волос. Филипп смотрел на нее несколько секунд, потом без колебаний бросил в костер. Воняло. Он осторожно провел ладонью по шее: рука не встретила ничего, кроме кожи. Филипп улыбнулся и впервые за много дней заиграл на варгане, пока пламя доедало его прошлое.
Документы, найденные в кабинете господина Цапка, не очень помогли: кто бы ни создавал эту сеть, он делал это удивительно мастерски. Неизвестный знал, как его будут искать, умышленно оставлял по себе призрачную цепь счетов и адресов, которые постоянно исчезали или заводили в тупик. Множество наличных, мало свидетелей. Кого другого это могло запутать, но не бывшего казначея. Есаули Филипп докладывал, что скрывается недалеко от Кодака, а сам упорно продолжал расследование на обоих берегах Днепра. Обновленная прическа и небритость изменили его облик достаточно, чтобы не привлекать внимание, а на дорогах он всегда натягивал маску к переносице.
