У Робина заколотилось сердце. Он жаждал узнать все подробности, определить масштаб этого заговора. Он лихорадочно прочел всю пачку писем; когда они закончились, достал из левого ящика другую стопку корреспонденции. В ней обнаружилось примерно то же самое. Целесообразность войны никогда не вызывала вопросов, только ее сроки и необходимость убедить парламент. Но некоторые из писем датировались еще 1837 годом. Каким образом более двух лет назад Джардин, Мэтисон и Ловелл могли знать, что переговоры в Кантоне перерастут в военные действия?
Но это было очевидно. Они знали, потому что хотели этого с самого начала. Они хотели развязать войну, потому что нуждались в серебре, а если император Цин каким-то чудом не изменит мнения, единственный способ получить серебро заключался в пушках. Профессор Ловелл планировал войну еще до отплытия в Китай. Эти люди не собирались вести добросовестные переговоры с наместником Линем. Переговоры были лишь предлогом для военных действий. Профессору Ловеллу оплатили поездку в Кантон в качестве последней экспедиции перед внесением законопроекта в парламент. Эти люди рассчитывали на то, что профессор Ловелл поможет им выиграть короткую и жестокую войну.
Как они поступят, когда поймут, что профессор Ловелл никогда не вернется в Англию?
– В чем дело?
Робин поднял голову. На пороге зевал Рами.
– У тебя остался еще час до начала твоей вахты, – сказал Робин.
– Не мог заснуть. Да и все равно эти вахты – чепуха, никто не придет за нами посреди ночи. – Рами встал рядом с Робином у стола профессора Ловелла. – Что, пытаешься что-нибудь разнюхать?
– Вот, взгляни. – Робин похлопал по письмам. – Прочти это.
Рами взял верхнее письмо из пачки, проглядел его и сел напротив Робина, чтобы получше рассмотреть остальные.
– Бог ты мой!
– Это военные планы, – сказал Робин. – В них есть все, с кем мы встречались в Кантоне. Вот, смотри, тут письма от преподобных Моррисона и Гюцлаффа – они использовали сан как прикрытие, чтобы шпионить за китайской армией. Гюцлафф даже подкупал информаторов, которые в подробностях рассказывали ему о размещении войск, какие влиятельные китайские торговцы выступают против британцев и даже какие ломбарды удобно ограбить.
– Гюцлафф? – фыркнул Рами. – Серьезно? Вот уж не ожидал такого от немца.
– Тут есть еще памфлеты, призванные распалить в обществе поддержку войны, – смотри, здесь Мэтисон называет китайцев «народом, отличающимся удивительными убожеством, скупостью, тщеславием и упрямством». А здесь некто Годдард пишет, что появление военных кораблей поддержит «спокойствие и благоразумие». Ты только представь. Спокойствие и благоразумие. Какое потрясающее описание военного вторжения.
– Невероятно. – Рами все быстрее и быстрее перелистывал страницы, его взгляд скользил по ним сверху вниз. – Возникает вопрос, зачем вообще нас туда послали.
– Потому что нужен был предлог, – сказал Робин. Теперь все встало на свои места. Это было так очевидно, до смешного просто, и ему хотелось дать себе пинка за то, что не заметил раньше. – Ведь нужно предъявить парламенту какую-то причину, по которой необходимо применить силу. Они хотели, чтобы Бейлис унизил Линя, а не достиг компромисса. Хотели, чтобы Линь первым начал враждебные действия.
Рами фыркнул.
– Только они совершенно не рассчитывали, что Линь спалит весь опиум в гавани.
– Да, – согласился Робин. – Но, предполагаю, они все равно получили необходимый предлог.
– Вот вы где, – сказала Виктуар.
Оба подскочили от неожиданности.
– А кто присматривает за дверью? – спросил Робин.
– Все равно никто не ворвется сюда в три часа ночи. А Летти дрыхнет как бревно. – Виктуар пересекла комнату и уставилась на стопку писем. – А это что?
Рами жестом предложил ей сесть:
– Сама посмотри.
Виктуар, как и Рами, начала читать все быстрее и быстрее, стоило ей понять, что перед ней.
– Боже мой… – Она поднесла пальцы к губам. – Так вы думаете… что они никогда даже…
– Именно так, – отозвался Робин. – Все было лишь для виду. Никто и не ожидал, что мы договоримся о мире.
Она беспомощно тряхнула бумагами.
– И что нам с этим делать?
– В каком смысле? – спросил Робин.
Она бросила на него озадаченный взгляд.
– Это же военные планы.
– А мы – просто студенты, – ответил он. – Что мы можем сделать?
Повисла долгая тишина.
– Ох, Птах, – вздохнул Рами. – А что мы вообще здесь делаем? Зачем вернулись?
Оксфорд – вот ответ. Оксфорд, и в этом они все были согласны, потому что там, в западне «Эллады», сбросив труп профессора в океанские глубины, их успокаивала лишь надежда вернуться к нормальной и знакомой жизни, только эта мечта об иллюзорной стабильности не давала им сойти с ума. Все планы всегда заканчивались на благополучном прибытии в Англию. Но нельзя было по-прежнему избегать этой темы, слепо верить, что стоит только вернуться в Оксфорд, и все наладится.
Однако пути назад не было. Все они это знали. Бесполезно притворяться, невозможно забиться в безопасный уголок от невообразимой жестокости и эксплуатации. Есть только обширная пугающая сеть колониальной империи и справедливое требование ей сопротивляться.
– И что тогда? – спросил Робин. – Куда нам идти?
– Что ж, – сказала Виктуар, – в общество Гермеса.
И когда она это произнесла, все стало очевидным. Только «Гермес» может знать, что с этим делать. Общество Гермеса, которое предал Робин, возможно, не захочет принять их обратно, но только оно одно хотя бы заявляло, что борется с колониализмом. У них остался лишь один выход, редкий и незаслуженный второй шанс исправить ошибки, если только они найдут «Гермес», прежде чем их найдет полиция.
– Так что, договорились? – Виктуар переводила взгляд с Рами на Робина. – Оксфорд, а потом «Гермес» и все, что от нас потребуется «Гермесу».
– Да, – твердо сказал Рами.
– Нет, – ответил Робин. – Нет, это безумие. Я сдамся, пойду в полицию, как только…
Рами фыркнул.
– Мы уже это проходили, и не раз. Ты признаешься, и что дальше? Забыл, что Джардин и Мэтисон пытаются развязать войну? Это важнее нас, Птах. Важнее тебя. У тебя есть обязательства.
– Но все просто, – настаивал Робин. – Я признаюсь и тем сниму груз вины с вас. Это же отделит опиумную войну от убийства, как вы не понимаете? Освободит вас от…
– Хватит, – отрезала Виктуар. – Мы тебе не позволим.
– Разумеется, не позволим, – сказал Рами. – А кроме того, это эгоистично, слишком легкий для тебя способ выкрутиться.
– Как это может быть легким способом…
– Ты хочешь поступить правильно, – сказал Рами, все больше распаляясь. – Как всегда. Но считаешь, что стать мучеником – это правильно. Думаешь, если ты достаточно настрадаешься за свои грехи, то будешь прощен.
– Я не…
– Вот почему ты взял на себя нашу вину в ту ночь. Каждый раз, сталкиваясь с трудностями, ты просто хочешь от них избавиться и думаешь, что лучший способ сделать это – самобичевание. Ты одержим наказанием. Но так не бывает, Птах. Если ты попадешь в тюрьму, никому лучше не станет. Если тебя повесят, это ничего не исправит. Мир по-прежнему останется таким же. Война все равно надвигается. Единственный способ искупить вину – остановить войну, а ты не хочешь этого делать, потому что боишься, вот в чем причина.
Робин счел его слова в высшей степени несправедливыми.
– Той ночью я лишь пытался вас спасти.
– Ты пытался снять себя с крючка, – возразил Рами, хотя и вполне добродушно. – Но от всех этих жертв ты не почувствуешь себя лучше. И не поможешь остальным, так что это совершенно бесполезно. А теперь, если ты завершил свои великие попытки принести себя в жертву, думаю, нам стоит обсудить…
Он запнулся. Виктуар и Рами проследили за его взглядом – в дверях стояла Летти, скрестив руки на груди. Никто не знал, сколько времени она уже там провела. Ее лицо было очень бледным, не считая двух красных пятен на щеках.
