Колег смолк, уставившись на тень бутылки в центре стола. Раскалённые угли потрескивали в печи, и в столь прохладный и дождливый день должны были подарить уют и радость этому дому, но в глазах уставшего хозяина я видел лишь пелену тоски и печаль. Душевые раны не заживают.
— Кровь из обрубка брызнула на ту тварь, — проскрипел мужчина, раскуривая папиросу, — и женский смех стал еще злобнее и громче, даже громче мучительного вопля, что раздирал глотку нашего герцога. Петрас не из тех, кто валится в колени врага. Даже тогда, без руки, с застывшим воем на губах, он продолжал смотреть в глаза своему врагу. «А ты храбрый» — сказала она тогда. Позже на моих глаза развернулось истинное безумие, вид которого моё сознание отказывалось принимать. Я проваливался в беспамятство, но обрывки сохранились. Эта тварь… Эта сука… эта…
Колег с трудом сдерживал эмоции. Глаза покраснели и почти намокли, но он проглотил подступивший ком и выдохнул горький воздух.
— Эта сука позволила себе ударить Петраса в лицо, — продолжил хозяин дома, пытаясь всеми силами угомонить дрожь подбородка. — Кулаком! Разбила ему нос! Но он продолжал гордо стоять перед ней, хоть и с трудом держался на ногах. Она отвесила ему пощёчину, да с такой силы, что он чуть не рухнул наземь. Пошатнулся, но устоял. Третий удар пришёлся герцогу в висок. И он не устоял, рухнул на колени, оставшейся левой рукой в перчатке опёрся о грязную землю. Его ладонь тут же утонула в багровой луже, на глазах разрастающейся от плещущих во все стороны кровавых струй из уродливой культи по локоть. Женщина залилась смехом, а успокоившись, потребовала, чтобы он сражался, а не ползал в её ногах, словно бродячая собака. Герцог попытался рукой оттолкнуться от земли, выпрямить спину. Безуспешно. Он попытался сгруппироваться. Чуть успокоившись, и уняв дрожь в теле, Петрас еще раз оттолкнулся левой рукой, но когда ему нужно было упереться в землю возле своих колен, ладонь предательски скользнула в сторону, герцог лицом рухнул в лужу крови. Истерический смех раскатился по округе с новой силой. В тот миг мои глаза наполнились слезами. Я простился с жизнью, как и все воины, что меня окружали. Вокруг словно всё замерло, был слышан лишь пронзительный стон нашего правителя, беспомощно елозившего по земле. Это так унизительно. И противно. Мне захотелось умереть в тот же миг. Мне хотелось, чтобы стоящий рядом солдат обрушил мне на грудь свой страшный меч. И когда женский смех лишь разгонялся с какой-то животной одурью, вокруг всё вдруг затихло. Все звуки словно исчезли. Я тогда уверовал в смерть, что вот она именно такая как говорили: тихая и страшная. Жуткий булькающий хрип вернул мне жизнь. Мои глаза оторвались от голубого неба и медленно поползли вниз. Мой герцог стоял в полный рост. Его лицо и вся его одежда были красными от крови. Женщина перед ним стояла в полном оцепенении, словно увидела нечто страшное, пугающее её до глубины души. Она как -то неестественно дёрнулась. И лишь потом я увидел, как левая рука Петраса нарисовала в воздухе дугу и врезалась в грудь женщины. Как оказалось — не в первый раз. Отрубленная рука по локоть. Герцог случайно нащупал её в луже крови, схватился за ладонь и в невероятном порыве безысходности ударил эту тварь в грудь. Кость герцога пронзила кровавый доспех. Вы представляете себе! Стальные мечи оставляли еле заметные чёрточки на их кривых пластинах, а человеческая кость смогла пробить насквозь!
Тут у меня в голове что-то начало складываться, но не до конца. Кости… возможно, кости — это мой антипод. Вспомнить даже те стрелы, чьи наконечники умудрились пробить мой доспех. Лина сказала, что они их делают из костей. Вот как получается, что меня с лёгкостью можно убить костью какой-нибудь дворовой курицы! Или не всё так просто, как мне показалось… Да и всё же вопрос остаётся открытым: какая была цель посещения данной деревни «кровокожами». Просто так они не приходят. Единственный раз, когда я видел их в деле, они смогли определить способности Рожи и забрать её. Уверен, это и было их целью. Значит, вполне возможно предположить, что и сюда они явились не просто так, а ради кого-то… Надо меньше пить…
— Герцог пронзил эту надменную тварь прямо в сердце! — взревел Колег. — Она пошатнулась, меч выпал из её рук, и в этот миг два десятка её солдат замерли, как, словно их сковал мороз. Маска женщины покрылась трещинами, крохотные куски посыпались на землю. Затем весь её доспех пронзили глубокие трещины. Раздался треск. Два десятка мечей выпали из окаменевших рук прямо к ногам наших бойцов. Всё закончилось быстро. Половина женской головы откололась и рухнула ей на плечо. От удара всё тело вдруг рассыпалось в прах. Воины, что застыли рядом с ней — на них обрушились стальные мечи, и они так же все превратились в пыль. Так, герцог Петрас одержал победу над «кровокожами». Но на этом их набеги не прекратились. Через пять лет они вернулись снова и снова получили достойный отпор.
— Герцог убивал всех своей рукой? — спросил Дрюня с чуть не прикрытым сарказмом. Колег, из-за избытка в своём желудке алкоголя, не придал особого значения наглости своего собутыльника.
— Нет! — причмокнул Колег, — Что за вздор! Из своей отрубленной руки он приказал сделать наконечник для копья. Так у нас появилось особое оружие, способное разить броню «кровокожих». Народ назвал оружие нашего спасения «Длань праха». Но новая битва не была такой же лёгкой как прошлая. В последний раз «кровокожих» было больше и убить их пришлось гораздо больше, прежде чем они все обратились в прах.
Мне вспомнился случай в Дрюниной пещере, когда та женщина в кровавом доспехе, что лежала на холодном полу, вдруг умерла после моего путешествия по её кишечнику. А после Дрюнин меч рассыпался в прах. Любопытно, но почему остальные воины тоже рассыпались в прах? Я, конечно, не спец в этих вопросах размножения «кровокожих», и свечку не держал, но думается мне, что в таких группах всегда имеется «кровокож»- мама, странствующая в окружении своих выродков. Убил её — убил всех. Других мыслей сейчас нет. Да и думать сил нет. Моё любопытство выискивало совсем иные нюансы.
Глава 12
Оружие.
Больше всего меня интересовал вопрос — каким оружием были вооружены воины этой деревни?
«Дланью праха» герцог смог поразить… убить «кровокожа»! А это не хухры-мухры заявочка, бля!
Допустим я вот такой сижу тут за столом, попиваю местной браги, покуриваю, а оказывается, что в любой момент обожравшийся синьки Колег может рухнуть со своего стула и сломать руку. Допустим. И допустим, я встану перед ним на колено, начну оказывать первую помощь, а он, от дичайшей боли начнёт своим открытым переломом вертеть у моего лица. Одно неловкое движение — и в горле у меня кость моего собутыльника. Типичная картина дворовых пьянок. Но не сейчас!
Колег запрокинул еще одну кружку, которой я потерял счёт. Огромный кадык заелозил под бледной кожей, словно живой кролик в теле питона. Тонкая блестящая струйка потекла с уголка губ. Осушив кружку до последней капли, он ставит её на стол, отрыгивает. Локон его сальных волос застревает у него во рту. Он жуёт их, причмокивая губами. А потом ладонью вытирает уставшее лицо, снимая глянец с израненных губ и вынимая влажную волосню изо рта.
Я смотрел на этого человека и испытывал отвращение. Весь его вид, каждое движения. Сейчас, в состоянии не стоянии он казался жалким. Но не мне его судить. У них тут свой быт, своя житуха. И все мы, в те редкие моменты, когда нам удаётся по-настоящему отдохнуть от всего: от смертей, от сражений и боли, вправе вести себя как нам угодно. Колег был измотан, длительный стресс высосал из него с десяток килограмм, что бросалось в глаза. Грязная рубаха была явно на пару размеров больше, а через огромный ворот мне были видны выступающие на блестящей коже рёбра. И шрам. Тусклого освещения в зале вполне хватило рассмотреть огромный синий шрам, рассекающий почти мальчишескую грудь от подмышки до подмышки.
— Что уставилась? — промямлил Колег.
