Твоему секретарю точно известно больше, подумал Филипп.
– Кто привозит деньги и приказы?
– Сейчас и увидишь, – усмехнулся старик.
Характерник услышал стук копыт и ржание лошадей. Игумен намеренно тянул время. Его перехитрили!
Филипп выскочил из-за амвона: всадников было больше десятка, все вооружены, с нашитыми белыми крестами на опанчах. Остановили коней перед входом, спешились, перекрестились и стали заходить в церковь.
- Здесь характерник! — закричал пострадавший от пугающего монах. — Оборотень угрожал нам!
У него впились взгляды, сначала растерянные, затем разъяренные. Покатилось:
- Бей-убивай!
- Серебро, достаньте серебро!
Если они вооружены серебром, то ему конец. Пленных фанатики не берут. Единственный выход перекрыт; окна слишком высоко, подпертые снаружи строительными лесами; нужно пробиваться к двери – единственный шанс на спасение.
– Не приближайтесь! — крикнул монах двум храбрецам, которые с булавами двинулись вперед. – Лучше расстреляйте!
Остальные бросились по ружью. У него было считанные секунды. Филипп откинул плетку, ножом разрезал пучку пальца, провел пальцем по губам. На раздевание времени не было.
– Я – волк.
Ничего не произошло. Позади хлопнула дверь чулана монахов.
– Я – волк, – повторил сероманец.
Только привкус крови на губах.
– Я – волк! — закричал во весь голос.
Что-то не выходит?
Божьи воины возвращались с ружьями и ловко заряжали их.
– Сейчас расстреляют!
Ты будто сам собирался пустить пулю в голову, разве нет?
- Прекрати! Я – волк!
Он видит дула их ружей. Сейчас будет залп.
Итак, принимаешь меня?
Громко раздались выстрелы, прокатились эхом. Филипп бросился на землю с отчаянным «да».
Запомни это согласие, Филипп.
Восстановленная стена покрылась дырками. Характерник почувствовал боль, но не успел понять, куда попали пули, потому что мир растекся багровыми волнами и растворился в оглушительном волчьем рычании, от которого кровь спела в жилах.
Известно, что старые мельницы кишат нечистой силой, ночью перемалывающей человеческие кости. Неосторожного беднягу, который попадет в заброшенную мельницу по закату, считайте пропащим — если чудом уцелеет, то навсегда потеряет разум. Многие свидетели созерцали здесь ночные гульбища чертей, люди рассказывали и о страшном шуме и зеленом сиянии вокруг мельницы, поэтому характерник без колебаний выбрал это место для ночлега на полнолуние: здесь всегда царило безлюдье.
Упырь понюхал воздух, тряхнул гривой и тихо заржал.
– Именно здесь все и было, – согласился Игнат.
У него было шесть мест, куда приезжал сбрасывать лунное иго, но до этой мельницы давненько не наведывался. Лишь после последних событий вспомнил о нем и с изумлением почувствовал желание вернуться. Здесь ничего не изменилось, разве что доски прогнили и пыли стало больше. Воспоминания не заставили себя ждать.
.. .Той ночью он разжег костер, выпил зелье, которое приготовила местная ведьма за пару талеров, и направил нож к сердцу. Отец строго предписывал, что делать этого вторично нельзя, но Игнат правил не уважал.
Тишина. Рассохла выжженная земля. Серый прах под ногами. Неподвижный труп на сгоревшем небе. Позади — чернолес, впереди — мертвая равнина врывается пропастью непроглядной тьмы... И неподвижная фигура на одном из выступлений.
Эхо собственных шагов прокатилось громом. Бозна, как Щезник не сходит с ума в своих путешествиях... Это самая настоящая прогулка адом! Лишь бы не встретиться с ним здесь случайно, Щезник, наверное, поинтересуется, почему Эней сюда припихнулся, будет неудобно ему врать.
Смотритель над обрывом поднял руки. В ответ темнота перед ним возмутилась, задрожала, истончилась на нитку, закружилась, забурлила, вдруг треснула, обернулась тяжелой волной, бултыхнулась в пропасть и расползлась непроглядным мраком - как и не было ничего. Созерцатель повернулся и посмотрел на пришельца. По краям жестко очерченного рта коснулась улыбка, скорее сверху, недобрый и кривой.
— Игнат Бойко, — багровые глаза заревели.
– Ты помнишь мое имя.
– Я помню каждое имя из моих свитков. Чего нужно?
Игнат перевел дыхание. Призвал образ жены и маленького свертка у ее груди — сына, которого они решили назвать Остапом в честь деда Игната.
- Хочу разорвать сделку, - сказал сероманец.
Причудливые глаза пронизывали, гортали самые сокровенные мысли и воспоминания: о братьях и друзьях, об Орисе и Ульяне, о путешествиях и войне — все, что случилось после ночи серебряной скобы.
– Вы, люди, все одинаковы, – сказал Гаад оскорбительно. - Никогда не держите слова. Я предупреждал: сделку невозможно расторгнуть.
Отвернулся и умолк, уставившись в пропасть. Однако Игнат не отступил.
- Назови услугу! Я выполню.
Гаад даже не шелохнулся. Характерник скрежетнул зубами и крикнул:
– Слышишь? Сделаю, что прикажешь!
Потусторонний властитель развернулся, глаза его яростно сияли.
– Мне не нужны жалкие услуги! Ты по собственной воле поставил подпись и этим сделал свой выбор, человек.
От силы того голоса Игнату стало плохо: голова закружилась, желудок сжал, уши заложило, словно рядом грянул взрыв. Он собрал все свое мужество, отвагу и дерзость, крикнул:
– Я пришел не за отказом!
Гаад улыбнулся второй раз. В этот раз шире. Слабость в теле сероманца исчезла.
– Но получил именно ее.
Багровые глаза вспыхнули так ярко, что Гната на мгновение ослепило. Прозрев, увидел, что они поменялись местами — теперь характерник стоял на краю обрыва, а Гаад в нескольких шагах от него.
– Тебе не сойти с тропы.
Жирная линь под ногами треснула, Игнат не успел вскрикнуть, как уже летел в бездну, тьма заползла во все полости, залепила глаза, перебила дыхание, а он падал и падал...
Вдруг сел у погасшего костра. Сердце колотилось, коловрат на груди пекло огнем, тело покрывал обильный пот. Так кончилась его отчаянная попытка, о которой он предпочел забыть, и с тех пор старая мельница напоминала о презрении на лице с багровыми глазами.
А он просто желал жизни! Обычную жизнь... Игнат понял это, когда вернулся с войны, поцеловал жену и обнял сына. Разве он мог знать в пятнадцать лет, что ему действительно нужно? Разве мог тогда выбирать сознательно? Разве после прожитых лет с проклятием не имел права сделать другой выбор, пойти другим путём? Разве другие не нарушают присягу?
Вскоре после этой неудачи Гнат встретил Мармуляда и Орисю, жизнь пошла кувырком, пока судьба копняком не дала шанс выбраться из трясины. И вот он опять здесь — ветряная мельница сделал круг.
Игнат переночевал на мельнице, и ни одно неприятное воспоминание не нарушило его крепкого сна.
Сентябрь проходил прекрасно. Характерник посетил семью дважды — раньше для этого потребовалось не менее нескольких месяцев.
– Ты стал чаще приезжать. Случайность? – поинтересовалась Ульяна.
— Недаром в Буду ездил, — подмигнул Игнат. — Поговорил с десятником, немного выпили, тот согласился дать больше времени на семью.
Он действительно когда-то разговаривал об этом с братом Крайкой, но случился этот разговор более двух лет назад. У сурового Крайка было доброе сердце и не подозревал, что брат Эней тратит выторгованное время на столичные развлечения и грязные заработки... Но это в прошлом.
Игнат подхватил Ульяну на руки и закружил ее.
- Вот дурацкий, - засмеялась женщина. — У меня же полная корзина в руках!
- А у меня настоящее сокровище!
Она посмотрела ему в глаза и спросила без улыбки.
— Ты действительно теперь будешь приезжать чаще?
– Даю слово!
– Осторожно, характерник, я могу привыкнуть.
В конюшне к старой Ожинке присоединилась молодая и полная сил кобыла Суничка; Ульяна счастливо улыбалась; Остап плелся за Гнатом всюду, не желая терять ни минуты с отцом. Парень не расставался с деревянными сабельками, он даже собственноручно смастерил перевязь на спину, похожую на крылышко крылышки, чтобы носить оружие на родительский манер. Малыш неплохо возился с ними, правда, большинство движений придумывал самостоятельно, и в этом Игнат видел наследственный фехтовальный талант Бойков. Приемы, которые он показывал сыну, тот схватывал на лету: из него должен был вырасти боец, искуснее Катрю.
